Анна Годберзен - Скандал

Лина невольно улыбнулась. Ну что ж, хоть один человек в этом мире не ставит ее ниже себя.

– А может, я видел ваш портрет в газетах? – Юноша улыбнулся в ответ. У него был длинный нос, пушистые волосы, и он был гораздо выше Лины, – Или вы были на балу?

Лина уклончиво пожала плечами. После случая в гостинице она чувствовала, что нужно быть осторожнее, дабы не допустить какую-нибудь оплошность. Но столь галантное и любезное обращение кружило девушке голову, и она не могла поверить, что все это происходит с ней.

– Ну вы же не можете быть совсем одна! О, вы, наверное, просто вышли пройтись перед обедом. Ваши родители еще в гостинице?

Лина растерянно оглянулась и с некоторым злорадством увидела стоящих у гостиницы клерков, которые только что унизили ее.

– О… нет, я остановилась одна.

– Странно… Вы так знакомо выглядите… – повторил он, посмотрев на девушку в профиль.

Лина не могла согнать с лица счастливую улыбку.

– Думаю, лучше мне остаться загадкой…

– Вы позволите мне попытаться еще раз? Хотите чаю?

Лина вспыхнула и замолчала, решив прекратить опасную игру.

– О, я знаю, это звучит неприлично, но вы не первая девушка из высшего общества, которую я встретил в других частях города. И обещаю доставить вас обратно в целости и сохранности.

– Дело не в этом, – возразила Лина. Она чувствовала себя ужасно неловко и очень боялась быть разоблаченной. – Просто я уже помолвлена, – объяснила она, вспоминая Вилла и то, что всю эту авантюру она затеяла ради него. Ну, возможно, не только ради него, но по большей части.

– О, хорошо, – лукаво улыбнулся он, – Обещаю, что никому не расскажу о вас.

Лина вздохнула… Больше всего на свете ей сейчас хотелось прогуливаться по улице с Виллом. Но вместе с тем ей так нравилось, что ее принимают за девушку из высшего общества, и она мечтала, чтобы это волшебство продлилось как можно дольше.

Когда глаза привыкли к свету, Лина разглядела, что пол посыпан опилками, а стены обклеены газетами. Юные официантки сновали от столика к столику, разнося высокие кружки с пивом. На маленькой сцене в углу высокая большегрудая певица выводила мелодию «Вся семья дома», которую Лине часто напевала Клэр. Несмотря на то что на улице светило яркое солнце, там, у стойки, было совсем темно.

– Это местечко совсем не похоже на Пятую Авеню, не правда ли? – улыбнулся юноша из «Лорд & Тейлор».

Лина кивнула, хотя внезапно поняла, что совершила ужасную ошибку. Она с самого утра ничего не ела, и сейчас у нее кружилась голова, а в животе урчало от голода. Но гораздо больше девушку беспокоило другое: все деньги, что дала ей Пенелопа, лежали у нее на коленях в маленькой шелковой сумочке, а это заведение, похоже, кишело пьянчугами, ростовщиками, продажными женщинами и всякими опасными типами.

– Как вы сказали, вас зовут?

– Тристан Ригли, – представился он, широко улыбнувшись, – А вас?

– Каролина Броуд, – ее полное имя нравилось ей, но единственное, что не помешало бы – какое-нибудь звучное добавление к фамилии, например, Каролина Броудхерст или Каролина Броудвэлл.

– Простите, что отвлекся от нашей беседы. – Тристан кивнул бармену, и перед ними появились две кружки с темным пивом. Пена медленно сползала на стойку, – Уверен, что видел вас раньше, но не могу припомнить имени Каролина Броуд…

– Вообще-то я очень редко выхожу в свет, – Она отпила пива и поморщилась. Раньше Лина никогда даже не пробовала пенный напиток и лишь пару раз в жизни отпивала глоток виски из бутылки Вилла. Вкус пива девушке не понравился – неприятное, горькое, да к тому же отдает тухлятиной. Вспомнив слова одной из кухарок, что если нет еды, нужно пить и курить, Лина отпила еще пива и сказала:

– Должно быть, я сейчас выгляжу как самая обычная девушка из бедного квартала.

– Ничуть, – он вновь улыбнулся. Лина никогда не видела такой улыбки: она дарила тепло, нежность и легкий привкус смущения, – Вы прекрасная, очаровательная девушка, мисс Броуд.

– Только не надо пытаться очаровать меня, мистер Ригли, – предостерегла Лина, – Я ведь предупредила вас, что помолвлена. Он сейчас на Западе, но это не значит, что…

– О, понятно, – беззаботно отозвался Тристан, подмигивая Лине, и она подумала, что они с Виллом чем-то похожи, – Ваш парень недостаточно богат, чтобы порадовать родителей, и он решил заработать немного деньжат, чтобы завоевать вашу руку.

Лине польстила придуманная им история. Тем более ей так хотелось, чтобы это было правдой… Она зарделась и отвернулась, и Тристан решил сменить тему.

– Спорю, вы никогда такого не видели, – юноша повернулся на стуле, оглядывая длинную комнату с низким потолком, и кивнул, указывая подбородком в другую сторону, – Посмотрите: видите того парня в цилиндре?

Лина посмотрела в ту же сторону и увидела крепко сложенного человека со сломанным носом и близко посаженными глазами. Он сидел в окружении женщин, одетых почти также, как и она.

– Вон того урода?

Тристан фыркнул.

– Это малыш Джек Галлахер! Всего два месяца назад убил человека в кулачном бою. Это была долгая схватка, а «то противник считался непобедимым.

– Ужасно. Но если он убийца, почему вокруг него столько симпатичных женщин?

– Это не симпатичные женщины, а шлюхи. И они с ним из-за его призовых денег.

– О… – Лина восхищенно смотрела, как Тристан, откинув голову, одним глотком осушил кружку. Потом он вытер губы ладонью и, прищурив глаза, посмотрел на девушку.

– Сможешь так же?

Лине всегда нравилось принимать вызов, и она, не задумываясь, в несколько глотков выпила целую кружку пива, Тристан махнул бармену:

– Еще по одному!

– Ну что ж. Хорошо, – согласилась девушка, уставившись на вторую порцию пива. Она уже чувствовала себя слегка пьяной, но гораздо сильнее ее голова кружилась оттого, что Тристан продолжал принимать ее за девушку из высшего света. В любом случае, в ближайшее время она не собирается идти домой. В смысле, в ту ужасную комнату на Двадцать шестой улице, с грязным полом и обшарпанными обоями, – Если вы настаиваете…

За несколько часов, проведенных в баре, Лина придумала о себе несколько вполне правдоподобных историй, стараясь излагать их по возможности кратко и туманно, а Тристан жадно ловил каждое ее слово. После еще трех кружек Лина почувствовала, что медленно сползает со стула.

– Эй, – мягко окликнул Тристан, усаживая ее на место. – Осторожно.

– Благодарю, – Лина захихикала, рыгнув в кулак, и подарила юноше лучезарную улыбку, – Знаете, Кристиан, вы мне нравитесь, – она взглянула на него и подумала, что его имя звучит как-то странно, – Конечно, мой Вилл мне гораздо милее, и я никого не смогу полюбить так, как его, но мне очень приятно беседовать с вами.

Он поцеловал руку Лины.

– Думаю, я вас разгадал! Вы подруга Аделаиды Ветмор и приходили с ней две недели назад, чтобы выбрать броши.

Она засмеялась и покачала головой.

– Тогда, может, одна из внучек командора Вандербильта?

Лина приподняла бровь, а затем вновь покачала головой.

– Тогда вы были на балу в честь помолвки Шунмейкера? – улыбка исчезла с лица Лины, – Правильно? Вы одна из подруг Элизабет Холланд?

Лина содрогнулась от одного упоминания этой фамилии.

– Холланды, – с ненавистью произнесла она. – Они отвратительны. Особенно Элизабет.

– В самом деле? Она прекрасно воспитана и всегда так мила, когда я вижу ее в магазине.

Лина с отвращением поморщилась, напомнив себе, что если бы Элизабет не крутилась вокруг, то Вилл любил бы ее, Лину.

– Она всегда такая на публике. Но те, кто знает ее ближе, подтвердят всю ее испорченность, – Лина запнулась, поняв вдруг, что поступает опрометчиво. И тут вспомнила, как ее собеседник предъявил хозяевам счет. – В любом случае, я намного богаче, чем они сейчас.

– В самом деле? – ответил Тристан, медленно опуская кружку на стойку. – Но ведь Холланды такая уважаемая семья.

– О да – гордо промолвила Лина. Вот теперь она поступала совсем глупо, но уже не могла остановиться. – Да я могла бы купить их всех, если бы только захотела!

– И что бы вы сделали, если бы они принадлежали вам? – полюбопытствовал Тристан.

– Я бы заставила их мыть пол и стирать чулки, а затем отправила бы за лилиями, – она наслаждалась фантазией и не могла становиться.

– Думаю, такая работа будет отвратительна девушкам Холланд, – с озорным огоньком в глазах произнес Тристан.

– О, вы просто никогда не общались с ними наедине. Отвратительное семейство! Капризные, вздорные цацы, особенно Элизабет, – Лина хлебнула пива, – Хотела бы я, чтобы она вообще исчезла.

– Я мог бы это устроить, – Тристан приблизился к ней, – Знаю, вы смотрите на меня, такого приличного, в сюртуке и с хорошими манерами, и думаете, что целая пропасть отделяет меня от Малыша Джека Галлахера. Но если вы хотите, чтобы маленькая проблема с Элизабет Холланд нас больше не тревожила… – Он отодвинулся, приподняв светлые брови.

Лина поставила кружку на стойку и побледнела. Внезапно ей стало не по себе от такого поворота беседы. Но затем она взглянула на Тристана и, поняв, что он, должно быть, шутит, закрыла лицо руками и захихикала. Конечно, ужасно смеяться над этим, но было что-то невыразимо забавное в том, чтобы Элизабет отправил на тот свет человек, приносивший ее платья. В любом случае, это была всего лишь фантазия…

– Это пошло бы ей на пользу, – сказала она, вдоволь насмеявшись.

– Так давай же выпьем за это, Каролина, – Тристан чокнулся.

Очень скоро Лине стало тепло и хорошо, лица в комнате вытянулись, пение стало громче, а звон кружек оказался последним, что она помнила…

Моя дорогая Лиззи!

Ты растешь, и меня все чаще и чаще охватывает тревога.

Я беспокоюсь, что случится с тобой, когда меня не станет.

Пожалуйста, всегда оставайся честной.

Той честной и правдивой девочкой, которую я знаю.

С любовью, твой отец.

В среду Элизабет проснулась очень рано и уснуть уже так и не смогла. Впрочем, хорошо, что ей вообще удалось поспать в эту ночь. Сон был нервным, тревожным, наполненным невнятными страхами и слезами. Утром она чувствовала себя совершенно разбитой. И у нее не было никаких сил, чтобы выбрать новый наряд. Так что Элизабет облачилась во вчерашнее платье, решив, что на такую мелочь никто не обратит внимания.

До завтрака еще оставалось время, да и есть ей совсем не хотелось. И Элизабет направилась в комнату на третьем этаже, где женщины Холланд писали письма и хранили корреспонденцию.

Водя в комнату, Элизабет удивленно застыла, увидев кипу свадебных тканей, заказанных прошлым утром в «Лорд & Тейлор». Комната была самой простенькой во всем доме, с темным паркетом и примитивной металлической решеткой вместо камина. Темно-коричневые обои с рисунком из бархатных листьев. И на столике посреди этой скромной обстановки красовались ярды муслина и шелка, увенчанные листком бумаги. В записке от мистера Кэрролла содержалась просьба посмотреть ткани и сообщалось, что утром придет посыльный и заберет их в ателье на Двадцать восьмой улице. Но Элизабет все это совершенно не волновало. Больше всего на свете сейчас она хотела поговорить с отцом.

Письма, написанные Эдвардом Холландом старшей дочери, хранились в нескольких ящичках огромного шкафа из красного дерева. Она получала хрустящие белые конверты с марками Японии, Южной Африки или Аляски и хранила их все по датам, раскладывая по месяцам и перевязывая голубой ленточкой. Письма были наполнены спокойными описаниями иностранцев и тщательно сформулированными жизненными принципами. Отец много путешествовал, в основном по делам, хотя на самом деле больше всего хотел просто так поездить по миру и насладиться его разнообразием. Элизабет открыла один из ящичков и достала пачку писем. Еще до смерти отца она, случалось, приходила в комнату и выбирала первое попавшееся письмо в поисках мудрого совета или утешения.

Сейчас ей, как никогда, нужен был совет, и потому, закрыв глаза, она пробежалась пальцами по письмам, пока не выбрала одно. В конверте лежала короткая записка, видимо, прилагавшаяся к одному из подарков.

«Пожалуйста, всегда оставайся честной, – прочла она шепотом, – той честной и правдивой девочкой, которую я знаю».

Той честной и правдивой девочкой, которую я знаю.

Да, именно это сказал бы отец, окажись он рядом. Элизабет закрыла глаза, с ужасом и стыдом понимая, что своей нынешней жизнью она полностью опровергает эти слова. Но может быть, у нее еще есть время все исправить?

Девушка решительно повернулась и, держа в руке письмо, направилась в кабинет отца. Именно туда каждое утро приходила матушка, чтобы разобрать счета и просмотреть газеты. Газеты она всегда читала долго и внимательно, словно надеясь найти на их страницах какой-нибудь чудесный способ вновь разбогатеть. Элизабет постучала.