Кэндис Герн - Скандальная связь

Июнь 1814 года

— Вот ты и должен найти «Сердце Мэллори» и тут же вернуть его домой. Любой ценой.

Ричард Мэллори ошеломленно взирал на бабку. Графиня Данстабл — сдержанная женщина, полная достоинства, никогда в жизни, насколько он мог вспомнить, не сделала ни одного легкомысленного заявления и не отпустила ни одной легкомысленной остроты. Так что следовало воспринять ее слова серьезно.

Он стоял, высокий и стройный, сцепив руки за спиной жестом формальной непринужденности, который часто использовал в разговоре со старшими, и смотрел ей в лицо. Никого старше в их семье не было. Графиня сидела неподвижно и прямо, как жердь, на краешке позолоченного французского кресла, явно знавшего лучшие времена.

— Давайте уточним, — проговорил он. — Вы позвали к себе домой меня не потому, что дед умирает, а потому, что хотите просить меня выяснить местонахождение семейной драгоценности, что не удавалось в течение последних пятидесяти лет?

— Граф умирает, и поэтому драгоценность должна быть нам возвращена. Он чрезвычайно волновался из-за этой вещицы.

— Неужели?

Ричарда воспитывали дед и бабка с того самого момента, как его родители погибли в перевернувшейся карете, а он сам еще ходил на помочах. За все это время лишь один-единственный раз графиня упомянула «Сердце Мэллори». Ричарду было лет восемь, когда он впервые услышал от старшего брата о большом рубине в форме сердца и спросил о нем деда. Граф подтвердил, что такой камень существует, и рассказал, как драгоценность попала к ним в семью, но об остальном умолчал. Несмотря на свой юный возраст, Ричард понял, что этой темы следует избегать. Он всегда предполагал, что дед чувствовал себя виноватым из-за того, что не сберег драгоценность.

— Да, он в самом деле очень расстроен из-за этого, — проговорила графиня.

Ее собственные страдания явствовали из жестких складок вокруг ее рта и выражались легкой дрожью в голосе.

— Из-за того, что не хочет… умереть до того, как вещь вернется в нашу семью.

— И вы вызвали меня из Франции, чтобы я отыскал этот рубин? Неужели не нашлось никого поближе, к кому можно с этим обратиться?

Ему не следовало это говорить. Графиня прищурилась. Такой способ выражения неудовольствия Ричарду был хорошо известен еще с самого детства. Бабушка всегда благоволила его брату Артуру, наследнику графского титула и весьма обаятельному и деликатному мужчине.

Ричард был беспокойным братом и вечно во что-нибудь влипал. Но Артур умер в прошлом году, и в результате Ричард стал виконтом Мэллори и наследником деда.

— Как я поняла, кампания окончена. Сейчас ты нужен здесь. Ты ведь должен был вернуться уже в прошлом году…

Когда Артур умер, Ричард узнал о смерти брата лишь через четыре месяца. Он приехал бы домой, если бы мог, но был занят совсем другим.

— Вы знаете, что мне было никак не возможно вернуться, бабушка. Мой полк…

— Участвовал в какой-то битве. — Графиня презрительно скривилась.

— Виттория.

Виконт произнес это слово сквозь сжатые зубы, стараясь обуздать собственное раздражение по поводу надменного пренебрежения по отношению к тому, что армия сделала, стараясь сберечь графиню и остальную Англию от Бонапарта. В тот день он потерял во время атак несколько человек. Виттория была важной победой, не из таких, которыми можно было столь легко пренебречь. Но графиня никогда не одобряла то, что он служит в армии. Именно дед понял неугомонность его духа и купил ему патент на офицерский чин в гвардейском драгунском полку.

— Мне жаль, что не мог приехать раньше, бабушка. Я был удручен известием о смерти Артура, поверьте, но война не оставляет времени для горя. Однако, когда Бонапарт был разбит под Тулузой и послан на Эльбу, я смог оставить полк, как только получил ваше послание. Я волновался из-за деда.

— Как и следовало.

— Теперь, пожалуй, поднимусь и повидаюсь с ним. Прошло слишком много времени, и я… я по нему скучал.

Это была правда. За последние двенадцать лет, в течение которых на континенте бушевали войны, Ричард провел дома мало времени, но, несмотря на это, он сохранил преданность человеку, вырастившему его и научившему таким понятиям, как «долг», «честь», а заодно объяснившему, что значит быть мужчиной.

— Он обрадуется, когда узнает, что ты вернулся целым и невредимым. — Графиня кашлянула. — Я тоже рада.

Это было самое явное выражение одобрения, которое Ричард когда-либо от нее слышал.

— Я расспрошу его про «Сердце Мэллори».

— Нет! — Глаза графини тревожно распахнулись. — Ты не должен упоминать про это, Ричард. Разговор об этой драгоценности слишком сильно его расстраивает, а сердце слишком слабо. Умоляю, не мучай его.

— Разве его состояние настолько серьезно?

— Он умирает.

Графиня контролировала свои чувства, впрочем, как и всегда, но из легких заминок, с которыми она говорила, явствовала печаль, и Ричарда пронзила внезапная резкая боль сочувствия. Ожидание потери любимого деда тяжелой ношей легло на его сердце. Несмотря на то что у Ричарда никогда не было таких же доверительных отношений со строгой бабкой, она, так же как и он, очень любила графа, и его смерть грозила образовать пропасть в жизни каждого.

Молодой человек глубоко вздохнул:

— Сколько?

— Врач говорит — месяц, самое большее — два; но дополнительная нагрузка на сердце может добить его в любой момент. Вот почему ты не должен упоминать о драгоценности. Это одна из вещей, которые, кажется, расстраивают его больше всего.

— Интересно, почему?

Графиня чуть приподняла плечо.

— Это наше с графом личное дело. Все предыдущие графини Данстабл носили «Сердце Мэллори» — это совершенно особенный… — Голос ее дрогнул, некоторое время она молчала. — Это был особенный подарок, выражение любви каждого графа к графине, символ брачных уз. Твой дед чувствует себя виновным в том, что он не смог вернуть его и подарить мне. Я говорила ему, что не нужно беспокоиться из-за этого, что мне не нужно необыкновенных драгоценностей, чтобы знать… знать о его чувствах. Но он так и не оставил мысль о том, чтобы вернуть эту вещь в семью.

— Я и понятия не имел, что рубин так важен для него.

— Эта вещь принадлежала семейству Мэллори со времен королевы Елизаветы. Я думала, он успокоится, когда узнает, что драгоценность возвращена. Но если ты скажешь ему, что собираешься ее искать, а потом не сможешь найти, это его точно убьет. Лучше пусть он не знает, что ты занят поисками. Зато, если тебе удастся найти драгоценность, какое это будет счастье!

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем возможность немного успокоить деда, прежде… — Ричард помолчал, будучи не в силах продолжать. — Но как, черт побери, я могу найти эту проклятую вещицу? Я думал, ее украли.

— Именно так. Но я слышала о женщине, на которой недавно видели ювелирное украшение, которое может быть лишь «Сердцем Мэллори».

Брови виконта взлетели вверх.

— И что это за женщина?

— Не знаю, но надеюсь, что именно это ты и выяснишь. Леди Эйлзбури сказала мне, будто видела драгоценность, которая, по ее мнению, очень похожа на нашу семейную. Разумеется, она не знает о ее потере и о том, насколько эта вещица важна для нашей семьи. Она лишь заметила сходство. Но это, конечно же, «Сердце Мэллори»! Двух столь уникальных украшений быть не может. К сожалению, леди Эйлзбури не знает женщину, на которой видела драгоценность, и вскоре после этого она вообще потеряла ее из виду.

— Когда это случилось?

— В конце апреля, на одном из балов по случаю победы, которые давали перед тем, как Людовик ХVIII вернулся во Францию.

— Тогда она — аристократка, раз была допущена присутствовать на таком событии.

— Несомненно.

— И вы хотите, чтобы я нашел эту неизвестную модницу среди праздничных толп в Лондоне? Ну и заданьице, мадам.

— Кем бы ни являлась эта женщина, она обязательно снова наденет драгоценность, особенно из-за всех этих балов и празднеств, которые все еще продолжаются, и из-за того, что в городе так много важных гостей. Но мне все равно, кто она такая, — эта вещь ей не принадлежит, и она не имеет на нее законных прав.

— Так что же мне, просто подойти к ней, когда я ее найду, и попросить передать мне рубин?

Графиня пожала плечами:

— Как ты это сделаешь — дело твое.

— Может, лучше просто предложить ей выкупить у нее эту вещь?

— Сегодня мы не способны это сделать. Это очень дорогая вещь, а наши финансовые возможности уже не те, что прежде.

Это было явным преуменьшением. От взгляда Ричарда не укрылось запущенное состояние дома и поместья. Интересно, не связано ли оно каким-либо образом с внезапной необходимостью вернуть давно утерянное «Сердце Мэллори»? Неужели дед так хотел вернуть драгоценность в семью, чтобы продать его ради поправки финансовых дел поместья?

— Выходит, вы считаете, что эта неизвестная женщина добровольно и без всяких протестов согласится расстаться с украшением?

— Мне все равно, что тебе придется сделать, чтобы вернуть его. Граф достаточно часто хвастался твоими заслугами на ратном поле, и я уверена, не без основания. Полагаю, у тебя достаточно ума, чтобы найти и вернуть одно маленькое украшение. Ты всегда удивлял всех своей изобретательностью. Укради, если не найдешь другого способа.

Ричард широко раскрыл глаза:

— Вы хотите, чтобы я превратился в вора?

— В конце концов, вещь украли у нас, так что это будет не воровством, а лишь возвращением украденного законному владельцу.

— Как же приятно жить в Лондоне. Здесь так много важных особ и так много приемов. Это просто чудесно. — Леди Изабелла Уэймот улыбнулась хихикающей кузине — старой деве, редко покидавшей дом в Челси и еще реже принимавшей участие в светских собраниях. Ее тонкая бледная рука покоилась на груди. Она с удовольствием вздохнула; кажется, кузина Мин была полна решимости жить по-монашески, несмотря на то, что читала в газетах и модных журналах, и несмотря на рассказы Изабеллы, лично участвовавшей в пышном праздновании, длившемся целое лето.

Это было действительно великое время, и Изабелла намеревалась не пропустить ни одного захватывающего мгновения.

— Да, просто великолепно, и завтрашний бал не станет исключением. Ожидается появление регента. И герцога Веллингтона…

— Ну надо же! — Кузина Мин восторженно пискнула. Бабка Изабеллы снисходительно улыбнулась кузине.

Она, как и кузина Мин, не слишком интересовалась светом; не зря долгие годы они прожили вместе. Дед Изабеллы оставил жене лишь скромное наследство, и она пригласила к себе кузину, чтобы делить с ней расходы на содержание домика в Челси. Ни у одной из них не имелось заметного дохода, и они вели осмотрительный образ жизни, типичный для одиноких дам без источников существования. Изабелла хорошо усвоила этот урок.

— Ты знаешь, что мы возлагаем на тебя большие надежды, — сказала кузина Мин.

— Да, и это великолепная возможность. — Почтенная родственница многозначительно взглянула на Изабеллу, и та понимающе кивнула. Лондон кишел дворянами и состоятельными неженатыми аристократами, приехавшими праздновать заключение мира, — вот почему Изабелла, гораздо более, чем ее старшие соперницы, была полна решимости довести одного из них до брака.

Ей был нужен муж.

— Я сделаю все, что смогу, — торжественно заверила она.

— Ах, эти симпатичные офицеры! — мечтательно произнесла кузина Мин и еще раз тоскливо вздохнула. — Как жаль, что мы не сможем посмотреть парад в Гайд-парке.

— Там будет слишком много народу, Мин, — сказала бабка Изабеллы.

— Подозреваю, мы мало что смогли бы увидеть.

— Ах, но все-таки нет ничего более франтоватого, чем алый мундир, не правда ли? — нараспев проговорила кузина Мин.

— В мое время самым большим желанием каждой девушки было то, чтобы ее увидели под руку с симпатичным офицером. Осмеливаюсь сказать, как раз сейчас Лондон переполнен офицерами. Ты можешь выбрать кое-кого похуже, дорогая, чем солдата в алом мундире.

Но она могла выбрать и кое-кого гораздо лучшего, и Изабелла собиралась поступить именно так. Военным становился, как правило, младший сын с маленьким состоянием или вообще без оного, а она испытывала нужду в больших деньгах и хотела, если уж быть совершенно честной, их заполучить.

Когда сэр Руперт Уэймот умер почти два года назад, сделав Изабеллу вдовой, он оставил после себя еще и целую гору долгов. Правда о состоянии собственных финансов потрясла ее до глубины души. Они с Рупертом вели жизнь, полную роскоши и легкомыслия, благоденствуя в круговороте высшего общества. Изабелла и понятия не имела, что они развлекались в долг, а узнав об этом, не собиралась посвящать в это кого-либо. Было бы страшнее унижения, если бы ее положение стало предметом пересудов как свежая новость. Она экономила изо всех сил, но существовала лишь одна возможность обезопасить себя от того, чтобы не кончить жизнь в одиночестве и бедности, как бабушка и кузина Мин.