Бренда Джойс - Скандальная любовь

— Вид у вас невеселый, леди Шелтон, — услышала она у себя за спиной его голос.

Николь повернулась к нему так резко, что пролила шампанское. Ее груди под шелковой блузкой коснулись его руки. Она покраснела, попятилась и опять пролила шампанское.

Он взял у нее бокал. Их руки соприкоснулись.

— Позвольте наполнить ваш бокал, — проговорил герцог. Слуга возник из-за его спины с подносом, на котором стояли высокие узкие бокалы. Герцог взял один для себя, а второй протянул ей. — Почему вы сердитесь?

— Я не то чтобы сержусь, — осторожно сказала она. Вблизи он производил еще более сильное впечатление. Она вдруг поняла, что смотрит на его губы. Интересно, как он целуется? Николь пришла в ужас: Боже, о чем она думает!

— Теперь-то вы, конечно, не сердитесь, — сказал он, скользнув по ней взглядом.

Было в его голосе что-то возбуждающее, интимное. Соски у Николь затвердели, словно от его прикосновения.

— Не сержусь, — еле слышно проговорила она.

— Прекрасно. Мне бы не хотелось, чтобы вы на меня сердились. По крайней мере не теперь, когда мы только что познакомились.

В его словах был скрытый смысл. Почему у него такое невозмутимое, непроницаемое выражение лица? О чем он думает, почему обратил на нее внимание?

— Я просто не могу на вас сердиться, — услышала она собственные слова. Николь вспыхнула, потому что говорила, как жеманная барышня, а жеманных барышень она не выносила.

— Но если бы вы и сердились, что вам присуще, это лишь возбуждало бы.

Она не нашлась что ответить, потому что не понимала, к чему он клонит.

— Не так ли?

— Я… я не знаю. — Она была совершенно растеряна.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал он с хрипотцой в голосе. — Так же, как в том, что ваше своеобразие проявляется не только в сфере светских интересов.

Она вспомнила, как ездит верхом по Драгмору в мужской одежде, и испытала облегчение.

— Вы совершенно правы.

Он резко втянул воздух, глаза его блеснули. У Николь создалось отчетливое впечатление, что он на самом деле не понял ее и придал ее словам значение, которое она в них не вкладывала. Взволнованная его пристальным взглядом, она перевела разговор на безопасную тему.

— Мы с вами теперь соседи, — сообщила она. — Чапмен-Холл недалеко от Драгмора.

— Как удобно, — сухо ответил он. — Значит, я могу пригласить вас к себе. По-соседски. Не так ли?

Его золотистые глаза держали ее в плену. Она ушам своим не поверила. Но вежливо улыбнулась.

— Я часто езжу верхом мимо Чапмен-Холла, — сообщила она.

— Само собой. Когда в следующий раз будете проезжать мимо, непременно сделайте небольшой крюк и заезжайте поздороваться со мной. — В его голосе прозвучали повелительные нотки.

— Заеду, — с вызовом произнесла Николь. — Непременно!

Герцог Клейборо, раздосадованный, вернулся в Чапмен-Холл почти в полночь. Он терпеть не мог, когда в его честь устраивали праздники, поскольку не обольщался на сей счет, хорошо понимая, почему перед ним лебезят. По своей природе герцог был домоседом и завоевал популярность лишь благодаря своему титулу, богатству и власти.

Он терпеть не мог балы и званые вечера, считая их пустой тратой времени. Его интересы всегда лежали где-то в иной сфере. Последние двенадцать лет, с тех пор как ему исполнилось восемнадцать, он провел, управляя огромными поместьями Клейборо, в то время как его отец Френсис, восьмой герцог, наделал долгов, достигших умопомрачительной суммы в миллион фунтов. Пока Френсис потакал всем своим прихотям, его сын старался привести в порядок поместья, переставшие приносить доход. Площади поместья Клейборо достигали почти двухсот тысяч акров, на них располагалась почти сотня ферм; собственность эта была разбросана по Суссексу, Кенту, Дербиширу и даже Дарему. Как у большинства аристократов, основой богатства герцога было сельское хозяйство. Но в последние десятилетия англичане несли большие убытки, будучи не в состоянии конкурировать с ввозимыми из Америки продуктами, которые выращивались при помощи сельскохозяйственной техники. Сотни лет сельское хозяйство было основной проблемой для семьи Клейборо. Требовались невероятные усилия и тяжелый труд, чтобы разрешить эту проблему, а также смелые, новаторские идеи. Пока Френсис проводил дни в игорных домах, а ночи — бог весть где, рассудительный молодой наследник вкладывал средства в торговлю, лондонскую недвижимость и финансы. Но возраставшие день ото дня долги Френсиса тяжким бременем лежали на поместьях.

Теперь эти дни позади. Герцог нисколько не опечалился, когда его никчемный отец, пьяный в стельку, умер два года назад в постели, где лежал не один. Как выяснилось, рядом с ним находился молодой человек. Эти компрометирующие подробности сын постарался замять, чтобы спасти репутацию семьи. Впрочем, образ жизни отца ни для кого не был тайной. В то же время все знали, что сын — полная противоположность отцу.

Его отец наслаждался вечеринками и охотой, балами и раутами, никогда не возвращался домой до рассвета и никогда не вставал до полудня. Герцог поднимался на рассвете и уходил к себе до полуночи. Его дела требовали постоянного внимания, и все знали, что он сидит за работой допоздна. Им двигало честолюбие, унаследованное, в чем он не сомневался, от матери. Де Варенны были известны своим деловым чутьем, им обладала в избытке даже вдовствующая герцогиня Клейборо. Когда герцог впервые погрузился в дела Клейборо, он работал вместе с матерью, удивляясь, как могла она управлять поместьями последние два десятилетия без всякой помощи со стороны мужа.

В тот вечер он был раздражен — время позднее, а у него утром полно дел. Он встанет, как обычно, с восходом солнца. Он не сверхчеловек, хотя многие считают его таковым, и если не выспится, то завтра будет чувствовать себя разбитым. А этот вечер — просто-напросто пустая трата времени и сил.

Он вошел в Чапмен-Холл. Дворецкий Вудворд, камердинер Рейнард и главный лакей Джейкс ждали его. Вудворд принял у него черный плащ на алой подкладке, но герцог даже не заметил этого.

— Будут ли еще приказания, ваша светлость?

— Идите спать, Вудворд, — герцог махнул рукой. Этот вечер был не совсем пустой тратой времени, подумал он, и пульс у него забился быстрее. — Вы тоже мне не нужны, Рейнард. Благодарю вас, Джейкс. Доброй ночи.

Рейнард и Джейкс исчезли, а Вудворд кашлянул, и герцог остановился, прежде чем подняться наверх. Он изогнул бровь.

— Вдовствующая герцогиня прибыла сегодня вечером, ваша светлость. Это было неожиданно, но мы все сделали и поместили ее светлость в синей комнате в западном крыле. Эта комната, ваша светлость, в самом лучшем состоянии.

— Прекрасно сделали, — сказал герцог.

Поднимаясь вверх по лестнице, он хмурил брови. Что его мать здесь делает? Он знал, что ничего срочного нет, в противном случае вдовствующая герцогиня дожидалась бы его возвращения, беспокойно шагая по комнате. Но поместья вдовы находились в Дербишире, проделать такой путь было делом нелегким, а если она приехала из своего дома в Лондоне, значит, почти полдня провела в дороге. Наверняка у нее какое-то важное дело.

Придется подождать до завтра. Завтра. Тело его напряглось. Не заедет ли к нему эта весьма соблазнительная особа — леди Шелтон? Губы его скривились в улыбке, которая появлялась только в уединении его спальни. Ее видел только Борзой и восторженно колотил хвостом, приветствуя хозяина.

Клейборо разделся. У него еще не прошло потрясение от ее сообщения, что она так же своеобразна в личной жизни, как и в обществе, и снова, в который раз, он представил себе ее голой у него в постели, наслаждающейся им со всей ее бешеной цыганской страстью. Представив себе это, он пришел в необычайное возбуждение.

Она была более чем своеобразна; она была смела, и ему казалось, что она еще и беспечна. Он знал, что она состоит в каком-то родстве с графом Драгмором, которым он восхищался и которого уважал. Николас Шелтон был очень похож на него: упорный, дисциплинированный работник и умный, деловой человек. Не невестка ли она ему? Или же просто родственница?

Очевидно, она замужем, потому что уже не юная барышня, а ее смелая манера держаться, особенно то, что она появилась без сопровождения в таком костюме, подтверждала это. Обычно замужние женщины вешаются ему на шею и из кожи вон лезут, лишь бы оказаться в его постели. Пусть он и не предавался карточной игре, пьянству и прочим порокам, он не мог устоять перед красивой женщиной, хотя редко затруднял себя ухаживаниями. Конечно, он постоянно содержал любовницу, но часто их менял. Он знал, что за ним закрепилась репутация волокиты, но это его не беспокоило — по крайней мере он не содомит, как его покойный отец.

И он подумал, что леди Шелтон могла бы стать прекрасной любовницей. Правда, лишь в том случае, если она не замужем. Обычно его романы с замужними женщинами были еще короче, чем отношения с содержанками. У него редко находилось время для тайных свиданий, обычно хватало одной-двух встреч. Леди Шелтон заинтересовала его больше обычного — ему казалось, что двух ночей не хватит, чтобы они могли полностью проявить свои способности.

Он вздохнул, предвидя неудобства, которые это может ему причинить.

Вдовствующая герцогиня тоже вставала рано. Изабель де Варенн Брэкстон-Лоуэлл приобрела эту плебейскую привычку в первые годы замужней жизни, когда Френсис только что вошел в права наследства после смерти седьмого герцога. Она довольно быстро поняла, что Френсис не намерен менять свой образ жизни. Когда счета стали накапливаться, она наняла финансового секретаря, чтобы он занялся ими. Для нее было настоящим потрясением узнать, что денег совсем не осталось, что поместья разорены, но ничто не могло сравниться с потрясением, которое она испытала от своего замужества. И это было еще только начало. Кто-то должен был управлять огромным герцогством. И за это взялась Изабель, что приводило Френсиса в ярость.

Было только начало седьмого, а Вудворд уже налил ей чаю из серебряного чайника, что указывало на положение предыдущих владельцев Чапмен-Холла так же красноречиво, как запущенный парк и истертые дубовые полы. Никто из знакомых вдовствующей герцогини не пользовался посеребренными вещами, особенно старыми.

Несмотря на ранний час, Изабель была одета в элегантный дневной костюм — платье с высоким воротником и широкими рукавами, с необычно узкой талией, юбкой в виде колокола и со складками сзади. Изабель было пятьдесят четыре, но фигура у нее сохранилась и была такой же безупречной, как и в двадцать лет. Кожа у нее, если не считать морщинок в уголках живых синих глаз и мимических складок вокруг рта, была гладкая, как слоновая кость, и сверкающая благодаря кремам. Лицо овальной формы, с высокими скулами принадлежало к тому типу патрицианских лиц, которые долго сохраняются. Она все еще оставалась красивой и привлекательной, а в молодости была просто красавицей.

Сейчас в тон платью из дорогого шелка она надела сапфировые серьги и бриллиантовый браслет, усыпанный сапфирами. Один большой сапфир с двумя маленькими рубинами по обеим сторонам мерцал на ее правой руке. Обручальных колец она не носила. С облегчением похоронила их вместе с мужем.

— Так я и знал, что вы уже встали, — заметил герцог, войдя в комнату в облегающих бриджах, сапогах и свободной белой рубашке. — Доброе утро, матушка.

Он подошел к ней и поцеловал в щеку.

— Доброе утро.

Изабель рассматривала сына, который сел рядом с ней во главе исцарапанного стола красного дерева. Глядя на него, она испытывала гордость. Это был ее единственный ребенок, она зачала довольно поздно, через семь лет после свадьбы, в двадцать четыре года. Он вырос достойным и честным, но Изабель не могла забыть о том, что у него не было детства. Отец ненавидел его.

— Боюсь спросить, — сказал герцог, когда Вудворд налил ему крепкого черного кофе. — Но что привело вас сюда?

— Как прошел вчерашний вечер? — вопросом на вопрос ответила Изабель.

Вскоре появился еще один слуга. Он принес яйца, бекон и копченую рыбу.

Герцог едва заметно улыбнулся.

— Разумеется, было чертовски скучно.

Она не поняла, что означает его легкая довольная улыбка, вежливо поблагодарила Вудворда, и тот вышел. Они остались одни.

— Хейдриан, я беспокоюсь об Элизабет.

При упоминании невесты герцог замер с поднятой вилкой.

— Что случилось?

— Если бы ты проводил с ней больше времени, тебе не пришлось бы задавать такие вопросы, — мягко произнесла Изабель.

Герцог положил серебряную вилку на тарелку.

— Матушка, Клейборо надо управлять. Кому об этом знать, как не вам.

— Согласна. Но ваши дороги пересекаются все реже и реже, и я знаю, что это тревожит Элизабет. Причиняет ей боль.