Лоретта Чейз - Скандал в шелках

— Вероятно, брат воспользовался возможностью, чтобы помириться с мадам. — Клара улыбнулась. — Он может быть очень обаятельным, если захочет.

— Если Лонгмор предпочел быть обаятельным, то вывод один: он решил завоевать сердце этой леди, — заметила леди Уорфорд. — Я чувствовала, что до этого дойдет. Чувствовала с того момента, как увидела их вдвоем в театре. Уверена, что могло быть и хуже.

«Служанка из таверны или балерина»?.. — промелькнуло у Клары. Снова улыбнувшись, она воскликнула:

— Думаю, мама, вам она понравится! Она так доброжелательна! По крайней мере, не будет строптивой невесткой.

— Невесткой? — не выдержал Аддерли. — Вы уже ведете их к алтарю?

— Думаю, это лишь вопрос времени, — ответила Клара.

— Но еще вчера вы терпеть ее не могли!

— Это было до того, как вы сказали, что Гарри ранил ее чувства. Я-то знаю, каким бесчувственным может быть брат!

— Удивительно бестактным, — пробурчала леди Уорфорд. — К несчастью, Лонгмор может быть бестактным на нескольких языках.

— В любом случае леди Бартрам сегодня вечером захочет представить ее маме. И нужно решать, как быть.

— Не вижу выхода… Так что придется познакомиться с этой леди, — объявила маркиза. — С Лонгмором никогда нельзя быть ни в чем уверенной, однако… Уж если он питает нежные чувства к этой даме, то лучше начать знакомство на дружеской ноте. А если дело ничем не кончится… — Леди Уорфорд взмахнула рукой. — Что ж, ничего страшного. Сезон почти закончился, и до следующего года мы ее не увидим. А потом… Кто знает, что случится потом?

— Да, действительно — поддакнул Аддерли. — Кто знает? — Он отошел от камина и добавил: — Полагаю, мне не следует утомлять вас, леди. Вы, конечно, хотите отдохнуть и подготовиться к сегодняшнему балу.

Его не удерживали, и он вежливо попрощался. Уже покидая комнату, лорд Аддерли услышал, как Клара тихо сказала:

— Мне не терпится увидеть, что наденет мадам де Вернон.

Аддерли поморщился и вышел.

«Воркование и ласки?! Коварная кокетка!» — мысленно восклицал он. Что ж, пусть «Спектакл» печатает что угодно. Пусть все думают что угодно! Только он один знал правду о ней.

Бал графини Бартрам.

Вечер четверга.

Лонгмор наблюдал за приближением леди Бартрам.

— Пожалуйста, — тихо сказал он своей спутнице, — не приветствуйте матушку этим реверансом.

— Каким именно? — осведомилась мадам.

— Вы знаете, о чем я… Реверансом балерины в роли королевы Маб.

— Вздор! — заявила Софи. — Зачем мне это?

Ответить граф не успел, потому что на них надвинулась леди Бартрам — сплошные улыбки, — которая тотчас повела мадам знакомиться с леди Уорфорд.

Лонгмор медленно последовал за ними, то и дело замечая, как все головы поворачивались в сторону мадам. Голубое платье еще в магазине казалось ему красивым. Теперь же от него дух захватывало!

Изящная серебряная вышивка легла двойным узором на верхний слой голубого крепа, под которым переливался слой атласа. На рукавах трепетало прозрачное кружево и сверкали бриллианты, так что под светом люстр казалось, будто это солнечные отблески играют на морской воде.

Вырез же был низким, чтобы показать несколько тонн бриллиантов, переливавшихся всеми цветами радуги. Если повезет, никто не узнает, что платил за них герцог Кливдон.

Лонгмор оглядел зал и отметил, что лорд Аддерли, стоявший у комнаты с напитками, нагло ухмылялся, бросая взгляды на Софи.

— Дорогая леди Уорфорд, позвольте представить вам мадам де Вернон! — радостно объявила леди Бартрам.

Маркиза Уорфорд поджала губы. И тотчас же две пары глаз — голубые и синие — встретились в молчаливом диалоге.

Софи вдруг задалась вопросом: а не ошиблась ли леди Бартрам? Возможно, леди должны справиться у других леди, желают ли они знакомиться, желают ли быть представленными. Чтобы избежать неприятных моментов… Может, леди Уорфорд сначала согласилась, а потом передумала?

«Боже, сейчас меня выставят отсюда с позором, — подумала Софи. — Публичный отказ от знакомства — величайшее событие сезона»! Но на лице ее ничего не отразилось. Была лишь дружелюбная, но ничуть не льстивая улыбка. Что ж, ведь мадам де Вернон обладала огромным состоянием. И в Париже была… весьма уважаемой особой.

Тут леди Уорфорд милостиво кивнула и проговорила:

— Рада познакомиться, мадам.

— Я тоже, миледи, — ответила Софи, но не кивнула, вместо этого присела в глубоком «реверансе Нуаро», в том самом, который Лонгмор просил ее не делать (и в тот же миг услышала, как стоявшие поблизости гости дружно ахнули). Выпрямившись, она обнаружила, что леди Уорфорд смотрела на нее испытующее.

Тут рядом появился Лонгмор, воскликнувший:

— Господи милостивый, мадам!.. Это ведь моя матушка, не Людовик XIV! Вы, французы, вечно выходите за пределы разумного!

— О каких пределах вы говорить? — удивилась француженка. — Это мадам маркиза, верно? Что дурного в том, что я выказывать уважение ваша элегантна maman? У которой, да, я просить прощений. Мадам де… нет, леди Уорфорд, простите, мой английски, он еще не совершенен.

— О, я уверена, что со временем вы прекрасно им овладеете, мадам де Вернон, — ответила леди Уорфорд. — Как овладели… многими другими вещами. — Бросив взгляд на сына, маркиза спросила: — Ведь это ваш первый лондонский бал, не так ли?

— Да, мадам… леди Уорфорд. Мой дебют, благодаря великой доброта леди Бартрам.

— Конечно же, я должна была пригласить вас! — оживилась леди Бартрам. — Немыслимо не пригласить на мой бал даму, о которой столько говорят!

— Разумеется, — мило улыбнулась леди Уорфорд.

— И я просто обязана была пригласить пару, о которой говорят почти столько же. То есть герцога и герцогиню Кливдон! — засмеялась леди Бартрам.

— Поскольку же разговоры тут ведутся в основном на английском, — добавил Лонгмор, — мадам, к собственному счастью, почти ничего не понимает. Да-да, могу побиться об заклад! О, мадам, вы выглядите… несколько ошеломленной. По-моему, вам нужно подкрепиться. Леди Бартрам, матушка, Клара, будет ли позволено нам удалиться? — С этими словами он увлек Софи в другой конец зала.

Они танцевали.

Такого Софи не ожидала. Так была сосредоточена на своем плане и своей роли, что почти забыла о том, что она — не актриса на сцене, а леди на балу.

Музыка заиграла в тот момент, когда Лонгмор уводил ее от матери. Через минуту лорд и леди Бартрам стали танцевать, но не друг с другом — таков был этикет.

— О, прекрасный предлог не вести светскую беседу! — воскликнул Лонгмор.

Он повел Софи в гущу кружившихся пар, обнял за талию — и у нее перехватило горло.

— Я… не уверена… Прошла целая вечность, с тех пор как…

— Я поведу, — сказал он на французском. — Предоставьте все мне, мадам. ДОВЕРЬТЕСЬ мне.

И их захватил вихрь вальса. Софи забыла о своих планах, о магазине и обо всем на свете, остались только этот мужчина и его движения, такие же уверенные в танце, как и в любом другом деле.

Они кружили по бальному залу, и Софи, казалось, плавала среди облаков шелка и атласа — белых, пастельных, черных, радужно-ярких — и среди таких же радужных звезд — изумрудов, рубинов, сапфиров, жемчугов, но главное — бриллиантов, затмевавших все остальные камни своим сиянием.

Софи словно попала в волшебную страну. Ах, сколько таких балов она посещала под видом горничной? Сколько раз описывала подобные сцены для читателей «Спектакл»? Но сама она всегда была чужой в этом мире.

Софи не солгала, сказав, что давно не танцевала. Не танцевала с тех пор, как покинула Париж. Но раньше она никогда не танцевала в объятиях мужчины, которого… любила.

Подняв глаза, Софи встретила взгляд Лонгмора; в глазах его плясали веселые искорки… и что-то еще, но она не смогла распознать, что именно.

— Непослушная девчонка, — продолжал он по-французски. — Что я сказал тебе насчет реверанса? И почему я вообразил, будто ты послушаешься?

— У меня была причина, — ответила она на том же языке. Говорить по-франуцузски было куда легче, чем на ломаном английском мадам, — слова сами слетали с языка. А коверкать английский так, как, по мнению окружающих, подобало французам, было очень нелегко.

— О, у тебя всегда есть причины… — заметил Лонгмор.

— Дело в том, что грация балерины при реверансе привлекает всеобщее внимание, — пояснила Софи. — И так удобнее всего продемонстрировать все достоинства платья.

— Даже так? Разве оно предназначено не для того, чтобы ты выглядела ослепительно во время танцев?

— Ты быстро учишься, — одобрительно кивнула Софи.

— Это самооборона. Как у Кливдона, — буркнул граф, повернув голову.

Софи проследила за его взглядом. Марселина танцевала со своим герцогом, и теперь всем, кто видел их, стало понятно, почему он нарушил неписаный закон высшего общества и женился на модистке. Было очевидно и то, что он женился на женщине, любившей его беззаветно. А он, конечно же, любил ее.

И Марселина была достойна счастья. Она тяжко работала с самого детства. Старалась сохранить брак с обаятельным бездельником-кузеном. А потом нагрянула холера и уничтожила все, что у них было, все, ради чего они трудились. Тогда Марселина, взяв младших сестер и дочку, привезла их в Англию, имея при себе очень немного — горсть монет и яростное желание добиться успеха в жизни.

Софи отвела глаза от сестры.

— Если ты так хорошо разбираешься в фасонах платьев, то наверняка понимаешь, чего я добиваюсь. Видишь ли, все наши платья должны быть красивыми не только в неподвижном состоянии, но и в движении. Прошу вспомнить нашу первую миссию, которая привела нас к Жуткой Хортен. Помнишь?

— Такое я просто не способен забыть. Особенно ту твою мушку на лице…

— Так вот, мы отправились туда, чтобы проверить, сильно ли изменилась Даудни и представляет ли она теперь для нас угрозу. Обстановка оказалась лучше прежней, однако ее модели по-прежнему отвратительны. Но как заставить твою мать увидеть это?

— Но при чем тут реверанс?

— Неужели не понял, когда меня представляли твоей матери, она была окружена платьями от «Мэзон Нуар». Леди Бартрам, леди Клара и я — все мы одеты в модели Марселины. Твоя мать не могла не заметить разницы между тем, что носит она, и тем, что на нас. Конечно, пройдет время, прежде чем она все осознает, но мы посеяли семена сомнения.

— Коммерция! — догадался Гарри. — Реверанс — это коммерция.

— Реклама, — уточнила Софи.

— У меня от вас, мадам, голова кружится. — Граф вздохнул и закружил ее в танце столь энергично, что у нее-то голова действительно закружилась.

И тут она обо всем забыла. Остались лишь эти чудесные мгновения. Как она могла думать когда-то, что вальс — это просто танец? Вальсировать с Гарри — все равно что заниматься любовью, изнемогая от сладостной муки. Касаться, но не ласкать… Держать друг друга в объятиях, но не обниматься… Ощущать нарастающее желание и жар, не имея возможности облегчить свое состояние и достигнуть вершин блаженства.

Она находилась совсем близко от него, и эта близость опьяняла, кружила голову. И почему-то казалось, что она всегда принадлежала этому мужчине и всегда будет принадлежать. Неужели все женщины, танцевавшие вокруг, испытывали сейчас то же самое?

«Как я могу остановиться? — думала Софи. — Как могу вернуться к прежней жизни — к жизни без него?»

Бессмысленные вопросы. Они просто играют свои роли, а их любовная связь — случайность. Только дурочка может превращать все это во что-то романтическое. А она, Софи, не дурочка. И у нее нет времени на глупости, — у нее множество неотложных дел. И если она сделает ошибку… Тогда жизнь леди Клары будет загублена. И рухнут все надежды и мечты сестер Нуаро.

И все же… Ужасно трудно думать о делах, когда она танцует с Гарри!

Тут музыка смолкла. Уже?.. Софи хотелось броситься ему на шею и долго целовать, прижимая к себе, потому что…