Анна Годберзен - Скандал

Сын молча смотрел на отца. Рано или поздно ему все равно расскажут об этом. Скорее даже рано.

– Я был в «Вальдорфе» с мэром и самим адмиралом Дьюи. Ты знаешь, что его прочат в президенты? Это был прекрасный политический шанс! И я никак не ожидал, что ты разрушишь все мои планы.

Генри попытался прилизать волосы и руками разгладить рубашку, чтобы выглядеть хоть немного достойнее. Отец тем временем отвернулся от окна и вновь уставился на сына.

– Я хотел – вместе со всем городом! – увидеть тебя с твоей прелестной невестой в «Вальдорфе». И можешь представить всеобщее разочарование, когда ты не появился? В этот вечер весь Нью-Йорк жаждал сплетен, и ты предоставил им достаточно поводов. Ты в очередной раз продемонстрировал всем свою безответственность, Генри, – Отец, сжав губы, отвернулся, а юный Шунмейкер так и не мог ничего придумать в свое оправдание. Он просто молча смотрел, как отец перевел дыхание, одернул фрак и вернулся к своему обычному раздраженно-деловому тону, – Вот что мы сделаем, Генри! Своим вчерашним поступком ты превратил вашу помолвку в фарс, и многие уже считают ее насквозь фальшивой. Но мы перекроем этот досадный эпизод более значительным эпизодом. Но только гораздо более позитивным…

Генри, который часто становился невольным объектом газетных новостей, не хотел сейчас даже в мелочах спорить с отцом. Он поднял на старшего Шунмейкера печальные глаза и виновато вздохнул. Отец медленно приблизился к нему. Генри неотрывно смотрел в его мрачное лицо, покрытое красными пятнами, и думал, сможет ли когда-нибудь стать хорошим сыном и положить конец бесконечным конфликтам.

– Более значительным эпизодом? – повторил он механически.

– А, так ты понимаешь, о чем я! Как мило. Да, куда более значительным. Завтра ты пойдешь к Холландам и будешь с ними особенно любезен. А сегодня вечером я отправлю к миссис Холланд Изабеллу, чтобы немного разрядить обстановку. Ладно, разберемся с этим ближе к обеду.

Генри попытался вникнуть, но чувствовал себя слишком больным и издерганным.

– Так… в чем идея? – уточнил он, морщась от очередного приступа головной боли.

Вильям Шунмейкер оживленным взглядом посмотрел на сына и гордо улыбнулся.

– Мы передвинем свадьбу на более ранний срок. Величайшую свадьбу девятнадцатого столетия, вот как назовут ее в газетах! Людям это понравится.

– Ты говоришь о моей свадьбе? С Элизабет? – спросил Генри с оцепенением, все еще плохо соображая, – Передвинем… На какое число?

Генри с ужасом наблюдал, как отец извлекает из кармана золотые часы. Он улыбался, довольный собственной затеей и уверенный в своей изворотливости. И из-за этого Генри чувствовал себя еще более неуютно.

– Если хочешь остаться без наследства, я буду вынужден… – отец пронзительно посмотрел на него, – Я предпочел бы этого не делать, но если придется…

– Нет, сэр, мне не хотелось бы доводить до этого – Генри опустил ресницы, ненавидя себя за трусость.

– Ну что ж, тогда, Генри, мой мальчик, если у тебя нет никаких планов на воскресенье, – это будет восьмое октября, – мы вас поженим.

Генри в оцепенении посмотрел на горделивую усмешку отца и понял, что времени у него почти не остается…

Два дня торжеств, парадов и безудержного веселья истощили Нью-Йорк, и воскресное похмелье удерживало горожан дома. Элизабет чувствовала это опустошение и затишье, даже находясь в собственной гостиной. Те немногие гости, что нашли в себе силы выбраться в этот день к Холландам на чай, выглядели не лучшим образом. Элизабет не читала газет, но если бы и прочла, то вряд ли стала отрицать, что выглядит несколько подавленно. Правда, совсем по другой причине, но это уже никого не касается. И это хорошо, подумала она, что у общества нашлось веское оправдание ее дурному настроению.

Однако ее подруге детства Агнесс Джонс даже в голову не могло прийти, что у кого-то нет ни малейшего желания обсуждать вчерашний парад.

– А воздушное представление было просто божественным, – восторженно восклицала она, сложив руки на клетчатой юбке. – Кто бы мог подумать, что в городе есть специалист по воздушным змеям! И они могут быть такими огромными и красивыми, а не просто детскими игрушками…

Элизабет слабо улыбнулась и отвела глаза в сторону. Она предпочла бы, чтобы тетя Эдит, сидевшая у камина и с притворным отвращением читавшая газету, присоединилась к их беседе и отвлекла внимание не в меру словоохотливой подруги. Агнесс, похоже, пребывала в восторге от собственного монолога, и остановить ее не было никакой возможности. Элизабет, впрочем, даже поддержала бы этот разговор, если б у нее были силы.

Орехового цвета волосы Агнесс были собраны сзади, лишь несколько прядей выбивались по бокам. Глаза ее восторженно горели, а щеки раскраснелись от волнения.

– И все эти ярко освещенные маленькие кораблики! Никогда не видела ничего подобного. А на балу… – Агнесс вдруг замолчала и опустила глаза, словно раздумывая, стоит ли ей высказывать свое мнение на столь щекотливую тему, – Я хотела спросить… Насчет… Ты очень сердита, что Генри не появился в пятницу вечером?

– О, – медленно произнесла Элизабет, возвращая взгляд от окна к Агнесс. Она часто ловила себя на том, что все утро смотрит в окно, надеясь на появление Вилла. – Нет, не очень. Спасибо, что спросила…

– Это хорошо! Лучше быть не очень сердитой, чем очень! – с воодушевлением изрекла Агнесс и радостно засмеялась.

Элизабет слабо кивнула и рассеянно улыбнулась. И как только Агнесс умудрилась вырасти настолько бестактной? Элизабет никогда не отвергала друзей, какими бы грубыми или беспечными они ни были, напоминая себе, что это не по-христиански. И к тому же, никогда не знаешь точно, кто настоящий друг, а кто нет. Вот, к примеру, Пенелопа… Несмотря на заносчивость и грубые манеры, которые иногда проскальзывают в ней, она доказала свою преданность. Согласилась быть подружкой невесты даже несмотря на то, что Элизабет выходит замуж за ее возлюбленного.

Агнесс отвлекла Элизабет от возвышенных мыслей, шумно отхлебнув чай.

– Тебе придется придумать что-нибудь из ряда вон выходящее, если планируешь свадьбу на этот сезон! Вы должны привлечь внимание к своей паре чем-нибудь особенным! Только на этой неделе я слышала о трех помолвках. Мартин Вествельт сделал предложение Дженни Тарлоу…

Элизабет рассеянно улыбалась и пыталась сохранить спокойствие, пока Агнесс, размахивая руками и громко восклицая, рассказывала последние брачные новости. Неудивительно, что Диана пряталась от нее в своей комнате, читая романы и разговаривая сама с собой. Всего пару ночей назад Элизабет слышала, как сестра вела пространную оживленную беседу, хотя рядом никого не было. Ей, и правда, стоит прекратить заниматься с учителем, или она совсем превратится в дикарку. Это хоть немного утешало Элизабет – по крайней мере, такое бездействие пойдет семье на пользу – она сама хотя бы не будет переживать, что ее младшая сестра закончит, как… Агнесс. Но все-таки сильнее всего Элизабет подкосила потеря Вилла. После его отъезда она совершенно не могла есть и чувствовала постоянное головокружение.

– И Дженни выглядит такой счастливой! Лиззи, ты не сможешь сдержать слез, когда увидишь, насколько она счастлива…

Элизабет едва кивнула, думая, что, возможно, Агнесс и права. Но рассказы о настоящих помолвках, заключенных по взаимному желанию, после ухаживаний, влюбленности и благословения родителей, не приносили ей радости. Новости о счастливых влюбленных лишь усиливали ее боль, заставляя думать о нежных губах и сильных руках Вилла, о его чувствах и о том, что они расстались навсегда. И единственное, что ей теперь остается, – смириться со своей судьбой и пытаться изображать радость по поводу предстоящей свадьбы. Наверняка же все вокруг уверены, что она тоже выходит замуж по любви. И кто знает, может быть, когда-нибудь она и сама поверит в этот обман…

– Мисс Элизабет?

Девушка обернулась в сторону двери, где стояла Клэр, и гут поняла, что служанка зовет ее уже несколько минут. Так всегда получалось, когда Элизабет задумывалась о Вилле, – она погружалась в собственные мысли, а окружающие удивленно таращилась на нее и не верили, что она ничего не слышит.

– Да, Клэр? – Элизабет выпрямилась в кресле, инстинктивно положив руки на подлокотники.

– Мистер Шунмейкер прислал свою карточку.

– О, – Агнесс подмигнула подруге. – Тогда я пойду.

– Спасибо, что навестила меня, – промолвила Элизабет, даря старинной подруге слабую улыбку.

Агнесс наклонилась, чтобы поцеловать Элизабет в щеку, и, когда отстранилась, прошептала:

– Ради бога, постарайся выглядеть хоть немножко счастливее! Ведь твой жених здесь.

С лица Элизабет медленно сползла улыбка, но она ничего не могла с этим поделать и только безучастно смотрела, как Агнесс спешно покидает гостиную.

– Клэр, пригласи мистера Шунмейкера, – рыжеволосая служанка почтительно склонила голову, и Элизабет с содроганием вспомнила, сколь отвратительной была недавно Лина. – И еще, Клэр! Не нужно все делать самой, твоя сестра прекрасно может приготовить чай и принять пальто.

Клэр покраснела и кивнула, исчезая за дверью. Элизабет поправила волосы, проверила пуговицы на блузке и сжала колени под длинной льняной юбкой цвета слоновой кости, а когда подняла глаза, Генри уже стоял в дверях, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. На нем был нарядный темно-серый фрак для приемов и такого же цвета широкие брюки, и он буквально сверлил Элизабет взглядом. Вздохнув, девушка в который раз отметила, что он ей неприятен. Нахмуренные брови, поджатые губы, резкие черты красивого надменного лица. Генри кивнул хозяйке, и она ответила на приветствие. Затем он пересек комнату и поцеловал руку Элизабет.

– Присядете? – предложила она.

– Благодарю вас. – Он окинул комнату быстрым взглядом, прежде чем опуститься в соседнее кресло.

Интересно, о чем он сейчас думает: о старомодности оливковых ветвей на обивке или о картинах в золоченых рамах и множестве персидских ковров?

– Будете чай?

– Да, было бы замечательно, – Ответ показался ей несколько сухим, но затем пришлось признать, что и она сама была не слишком радушна.

Ей было интересно, почему Генри продолжает поминутно оглядываться. На кого он так тревожно смотрит? На тетю Эдит, сидевшую около выложенного мрамором камина? Элизабет снисходительно усмехнулась. Она могла бы прошептать ему, что тете нет до их разговора никакого дела, если бы знала, что он хочет сообщить ей нечто важное. Но она так ничего и не сказала.

– Мисс Холланд, прежде всего я хотел сказать, что очень сожалею о вечере пятницы.

– О, не стоит беспокоиться, все в порядке…

– Нет, – голос Генри звучал механически, но тем не менее в нем слышалось что-то похожее на раскаяние, – С моей стороны непростительно было оставить вас одну, и если даже я не оскорбил ваши чувства, уверен, что поставил в неловкое положение.

– Немного… – согласилась Элизабет, опуская ресницы.

– Но я не хотел бы, чтобы вы заподозрили меня в сомнениях по поводу нашего брака, – он говорил медленно, запинаясь, словно с трудом подбирал слова.

– А разве нет? – Элизабет невольно приподняла бровь.

– Нет, совсем нет! На самом деле я… о, благодарю, – Элизабет смотрела, как вошедшая с подносом Лина налила Генри чай. Она изображала из себя послушную служанку, но все равно вызывала у Элизабет раздражение и гнев, – Без сливок, благодарю, – сказал Генри и взял тонкую фарфоровую чашечку с золотым ободком ручной работы.

– Мисс Элизабет? – спросила Лина.

– Да, пожалуйста, с сахаром и лимоном, – ответила Элизабет деловым тоном. – Мистер Шунмейкер, вы что-то хотели сказать?

Я говорил, что… – Генри нахмурился и принялся мрачно озираться по сторонам. Элизабет немного придвинулась к нему в ожидании ответа. Внезапно его взгляд остановился на ее лице. Элизабет прочитала в этом взгляде плохо скрываемую досаду тем фактом, что она сидит рядом с ним, – Я не хотел бы… На самом деле, я с нетерпением жду этой свадьбы. И… в любом случае… как вы относитесь к тому, чтобы перенести дату свадьбы на более ранний срок?

– Перенести? – недоуменно произнесла Элизабет.

Сама идея свадьбы с Генри казалась ей невыносимой, а мысль о ее приближении и вовсе не укладывалась у нее в голове. Но затем она подумала о своей матушке, которая будет спать спокойно, впервые за долгие месяцы, и наконец-то почувствует себя счастливой. У Элизабет, видимо, не оставалось иного пути, кроме как угождать окружающим.

Она пыталась по/добрать подходящие слова, чтобы ответить, но отвлеклась, в очередной раз расстроившись из-за неуклюжести и медлительности Лины, наливавшей чай у нее под боком.