Гриффин всегда любил женщин. Начиная с самой первой в его жизни — дочери трактирщика по имени Белл, или Бетти, а может, Бесси. У нее были круглые голубые глаза и грудь в веснушках, и она познакомила его — в возрасте неполных шестнадцати лет — с незабываемыми удовольствиями. Он всегда привлекал к себе женщин — и из низов, и из верхов, — не прилагая к этому особых усилий. Казалось, что их тянет к нему его улыбка и легкость в общении. Одна из любовниц называла его очаровательным, и, возможно, он таким и был. Гриффин заботился о них то недолгое время, что они были вместе, а когда они неизбежно уходили из его жизни — со смехом или уронив слезу, — он с улыбкой целовал их на прощание. Он никогда не скучал по ним, не лежал без сна, думая о них, и никогда, никогда не бегал за ними, как какой-то простофиля.

И вот здесь, сейчас, он проталкивался сквозь толпу в бальном зале, забыв, что рядом с Геро могут быть его брат и ее кузина. Прекрасно. От этого охота становилась еще интереснее.

Она оглянулась через плечо и почти скрылась в толпе. Он остановился и поздоровался с пожилым джентльменом, с которым никогда не был знаком. Тот с удивлением поднял брови, но тем не менее тоже поздоровался.

Она хочет его обхитрить, глупая, глупая девочка, и поэтому кинулась в коридор. Гриффин выпрямился, отошел от старого джентльмена и двинулся в ту сторону, куда скрылась Геро. Окинув взглядом залу, он увидел, что Томас занят беседой, кажется, с членом палаты лордов. Убедившись, что никто не обращает на него внимания, Гриффин вышел в коридор.

Коридор был освещен, но канделябры располагались на большом расстоянии один от другого. Сюда дамы удаляются, чтобы поправить платья. Геро не могла найти лучшего места для его целей, даже если бы следовала его указаниям.

Вдоль стен стояли скульптуры — в отблесках свечей они выглядели жутковато. В первой комнате слева дверь была приоткрыта, и в темноте комнаты он разглядел две фигуры. Гриффин усмехнулся — здесь Геро явно не пряталась. Вторая комната оказалась пуста. Он внимательно все оглядел, не спуская глаз с двери на случай, чтобы Геро не проскользнула мимо него.

Едва войдя в третью комнату, он понял — она здесь. Узнал, возможно, по слабому, чисто женскому запаху, или услыхал еле слышный вздох. А может, просто сердце подсказало ему: она здесь. Гриффин закрыл за собой дверь, и комната погрузилась почти в полную темноту, лишь на столе мерцала забытая свеча.

Гриффин огляделся. Похоже, это либо библиотека, либо маленькая гостиная, предназначенная для отдыха. В дальнем конце у камина стояло три кресла, ближе к нему вокруг низкого столика в середине комнаты — две кушетки. Однако Гриффин перевел взгляд к креслам — скорее всего она устроилась там.

Гриффин улыбнулся, сердце забилось чаще. Он медленно приблизился к камину.

Когда он нагнулся к ближайшему креслу, послышался шорох, стук каблучков, но он был начеку.

Гриффин оказался у двери раньше ее.

Геро, задыхаясь, остановилась, почти задев его.

— Куда-то спешите, миледи Совершенство? — с улыбкой спросил он.

— Выпустите меня, — потребовала она. Любая другая женщина стала бы умолять.

Он сделал к ней шаг, заставив отступить обратно.

— Нет.

Она откинула голову величественным и неподражаемым жестом. Бриллиантовые булавки в рыжих волосах заблестели.

— Я же сказала вам, что не выйду за вас.

— Да, сказали, — согласился он. — Но в настоящий момент мне нужна не женитьба.

Губы у нее приоткрылись, тонкая кожа на шее завибрировала от частых ударов сердца. Сегодня утром она лежала в его постели. Он лишил ее девственности, наверняка боль у нее еще не прошла. Господи, вразуми его — ведь они на светском приеме, в конце концов.

Но все это ему не важно.

Он хочет ее, и это выше его сил.

— Идите сюда, — прошептал он.

— Гриффин…

Он прикрыл глаза от звука ее голоса.

— Вы произнесли мое имя так тепло и нежно, как произносят имя возлюбленного. Я хочу слизать это слово с ваших губ, втянуть в себя дыхание из вашего рта. Я хочу вас. Сейчас. Сейчас и здесь.

Она кинулась в сторону подобно лани, выбежавшей из укрытия. Но он поймал ее за талию и прижал к закрытой двери.

Потом наклонил голову и заглянул в ее блестящие, словно бриллианты, серые глаза.

— Что это будет, миледи?

А Геро смотрела в его демонические зеленые глаза. Ее охватило отчаяние, смешанное с ощущением свободы. Она не сможет ему противостоять. Любому другому — да. Но не Гриффину.

Никогда.

Все ее дурные устремления вырвались наружу. Подняв руки, она заключила в ладони его щеки и притянула его голову к своему лицу.

О да, ей необходимо это. Ей необходим он.

Его рот был теплым и сладким, и она лакомилась им, как ребенок. Она и не представляла, что ей настолько не хватало вкуса его губ. Вкуса свободы.

Он застонал и, запутавшись рукой в ее юбках, все же сумел задрать их наверх. Геро почувствовала холодный воздух на своих голых бедрах, а его большие горячие ладони обхватили ей ягодицы. Потом рука проскользнула вниз, и пальцы оказались внутри ее влажного лона, рот прижался к ее рту.

Тяжело дыша, он произнес:

— Обхватите меня за плечи.

Геро послушалась, не представляя, что он хочет делать дальше. А он приподнял ее, и она повисла на нем, потом интуитивно обвила его ногами.

— Умница, — прошептал он.

Он опять начал неловко возиться с одеждой — теперь со своей, — а Геро закусила губу, чтобы не захихикать. Они оба полностью одеты, он даже в белом парике. Как он себе представляет дальнейшее?

И тут она почувствовала его жаркую мужскую плоть. Геро охнула, глядя прямо в его глаза.

— Тихо, — зашипел он. — Не шумите.

Одно движение, и его член проскользнул в мягкие складочки ее лона.

Он уперся одной рукой в дверь, опустил голову и прошептал прямо ей в губы:

— Сейчас.

Геро ощутила у себя внутри легкий щипок и напряжение, увидела, как двигается кадык на его горле, как изогнулись губы, как появились белые складки вокруг уголков рта. Давление его плоти у нее внутри росло.

За ее спиной кто-то бил кулаком в дверь. Геро в страхе ойкнула, а Гриффин зажал ладонью ее рот и с силой нажал на дверь.

— Я же говорю, дверь не открывается, — раздался из коридора невнятный мужской голос. В ответ послышалось женское хихиканье.

Дверь снова дернули, от чего бедра Геро плотнее прижались к Гриффину, ощущая, как его плоть касается ее.

— Попробовать еще? — спросил мужской голос.

Гриффин припал всем своим весом к Геро — и к створкам двери, — упершись в них лбом. Геро, пригвожденная, в полной беспомощности ждала, обнаружат их или нет.

На дверь снова нажали, образовалась щель, но Гриффин с силой привалился к Геро, и двери не удалось раскрыться.

Геро закрыла глаза. Вот сейчас, сейчас ее охватит волна наслаждения…

— Черт, поищем другую комнату, — пробурчал мужчина из-за двери.

Шаги удалились.

Гриффин не двинулся с места, а она выгнулась в его руках. Их дыхание смешалось, тела терлись друг о друга. Очень медленно он убрал руку с двери.

Геро ждала, обхватив рукой его за шею. Она ощущала его жар… животный жар. Его рука скрылась у нее под юбками. Она повернула голову и зажала мочку его уха зубами. Его пальцы осторожно, даже чересчур осторожно проникали все глубже, пока не нажали на самую сердцевинку внутри ее лона.

Геро вздрогнула, ей казалось, что она падает вниз с огромной высоты, ветер свистит в ушах, она объята восторгом.

Он чуть отстранился, выгнулся, и снова у себя внутри она ощутила движения его плоти, быстрые и ритмичные. Ей хотелось кричать, громко кричать от радости. Только бы он не остановился… Она нежно покусывала мочку его уха. Ритм его движений замедлился, он дернулся и вонзился в нее в последний раз.

Тепло разлилось у нее внутри.

Его громкое, хриплое дыхание отдавалось у нее в ушах. Наконец он медленно отодвинулся, разомкнул ей ноги, обнимавшие его, и поставил на пол.

Геро, задыхаясь, откинулась на дверь. Из-под полуопущенных век она смотрела, как он вытащил носовой платок и вытерся. А она спрашивала себя, как произошло, что менее чем за один день она превратилась в доступную женщину.

Гриффин поднял голову и заметил ее взгляд. Медленным жестом он протянул ей платок.

— Миледи?

Ей бы умереть от стыда, что она так низко пала, однако вместо этого она расценила это как интимный жест и, взяв платок из его руки, вытерла мокрые бедра. Опустив юбки, она стояла, не зная, куда девать запачканную ткань.

Он застегнул панталоны и забрал у нее платок, сложил и сунул в карман фрака. Затем старательно поправил ей юбки. А она стояла, покорная, как дитя. Гриффин с серьезным видом заложил выбившийся завиток волос ей за ухо.

— Вот так, — почти грустно прошептал он. — Ваше платье в порядке, миледи Совершенство. Никто не узнает, как я с вами обошелся. Вы прелестны, как всегда.

Она с трудом сглотнула слюну.

— Вы ни разу не называли меня прелестной.

— Не может быть. — Он отвернулся и оглядел комнату, делая вид, будто проверяет, не оставили ли они доказательств своего присутствия. Потом с улыбкой на губах посмотрел на нее. — По-видимому, у меня не было в этом нужды — ведь Томас постоянно превозносит вашу красоту.

— Он делает это машинально, — сказала она. — А вы?

— Нет, — пробормотал он и легонько коснулся ее волос. — Я ничего не делаю машинально в отношении вас.

Сердце у нее болезненно сжалось. Что он хочет ей сказать? Она тоже хочет ему сказать… Но что? Тут Гриффин опустил руку, сделал шаг назад и галантно поклонился.

На его лице застыло вежливое выражение.

— В подобных обстоятельствах дама обычно уходит первой. Я последую за вами, подождав немного, чтобы нас не увидели вместе.

— Ах да, конечно, — сказала она, вдруг почувствовав себя наивной и неопытной.

Геро расправила юбки и выглянула за дверь — полутемный коридор был пуст. Она бросила на Гриффина взгляд через плечо. Может, ей следует что-то сказать?

Он насмешливо поднял бровь.

Тогда она решила, что изобразит искушенную даму, и медленно выплыла в коридор. Для нее — это новая форма поведения, но надо выглядеть спокойной. Геро дошла до конца коридора, сделала вдох и незаметно появилась в бальном зале.

Она не успела поздравить себя с тем, что никто не заметил ее отсутствия, как сзади послышался голос брата:

— Вот ты где, Геро.

Она вздрогнула и чуть не вскрикнула, повернувшись к нему.

Максимус смотрел на нее, сдвинув темные густые брови.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Нет. — Она разжала стиснутые пальцы, выдохнула и улыбнулась ему. — Нет, разумеется. Я и не знала, что ты сегодня здесь.

Он поджал губы и окинул взглядом залу.

— Мне необходимо обсудить с Мэндевиллом одно срочное дело. Ты его видела?

Она кивнула:

— Я разговаривала с ним.

— Как Феба? — Острый взгляд брата просверлил ее насквозь.

— Лучше. Ты навестишь ее? Она спрашивала о тебе.

— Да. Завтра днем, думаю. Мне придется сказать ей, когда я ее увижу.

Геро прикрыла глаза.

— Значит, ты принял решение.

— Да, принял. У нее не будет светского сезона.

— Она так об этом мечтала… ты ведь знаешь. — Геро было безумно больно думать об этом.

— Ты же не хочешь, чтобы она упала во время танца? — мягко произнес он. — Ты можешь себе представить, каким это будет для нее унижением? Я не допущу, чтобы пострадали ни ее гордость, ни она сама. С нами, с ее семьей, она будет в безопасности.

— А как же она найдет себе мужа? — Геро закусила губу. — Ты ведь не хочешь, чтобы она осталась старой девой?

Максимус нетерпеливо дернул плечом.

— Ей только семнадцать. Когда придет время, я познакомлю ее с подходящими джентльменами. Не бойся — я о ней позабочусь.

Геро кивнула. Конечно, он позаботится. Максимус всегда заботится о тех, кто с ним рядом. И вероятно, он прав — светский сезон может оказаться для Фебы слишком трудным, учитывая ее зрение.

Но все равно для Фебы это станет ужасным ударом. Она с таким нетерпением ждала своего выхода в свет.

— Ты правильно решил, — тихо сказала Геро, опустив глаза.

Максимус снова пронзил ее своим орлиным взглядом.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

— Да, конечно. — Она улыбнулась.

Как было бы замечательно, если бы она смогла излить ему свои беды. Поговорить о Гриффине и об их странных, запутанных отношениях, о ее сомнениях относительно предстоящего брака с Мэндевиллом и о том, состоится ли этот брак вообще. Она хотела многим поделиться с ним, с ее старшим братом. Она потеряла отца и мать совсем еще маленькой девочкой, чтобы сильно скорбеть по ним, но в такие дни, как сейчас, ей очень хотелось видеть их рядом. Хотелось, чтобы у нее был кто-то, кому она по-настоящему нужна.