Анна Годберзен - Скандал

– Конечно, мне понадобится новое платье для этого события, и последняя примерка состоится в среду у «Лорд & Тейлор», – Элизабет с явным облегчением излагала свой план. – Пойдем со мной, выберем что-нибудь для тебя.

– Хорошо. Но тебе следует подумать прежде всего не о платье, а о том, кто его сошьет. Что цвет белый, это понятно. Шлейф довольно длинный и…

– О, да, – перебила ее Элизабет, и не успела Пенелопа опомниться, как уже выслушивала бесконечный рассказ подруги о сложности выбора между оттенками слоновой кости и яичной скорлупы, о всех видах розовых цветов, о том, кто будет остальными подружками, и о том, как ее на самом деле смущает это огромное кольцо.

Пенелопа сидела и думала о том, что ей надо быть сильной. Сильнее, чем когда-либо.

Младшую сестру Грейсона Хейза больше не вырвет на публике, хотя будет нелегко сдержаться. Она представила себе сияющие глаза Элизабет Холланд на предстоящем свадебном вечере и вновь вспыхнула от ярости. Но несмотря на всю горечь и отчаяние Пенелопа Хейз выдержит. Ее волю не сломить так просто, и она в любом случае победит.

Девушка заставляла себя улыбаться. Улыбающийся друг – настоящий друг, напомнила она себе. И именно такой ей нужно казаться – по крайней мере, сейчас.

– Давай, Чемпион! – крикнул Тедди Каттинг, потрясая кулаком над головой. – Двигай, старая кляча! – добавил Генри менее веселым тоном.

Он сидел рядом с другом на расшатанной старой деревянной трибуне в Морриз-парке, попивая «Пабс» из бутылок с голубыми лентами и заедая соленым арахисом. В общем, они вели себя как мужчины отнюдь не из высшего общества. Ипподром в Бронксе гораздо лучше смотрелся из семейной ложи, но именно в этот день Генри избегал попадаться на глаза отцу. К тому же семейная ложа была слишком роскошной, призванная демонстрировать посетителям избранность и состоятельность владельца. А в данный момент Генри желал только одного: покуражиться в компании веселого приятеля и выпить достаточно пива, чтобы жизнь показалась счастливой и беззаботной.

– Даваааай! – вопил он, не отрывая глаз от рыжего скакуна.

Тедди сдвинул на затылок коричневый котелок, растрепав белокурые волосы, и шумно захлопал в ладоши, когда его лошадь приблизилась к финишу. Чемпион, с жокеем в красно-белой форме, шел вторым, но перед самым финишем вырвался вперед. Тедди в расстройстве хлопнул рукой по колену, когда увидел, что его скакун пришел четвертым.

– Ну что ж, еще двадцать баксов, – сказал он, запихивая списки лошадей под сиденья трибуны.

– Да ладно, – отмахнулся Генри, лихо заламывая черную шляпу и облокачиваясь на сиденье. – Дело не в деньгах.

– Ты-то откуда знаешь? – мягко улыбнулся Тедди. – На кого потратимся теперь? На Инфанту?

– Почему бы в следующий раз нам просто не поставить на всех лошадей? Тогда не надо будет беспокоиться о проигрыше. Что касается меня, так я просто радуюсь, что мы за городом, в стороне от всего этого безумия.

Приподняв брови, Тедди посмотрел на друга и не спеша отпил пиво из бутылки. Генри, сделав вид, что не заметил скептического взгляда, поежился и поднял воротник твидового пиджака. Морриз-парк, где проходили скачки «Белмонт-стейк», располагался в дальнем уголке Бронкса, небольшого района, который до сих пор сложно было представить частью Нью-Йорка. Его включили в черту города первого января этого года, вместе с Бруклином и Квинс, но он до сих пор оставался заторможенным и провинциальным, столь далеким и столь непохожим на грохочущий сияющий многолюдный Манхэттен. Город был занят подготовкой дождя из конфетти и праздничного фейерверка, чтобы достойно приветствовать победителей, только что вернувшихся домой.

– Я про празднование, – пояснил Генри, пытаясь смягчить недовольный взгляд друга серьезным выражением лица. – Наша яхта, конечно же, примет участие в параде.

– А, ну да… – Тедди, похоже, не верил, хотя ложь была и для него делом привычным. Он взглянул на очередную опустевшую бутылку, – Герой южной части Тихого океана…

– Филиппин, – продолжил Генри отсутствующим тоном. С тех пор, как кучер Холландов обвинил его в невежестве, он стал более внимательно читать газеты, – Столько хлопот ради какой-то чужой далекой страны! На эту войну я бы, пожалуй, пошел…

– Да, мы все записались бы, если бы у нас было свободное время.

– Издеваешься?

Тедди пожал плечами.

– Если не хочешь признаваться, от чего бежишь, я-то уж точно не буду тебя заставлять.

Генри вздохнул и скрестил руки на груди. Тедди зажег сигарету, наполнившую воздух сладким дымом.

– Я уже который день живу так, – сказал Генри, наблюдая, как прекрасных холеных лошадей ведут в конюшню.

– Да, я знаю. Так противно, что мы все одеты по последней моде, дамы вздыхают нам вслед, шампанского хоть залейся, а тарелки из золота, но… Ты все это просто ненавидишь.

– Я не об этом.

– Тогда о чем? – недовольно вздохнул Тедди, – В чем проблема?

Пару мгновений Генри с осторожностью взирал на друга, подбирая слова.

– Просто я не уверен, что поступаю правильно. Не уверен в этой помолвке. Сейчас все готовятся к церемонии, обсуждаются свадебные наряды, а мне хочется исчезнуть. Чувствую, что моя жизнь полностью изменится после свадьбы. Это серьезный шаг, Тедди, а я к нему не готов. Я имею в виду… Ну, представь себе прогулку в такой прекрасный день, как сегодня, но со скучной миссис вместо тебя. Вместо того, чтобы веселиться и заниматься тем, что мне по душе, придется…

– Но будешь ли ты об этом думать рядом с такой прелестной девушкой?

Генри попытался улыбнуться, но не смог. Его лицо было мрачнее тучи, а в голове проносились невеселые мысли. Он усилием воли пытался подумать о невесте с симпатией, но, вспоминая оцепеневшую девушку с поджатыми губами, которая в поездке по Центральному парку вздрагивала от каждого его слова, понимал, что это бесполезно. На той прогулке она даже ни разу не взглянула на него. Да она похожа на холодную бесчувственную рыбину, особенно в сравнении со своей яркой, неугомонной, очаровательной сестрой.

– Да, все говорят, что Элизабет прелестна, – с горечью согласился Генри.

– И я говорю, что она прелестна! Это на самом деле так, и я удивлен, что тебе она не нравится.

– Тогда ты и женись на ней, – хмыкнул Генри.

– Я бы женился, – рассмеялся Тедди. – Но, боюсь, она уже помолвлена. Кстати, есть идея! Может быть, ты захочешь поставить ее руку на следующих скачках?

– Представляю, какой будет скандал! «Юноши из высшего общества обмениваются невестами». Ты же знаешь, как внимательно газеты записывают каждый мой шаг…

– Я пошутил, друг, – Тедди положил руку на плечо Генри и слегка потряс его.

– Знаю, – Генри посмотрел на свои руки с длинными, безукоризненными пальцами. Руки, никогда не знавшие тяжелой работы. – Я просто не уверен, что она та самая. Элизабет чересчур скромна и воспитана, а ты прекрасно знаешь, что я – полная противоположность.

– Ну да, – отозвался Тедди, осушив бутылку и поставив ее под сиденье – Она определенно не твой тип, если ты об этом.

– В том-то и дело.

– Но у нее есть вкус и манеры, – Генри закатил глаза, – И она будет безупречна во всем, ради чего ты женишься. Она будет устраивать хорошие приемы, прекрасно устроит хозяйство, даст тебе красивых детей и никогда не будет жаловаться. Ты же, тем временем, будешь спокойно сидеть и наслаждаться жизнью, и никто не подумает о тебе ничего плохого. Будешь вести личную жизнь на стороне, встречаться со старыми и новыми девушками. Ни одна из твоих привязанностей не длится долго, не важно, кем она была. Так что, Элизабет как раз хороша, и, возможно, лучше всех, кого ты встречал. – Тедди, казалось, закончил разговор и махнул проходившему мальчишке с деревянным ящиком со льдом, в котором разносился «Пабс». Заплатив за два пива, он вручил одно Генри и чокнулся с ним.

– Поздравляю, друг мой! Думаю, ты сделал прекрасный выбор.

Генри приложился к бутылке, продолжая с мрачным видом наблюдать за скачками. Забег начался где-то в середине их разговора и уже шумно близился к завершению.

– Думаю, брак – просто не то, чего я хочу, – выдохнул он наконец.

Тедди ответил слабой улыбкой и посмотрел на лошадей, шедших голова к голове. Люди вскакивали с мест и громко вопили, надеясь силой своей мысли и голосовых связок повлиять на скорость скакуна и повернуть удачу в свою сторону.

– Ну тогда чего же ты хочешь? – спросил он с явной усталостью в голосе.

Лошади пересекли финишную прямую, и Генри вздохнул, осознав, что гонки на сегодня закончились. Большинство собравшихся разрывали программки, осыпали проклятьями и бросали на землю. С опущенными головами возвращались они к своим безрадостным однообразным будням. Какой-то упитанный румяный джентльмен, напротив, прыгал и потрясал кулаками в воздухе.

– Я сделал это! Я выиграл! – кричал он.

Генри почему-то смутился и отвернулся. Тедди удивленно смотрел на друга, словно тот не расслышал его вопрос. Но Генри все прекрасно слышал, и вопрос – чего он хотел? – эхом раздавался в голове. Но ответа он не находил…

Однако стоило ему закрыть глаза, как перед внутренним взором оказывалась Диана Холланд, бегущая по траве, подобрав юбки так, что оказывались видны ее прелестные колени, и звонким голосом звала его по имени. Звучным и озорным голосом она говорила ему о том, что нельзя терять ленту от шляпы, иначе на лице появятся веснушки и матушка будет недовольна… Генри точно знал, чего он хотел, просто у него пока не было достойной идеи, как можно это получить.

У Дианы кружилась голова, ее клонило в сон. И она уже почти задремала в этой душной комнате, где сестра примеряла наряд для завтрашнего мероприятия, когда услышала волшебное имя, которое тут же заставило ее встрепенуться.

– Ну что, скажи мне… Генри нежен с тобой? Проявляет как-нибудь свои чувства?

Вопрос этот с деланным безразличием задала Пенелопа. Она была в шифоновом платье с пышными рукавами, черным лифом и бежевой юбкой, украшенной черным шелком. А адресовала она этот вопрос Элизабет, которая в эту минуту стояла на деревянной скамеечке в комнате своего личного портного в «Лорд & Тейлор». Вокруг нее суетился не только сам портной, мистер Кэрролл, по и несколько помощниц.

Сердце Дианы затрепетало при упоминании имени Генри, Элизабет же не проявила к вопросу никакого интереса. Она взглянула на Пенелопу пустым холодным взглядом и пожала плечами.

– Нет, – медленно произнесла она. – Но завтра ночью наш первый совместный выход в свет, и… Может быть, он просто ждал этого события.

– Да, наверное, он так скромен с тобой из-за своей неуверенности, – быстро ответила Пенелопа.

Похоже, она уже пришла в себя после недомогания на прошлой неделе, отметила Диана. Но, конечно, девушки их круга были подобны мотылькам, летящим к свету, когда речь заходит о свадьбе, что подтверждала Пенелопа, не отходившая от портного.

Мистер Кэрролл был невысок ростом, изящен и грациозен. В свои тридцать лет он уже почти облысел, но обаяния своего не утратил. На шее у него болтались обмерочные ленты, лицо было серьезным и сосредоточенным. Элизабет по-прежнему стояла спокойно и расслабленно, хотя портной снимал мерки для платья уже почти час, делая всевозможные пометки. Согласно эскизам, это должно быть очень изящное современное платье, закрывающее ключицы и запястья бельгийским кружевом, и при каждом измерении размеры его все сужались и сужались… Платье же для завтрашнего выхода было сшито из самого нежного розового шелка, юбка собрана волнами, каскадом ниспадавшими к полу. Вырез украшали сотни речных жемчужинок, нанизанных на золотые нити. Диана утром услышала, как мать восклицала что-то по поводу жемчуга – очевидно, это был подарок от мистера Шунмейкера.

С одного из диванов, обтянутых нежно-сливового цвета бархатом, Диана со скучающим видом смотрела, как Пенелопа указывала портному на неровный разрез. Весь магазин, расположенный в самом начале так называемой «Тропы Леди», то есть бесконечных рядов роскошных торговых заведений и модных ателье – пропах терпким мускусным запахом. Аромат поднимался с нижних этажей, где продавались перчатки, броши и чепчики. На всех стенах комнаты были зеркала, чтобы в любой момент молодая девушка могла полюбоваться своим отражением с нового, неожиданного ракурса. Обычно Диане нравилось посещать магазины только потому, что туда заходило много красивых молодых людей. Но сегодня ей было тяжело видеть отражения сестры во всех этих великолепных зеркалах, освещенных дрожащим светом люстры. Диана, нахмурив брови, видела, как се собственное отражение тускнеет и меркнет в лучах сверкающих, расшитых золотом нарядов Элизабет.