Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Дыхание ветра

— О, папа, при таких обстоятельствах старые ссоры должны отойти на второй план.

Эрмин, снедаемая нетерпением и отвратительным страхом, продолжала размышлять. Не сказав ни слова родителям, она решила связаться с авиабазой. «Как я раньше не подумала?! — упрекнула себя она. — Ведь знала, что Поль Трамбле в самом деле там служит. У них явно должен быть его адрес!»

Это показалось ей слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Ответили ей быстро, но нужной информации она не получила. Подтвердили, что Поль Трамбле действительно работал механиком на протяжении полугода, но уволился 31 декабря. На вопрос, где он жил, ей ответили, что, должно быть, в пансионе или у родственников.

Несмотря на досаду, Эрмин все же уверилась, что любовник Бетти действительно причастен к похищению Луи. В противном случае он не стал бы бросать работу.

В тишине прекрасного дома что-то назревало. Лора несколько раз поднимала трубку, чтобы проверить, работает ли телефон. Жослин решил пройтись до приходской школы и еще раз обследовать помещение.

— Может, найдутся какие-то следы, забытая вещь… — пояснил он. — Так тяжко сидеть взаперти, уставясь в пустоту.

— Дедушка, можно я пойду с тобой? — спросил Мукки. — Пожалуйста, я надену снегоступы. Я буду тебя слушаться.

— Нет, малыш! — ответил тот. — Я уже немолод. И если кто-нибудь попытается причинить тебе зло, боюсь, я не смогу тебя защитить.

Эрмин стало жаль отца, который резко сдал и выглядел как старик, с согбенной спиной и горестным и унылым лицом.

— Папа, прошу, не говори так! — воскликнула она. — А ты, Мукки, нужен здесь, в доме. Доверяю тебе сестер. Присмотри за ними, придумай, во что бы поиграть, чтобы повеселить их.

Мальчик кивнул с недовольным видом и повел близняшек в нянину комнату.

— А вот папа достаточно сильный, он бы взял меня с собой, — проворчал Мукки. — Он властелин леса, мне мама говорила…

Роберваль, тот же день и час

Поезд — железное чудище — следовал своей дорогой по рельсам, что вели в занесенные снегом края.

Тошан, стоя на платформе вокзала в Робервале, дышал холодным воздухом январского дня. Когда ледяной ветер обдал его лицо, он подумал, что охотно остался бы здесь вдыхать терпкий аромат гор, знакомый до боли. Разреженный и явно неощутимый для большинства людей, этот воздух наполнял каждую клеточку его тела неброской нежностью его родных краев, поросших хвойным лесом. Он провел в дороге более пятнадцати часов. Он дремал или мысленно выстраивал то, что узнал от Эрмин. Его обуревали противоречивые чувства. Он воображал юную красавицу Талу во власти бесчестного, обуреваемого похотью мерзавца. Эта давняя история с изнасилованием волновала его, будто это было вчера. Сжимая кулаки, он курил одну сигарету за другой.

«Я был тогда ребенком и совершенно не замечал страданий матери и ее унижения. Другая женщина явно рассказала бы мужу, но не Тала. Она хотела сохранить семейный очаг и покой моего отца». Тошан был полон сострадания к матери, униженной физически и морально. Тут он вспомнил Анри Дельбо, высокого, сильного, со светлыми волосами и бородой, с красноватым лицом. От этого молчаливого, честного, работящего человека он унаследовал силу, верность, вкус к независимости и свободе. И еще этот человек завещал ему участки земли по берегам Перибонки.

И ныне, возвращаясь в окрестности озера Сен-Жан, Тошан был готов сражаться, чтобы доказать матери, что любит ее вопреки всему, что их разделяет. Он вскинул рюкзак на плечи и отправился на поиски улицы Менар. Берта, старая тетушка Гамелена, приняла его холодно. Смерив его взглядом с головы до ног, она пробурчала:

— Я тебя признала! Ты Метис, что женился на Соловье из Валь-Жальбера! Заходи, грейся! Я уж тут истосковалась одна с утра до вечера…

— Я от вашего племянника Гамелена. Он передает вам горячий привет! — ответил Тошан.

Пришлось пить теплый горьковатый кофе с куском фруктового кекса в придачу и рассказывать о повседневной жизни гарнизона. Берта, обрадованная появлением гостя, впитывала каждое слово. Наконец он заговорил о собаках и упряжке.

— Мой Гамелен готов поделиться последней рубашкой! — воскликнула она. — Можешь запрягать собак, им нужно размяться. Тебе повезло с увольнением. Хотела бы я, чтобы мой племянник был тута!

— Думаю, к весне он появится, мадам! — заверил Тошан. — Но что до меня, то я не в увольнении, я выполняю служебное задание.

С этими загадочными словами он, попрощавшись с пожилой дамой, удалился. Собаки Гамелена были в огороженном загоне. Завидев приближающегося человека, одна из них, с густой серой шерстью и косо поставленными глазами, угрожающе зарычала, показав клыки. Пес, похоже, был свиреп.

— Это ты, Лино, Красный Лино? — тихо окликнул его Тошан. — Мы подружимся, вот увидишь!

Он терпеливо уговаривал собаку, показывая ей упряжь. Затем отворил ворота загона. Берта наблюдала за ним в маленькое окошко. Она подумала, что ей нечасто доводилось видеть такого красавца, разумеется, племянник не в счет. Она увидела, как он оглаживает Красного Лино и всю свору.

Тошану потребовался час, чтобы подготовить упряжку и установить контакт с собаками. Когда он был готов двинуться в путь, старушка, закутанная в плотную шерстяную шаль, показалась на крыльце.

— Давай кати, парень! — пошутила она. — То-то порадуешь женушку нынче вечером!

Провожаемый игривым взглядом Берты, Тошан двинулся по дороге, огибавшей озеро. Он вскоре переключился на свои мысли, охваченный великолепным ощущением, которое рождали в нем скрип полозьев по подмерзшему снегу и ветер, бивший в лицо. Оглянувшись на стаю ворон, пролетевшую мимо, он довольно улыбнулся.

— Давай, Лино, вперед, вперед! — восторженно крикнул он.

Нахлынули воспоминания, связанные в основном с такими гонками под сенью громадных елей по тропам, проложенным его предками монтанье.

В тринадцать лет Тошан уже умел править собачьей упряжкой и вести сани, ни разу не перевернув их и ничего не задев. «Если бы я мог пересечь озеро и, добравшись до постоялого двора на берегу Перибонки, очутиться в моем лесу! — думал он. — Рядом с тобой, перламутровая Эрмин, красавица моя!»

Он представил, как она сидит перед ним, разделяя его радость, в розовой или голубой вязаной шапочке на светлых волосах. «Сейчас тебя нет рядом, но спустя какой-нибудь час я смогу обнять тебя!»

Перевалило за полдень. Тошан обогнал машину, потом лошадь, запряженную в двухколесную тележку. Его мысли понемногу приняли иной оборот. В Валь-Жальбере его ждет не только Эрмин с детьми, там будет также Жослин, с которым Тошан поклялся более никогда не встречаться.

— Но судьба решила иначе! — громко произнес он.

Теперь он выехал на дорогу, ведущую к деревне. Сердце забилось чаще. Он различил вдали туманный силуэт водопада — гигантскую скульптуру изо льда, мощно прокладывавшую себе дорогу.

— Это Уиатшуан, который так любит Эрмин! Потише, Лино!

Коренник замедлил бег. Отступать Тошану было некуда, но в тот момент, когда предстояло встретиться лицом к лицу с тестем после пяти лет холодной войны, он хотел найти в себе мужество простить.

Мирей накормила детей, пока Лора и Жослин спорили в кабинете. Звонил мужчина, говоривший приглушенным хриплым голосом. Эрмин он показался довольно знакомым. Выведенная из себя, но в то же время успокоенная, она вышла на крыльцо. Слишком возбужденная, чтобы включиться в спор родителей, она перевела невидящий взор с деревьев в саду на колоколенку приходской школы.

«В конце концов я возненавижу это здание, каким бы красивым оно ни было, — думала она. — Здесь меня оставили, больную, когда мне был всего год. Я росла здесь, и меня считали сиротой… А вчера мой братик исчез именно в этих стенах; ему даже не дали взять его плюшевого мишку… Словом, если все пройдет хорошо, послезавтра нам вернут Луи. Слава тебе, Господи!»

Молодая женщина обратила внимание на лай собак, донесшийся с улицы Сен-Жорж. Она мысленно повторяла слова похитителей. Они утверждали, что с ребенком хорошо обращаются и не причинят ему никакого вреда, если родители не станут обращаться в полицию, а обеспечат выкуп в пятьдесят тысяч долларов. Новые указания поступят завтра.

В конце аллеи показалась собачья упряжка. Эрмин решила, что это Пьер Тибо. Но тот, кто правил собаками, казался выше, а его лицо было медно-золотистым.

— Тошан! — Эрмин была совершенно поражена.

Он снял шапку и шарф и помахал ей рукой. Она вдруг поняла, до какой степени уповала на это чудо.

— Тошан, это ты, ты! — громко выкрикнула она, скатываясь со ступенек с риском поскользнуться. Но он уже несся к ней, раскрыв объятия, и ей оставалось лишь прильнуть к нему.

— Любовь моя! — бормотала она сквозь слезы. — Ты приехал! Спасибо, спасибо…

— Папа!

Мукки услышал разноголосое тявканье, доносившееся с псарни. С простодушной детской уверенностью он сообщил сестрам, что приехал папа. Мирей пожала плечами, пытаясь его удержать, но мальчик уже выскочил в коридор.

— Папа!

Потрясенный Тошан обнял сына. Эрмин, смеясь и плача, растерянно смотрела на мужа. «Мой властелин лесов! — думала она. — Я-то считала, что ты где-то за сотни миль, а ты здесь, с нами!»

Как бы в ответ на ее мысли вышел Жослин. Увидев зятя в нескольких метрах, он провел по бороде дрожащей рукой. Тошан покинул Квебек и Цитадель, поспешив им на помощь. Это было свидетельство такой щедрости и благородства, что Жослин просто оторопел. Невероятное событие, открывшее путь к спасению, к примирению.

— Добро пожаловать, дорогой зять! — пробасил Жослин Шарден.

Потом у него перехватило дыхание, он побледнел как смерть, силы оставили его.

Валь-Жальбер, пятница, 19 января 1940 г., в тот же день

Эрмин опустилась на колени рядом с отцом, лишившимся чувств. Она пыталась приподнять его голову, встревоженно повторяя: «Папа! Папа!»

Тошан осторожно отстранил ее. Подхватив Жослина под руки, он уложил его поудобнее. Лора, увидевшая из окна кабинета, что происходит, бросилась к мужу, обезумев от тревоги.

— Господи, Жослин! — пронзительно вскрикнула она. — Жослин!

Она узнала зятя, но даже не пыталась понять, что произошло. Дрожа всем телом, она опустилась на колени рядом с Эрмин.

— Тошан, что случилось? Что с ним? Мукки, беги, скажи Мирей, чтобы она принесла виски или коньяк. И еще нужно позвонить робервальскому доктору! Эрмин, поторопись! У отца со вчерашнего дня крошки во рту не было, он пил только кофе, и все… Боже, какой он бледный!

— Пульс у него слабый, но сердце бьется! — сказал Тошан. — Должно быть, это обморок. Нужно занести его внутрь.

— Он открыл глаза! — воскликнула Эрмин, боявшаяся отойти от отца. — Папа, скажи что-нибудь!

Жослин прищурился. Первое, что он отчетливо различил, было лицо Тошана.

— Прости, мой мальчик! — пробормотал он в замешательстве. — Не знаю, что на меня нашло, в ушах какой-то шум, меня знобит и все кружится перед глазами.

— Ты меня страшно напугал! — простонала Лора, похлопывая его по щекам. — Вид у тебя жуткий: ты бел как полотно. Не лежи на земле. Сядь, прошу тебя.

— Погоди, у меня все еще кружится голова, — пробормотал он.

Тошан подложил ему под голову свой рюкзак и выпрямился. Эрмин тихо поблагодарила его. Она сознавала необычность ситуации: отец и ее муж перебросились несколькими словами без всякой враждебности.

Экономка осторожно спустилась по ступенькам, держа флакон и носовой платок. Мукки нес следом пакетик конфет.

— Месье нуждается в сахаре, — заявила Мирей. — Я предупреждала его нынче утром. Переживать всю эту сумятицу на пустой желудок неразумно. И вот результат. Эрмин запретила Мари и Лоранс выходить, но они знают, что приехал отец, и я не поручусь, что они усидят на месте.

Она поднесла Жослину немного подслащенного шерри. Он закашлялся. Лора приникла к груди мужа, пытаясь прослушать биение его сердца. Она громко рыдала, не в силах справиться с нервами.

— Я думала, что у тебя отказало сердце! Жослин, никогда не покидай меня! Я подумала, что он умер, что у него был удар. Боже, как это жутко!

Жослин нежно погладил ее по спине, но по-прежнему был мертвенно-бледен и дрожал. Глядя на эту чету, Тошан более не ощущал той лютой ненависти, которая на протяжении пяти долгих лет заставляла его держаться подальше от Валь-Жальбера. Оказавшись перед этим стареющим мужчиной, глубоко огорченным похищением сына, гордый Метис понял, что пора заключить мир.

«Моя мать и Жослин не думали, что их краткая связь будет иметь такие последствия! — подумал он. — Но что, если судьба дергала за веревочки ради того, чтобы родилась Киона?! Правду говорила Эрмин: можно ли сожалеть о том, что родилось такое дитя: она вся соткана из света и добра!»