Анна Годберзен - Скандал

– Что ты здесь делаешь? Лина отвернулась от окна в комнате Эдит Холланд на третьем этаже и явила сестре самое невинное выражение лица.

– О, я просто меняла простыни и… сегодня такое прелестное утро, мне захотелось выглянуть на улицу.

На самом деле она выбрала эту работу, потому что знала: Вилл отправился по поручению миссис Холланд, и она хотела увидеть его по возвращении. Она сгорала от нетерпения и каждую минуту подходила к окну в надежде, что он появится. Клэр подошла к ней и обняла за плечи.

– Последние несколько дней ты так много и усердно помогала мне, милая. Я хочу, чтобы ты знала, как я это ценю.

Лина пожала плечами, словно речь шла о сущих пустяках. За эту неделю она сделала больше работы, чем за несколько предыдущих месяцев, но это потому, что лишь за работой она могла забыть о том, что Вилл влюблен в Элизабет. Она уставала до отупения и заглушала душевные муки болью в руках и в голове. Она предпочитала чувствовать изнеможение и гнев, а не боль разбитого сердца.

– Я знаю, как тебе тяжело, – произнесла Клэр мягким, материнским голосом, – Ты ведь трудишься гораздо больше меня. Но, надеюсь, ты теперь понимаешь, что если мы будем стараться, у нас появится шанс на более достойную жизнь.

Лина положила голову сестре на плечо. Она не разделяла взгляды сестры, они казались ей наивными, но Лина ни чего не сказала. Она не хотела обижать сестру и понимала, что спорить с ней бесполезно.

– И мы обязательно найдем настоящую любовь, – мягко продолжила Клэр, – Как мисс Лиз.

– Что? – вздрогнула Лина, поднимая голову, чтобы посмотреть на сестру. Сердце ее вновь сжалось, но потом она поняла, что сестра говорит не о Вилле. Было заметно, что глаза Клэр сияли радостным волнением, вызванным очередной потрясающей новостью. А для Клэр любовь мисс Элизабет к какому-то конюху была бы не романтической историей, а настоящей трагедией.

– О чем ты говоришь? – Лина удивленно смотрела на сестру.

– О мисс Элизабет и Генри Шунмейкере, конечно же! Я только что об этом прочитала, – она игриво отпрянула и упала в покрытое парчой кресло у окна – Думаю, его роман с мисс Хейз был сплошным притворством. Он никогда не любил ее. Хочешь послушать?

– Да, да! – нетерпеливо ответила она. – Что там говорят?

Клэр улыбнулась и поудобнее устроилась в кресле. Она вытащила из кармана передника свернутую газету и стала медленно водить пальцем по строчкам.

– А, вот оно! Обед для друзей был дан в эту пятницу…

Лина внимательно слушала. Когда Клэр озвучила невероятную стоимость кольца для помолвки, послышался стук двери конюшни.

– Я сейчас вернусь, – оборвала она сестру.

– Куда ты идешь? – воскликнула Клэр – Я еще не дочитала…

– Я… наволочки, вышитые… я оставила их отмокать, и они будут в ужасном состоянии… – Лина уже была на полпути к двери, но вдруг повернулась и выхватила газету из рук сестры, – Можно, я ее возьму? Сейчас принесу! – добавила она, исчезая за дверью.

Она бежала по ступенькам, и сердце ее бешено колотилось. Ненависть к самой себе и к сопернице, чувство полнейшей безнадежности и отчаяния, терзавшие ее всю прошедшую неделю, сменились внезапной уверенностью, что она может все повернуть в свою пользу. Она скажет Виллу, что Элизабет помолвлена, а затем сможет прекрасно преподнести себя в качестве замены.

Через две минуты она уже была в кухне, где пахло вареными потрохами. Запах, знакомый с самого детства, когда они еще жили в собственной маленькой квартире. Лина и не знала, что Холланды могут есть то же самое. Повара нигде не было видно, девочка-поваренок чистила картошку. Она даже не повернулась на звук шагов, так что Липа проскользнула в конюшню практически незамеченной.

Она сразу же увидела его: он сидел в деревянном кресле, листая книгу.

– Ты читаешь «Империал»? – пробормотала она первое, что пришло в голову, а потом, помолчав, выпалила: – Элизабет лжет тебе!

Вилл раздраженно посмотрел на нее и растерянно оглянулся, словно стараясь понять, что делать дальше.

– Я… ты имеешь в виду мисс Холланд?

– Да. Именно мисс Холланд. И я видела, как она рано утром уходила из твоей комнаты. Так что я знаю о вашей связи.

Вилл сидел в кресле, опустив плечи и уставившись в пол. Помолчав, он глухо произнес:

– Я не знаю, о чем ты говоришь, Лини, но могу сказать тебе абсолютно искренне, что между мной и мисс Холланд ничего нет. И для тебя очень опасно говорить такие вещи, поэтому никогда больше…

– Вилл, послушай, я твой друг. – Она знала, что сейчас выглядит отвратительно, с расширенными глазами, искривленным ртом и дрожащим голосом, но не могла остановиться. Она должна сделать то, что задумала… – Не имеет значения, что ты мне скажешь. Можешь врать или молчать – мне все равно! Но, думаю, ты захочешь узнать, что твоя мисс Холланд помолвлена.

Вилл с блуждающим взглядом откинулся на спинку расшатанного кресла. Он избегал смотреть Лине в глаза и, казалось, не знал, что ответить. Потом тихо произнес:

– Откуда ты знаешь?

– Прочла в газете, как и все остальные. Только не думай, что это все слухи. Ее жених приходил сюда на прошлой неделе. Ты его видел, это мистер Генри Шунмейкер, – она протянула газету и продолжила более мягким голосом. – Можешь сам прочитать, если хочешь…

Вилл резко встал и отшвырнул от себя кресло. Оно отлетело назад и упало на покрытый соломой пол. Он прошел несколько шагов и остановился, дотронувшись рукой до столба. Лина видела, как ему больно, и подумала, что, возможно, недооценила глубину его чувств к Элизабет.

Повисла тишина, только лошади шумно дышали в стойлах. Вилл медленно покачал головой и затем дрожащей рукой заправил волосы за ухо. Лина даже на мгновение пожалела, что пришлось ему это сказать. Но только на мгновение.

– Что там написано? – спросил он глухим голосом.

Она немного постояла в нерешительности и, запинаясь, начала читать. Затем, опустив газету, тихо произнесла:

– Мне кажется, все еще может измениться, Вилл.

И тут он со всей силы ударил кулаком по деревянному столбу. Столб был довольно старым и не особенно прочным, поэтому древесина легко расщеплялась. Вилл ударял по нему снова и снова, с такой яростью, что Лина боялась, как бы он не навредил себе. Щепки летели во все стороны. Наконец Вилл ударил в последний раз, потом медленно повернулся, и она увидела, как с разбитых пальцев капает кровь. В конце концов он поднял на нее глаза.

Его лицо было настолько искажено болью и страданием, что она не удержалась и подошла к нему. Подняла кресло и заставила его сесть.

– Сядь, – сказала она. – Просто сядь…

Она осмотрелась в поисках воды, которой можно промыть раны. Взяла таз, из которого Вилл мыл лошадей, и окунула его руку. Осмотрев кровоточащую кисть и пальцы, вынула те занозы, которые смогла разглядеть. Обтерла кровь своей нижней белой хлопчатой юбкой, а затем вновь стала вытаскивать грубые кусочки древесины. Очистив кулак, Лина оторвала от подола длинную полоску и перевязала руку. Выглядело немного неумело и нелепо, но, по крайней мере, повязка впитывала кровь.

Свернутую газету она положила на пол у его ног. Потом забралась по лестнице в его маленькую комнатку, где, как она знала, он хранил виски. Утренний свет просачивался сквозь маленькое окошко, падая на книги и одежду. В кармане брюк она отыскала стеклянную бутылку, наполовину заполненную коричневой жидкостью, и спустилась с ней вниз.

Однако Вилл отмахнулся от бутылки. У него до сих пор дрожали губы от переполнявших его чувств, газета лежала на коленях. Должно быть, он еще раз перечитывал статью.

– Мне очень жаль, – только и смогла пробормотать Лина.

У нее в горле застрял комок, при одном взгляде на убитого горем Вилла на глаза наворачивались слезы. Она снова подумала, что его чувства к Элизабет намного глубже и сильнее, чем она представляла. И хотя еще полчаса назад она была уверена, что настал идеальный момент для признания в любви, несчастный вид Вилла заставил ее промолчать.

Спутанные волосы, мутный взгляд, перекошенное лицо… Она вновь протянула ему бутылку, и на этот раз он сделал большой глоток.

– Нет, все-таки я рад, что ты мне сказала, – сказал он, протягивая ей виски.

Лина отпила из бутылки, огненная жидкость обожгла губы, согрела желудок. Она взглянула на Вилла и тяжело вздохнула, покачав головой. Он растерянно посмотрел ей в глаза.

– Спасибо, что рассказала мне, Лини. Просто побудь со мной еще немного, хорошо?.

Она улыбнулась, чувствуя, как от радости закружилась голова. Она нужна Виллу! Что может быть лучше? Если бы они могли провести вместе хотя бы несколько часов!

– Конечно, я останусь с тобой, – она взяла его руку и легонько сжала. – Останусь до тех пор, пока нужна тебе.

Элизабет все утро не выходила из своей комнаты и постепенно начала привыкать к одиночеству. Она в очередной раз поблагодарила Бога, что у нее помимо прочего есть и такая роскошь, как собственная комната, в которую никто не мог войти без ее разрешения. Снова и снова ее мысли возвращались к Виллу. Она до сих пор ничего ему не рассказала, и это было подобно пытке. Элизабет не решалась признаться ему, но не решалась и солгать. Всеми силами девушка пыталась отсрочить неизбежное, и три дня назад она сочинила короткое послание, написав, что очень занята и придет, когда освободится. Записку она оставила у него на комоде, когда Вилл уезжал по заданию хозяйки. Ответа не было до сих пор.

Но в воскресенье Холланды всегда принимали гостей, и Элизабет знала, что ей скоро придется покинуть свое убежище. Служанка вела себя странно: избегала смотреть в глаза, постоянно молчала или же вообще не приходила в то время, когда была нужна. Элизабет пока не хотела рассказывать об этом матери, потому что все-таки была привязана к Лине и жалела ее. Так что она сама уложила волосы в аккуратный пучок, облачилась в белую английскую блузку и строгого покроя голубую датскую юбку, но так и не смогла заставить себя надеть драгоценности – кольца с бриллиантом, который она с прошлой пятницы носила повернутым камнем внутрь, было более чем достаточно.

Ей становилось дурно при одной только мысли о Генри Шунмейкере и о предстоящей свадьбе. Он уже сполна продемонстрировал все свои худшие черты, все грани своего лицемерия; беспечности и эгоизма. И Элизабет уже сейчас понимала, насмотревшись на него, пьяного и жалкого, в пятницу вечером, что их совместная жизнь будет насквозь фальшивой, лишенной любви, близости и понимания. Она пыталась заставить себя не думать о Вилле – от каждого воспоминания о нем на глаза наворачивались слезы. Ей хотелось забыть обо всех запретах, броситься в его объятия, уехать с ним… Но ей было страшно даже представить, что тогда случится с ее семьей.

Приготовившись встретиться лицом к лицу с миром, она решительно распахнула дверь спальни и замерла при виде газетного листа, упавшего на пол. Он был аккуратно свернут и просунут в бронзовую ручку двери. Элизабет мгновенно поняла, что это был ответ от Вилла, и с трепетом подняла страничку светской хроники с объявлением о собственной помолвке. Внизу размашистым почерком Вилла было приписано: «Ты по этой причине меня избегаешь?». Нежные щеки Элизабет вспыхнули, горло мгновенно пересохло, дыхание перехватило, желудок скрутило, сердце бешено забилось. Она сунула газету в карман, прислонилась к стене и попыталась успокоиться, но не могла унять волнение и остановить дрожь во всем теле. Она оглянулась, словно ожидала увидеть в конце коридора Вилла, и потом поспешила к лестнице для слуг, чтобы найти его.

Когда она уже прошла половину ступенек, внизу открылась дверь, появилась Клэр и начала подниматься по лестнице. Увидев хозяйку, девушка остановилась и удивленно подняла брови.

– Мисс Холланд! Что вы здесь делаете?

– О, – Элизабет замерла на ступеньке, несколько секунд придумывая ответ, – Я решила проверить, готов ли обед, прежде чем присоединиться к семье и гостям…

Клэр посторонилась, пропуская госпожу вперед.

– Ну что вы, в этом нет никакой необходимости! – она мягко взяла Элизабет за руку, – Я сама все сделаю. Вам нужно вернуться к гостям. Особенно сейчас, потому что… – она замолчала и смущенно пожала плечами. Элизабет заметила, как вспыхнули щеки Клэр, и поняла, что та хотела сказать что-то о помолвке, но не решилась. Клэр проводила Элизабет по коридору и открыла пред ней двери гостиной.