Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения

Такой близости с Максимусом у нее не возникло. Возможно, дело в ней, она очень сдержанна по натуре, или, возможно, дело в том, что он намного старше ее, и на нем лежит слишком много обязанностей как на герцоге Уэйкфилде. Что бы это ни было, но сейчас Геро поняла, что до конца не знает своего брата. Она не знает, какие страхи его мучают — если он вообще чего-либо боится, — любил ли он когда-нибудь или плакал по ночам, страдая от сомнений.

И он, конечно, тоже по-настоящему ее не знает.

Максимус взял ее за руку.

— Мне не безразличны ты и твое благополучие. Ты ведь это знаешь, правда?

Геро молча кивнула. Он удивил ее. И еще ей было стыдно и больно слышать такие слова.

— Геро, если тебе нужна моя помощь, ты только скажи. — Он стиснул ей пальцы и положил ладонь себе на руку. — Пойдем. Вон там стоит Мэндевилл. Уверен, что он очень обрадуется, увидев свою невесту.

Геро ничего не осталось, как вместе с братом подойти к Мэндевиллу, но пока они шли, она оглядела залу. Гриффина она не увидела. Вероятно, он уже ушел ужинать.

— Что за срочное дело ты хочешь обсудить с Мэндевиллом? — спросила она.

— Его брата.

Геро остановилась.

— А что с Редингом?

Максимус, нахмурившись, смотрел на нее сверху вниз.

— Он гонит джин в Сент-Джайлзе. Мне придется его арестовать.

Удар был так неожидан и так силен, что на мгновение она даже не ощутила боли.

— Нет!

— Прости, дорогая. Я знаю, что он брат Мэндевилла…

Она сжала руку Максимуса дрожащими пальцами.

— Ты не можешь арестовать Гриффина. Не можешь.

Глаза у Максимуса подозрительно сощурились.

— Гриффина?

Это случилось — она выдала себя. Она потеряет Максимуса, потеряет семью, друзей.

Геро убрала ладонь с рукава брата и крепко стиснула руки перед собой. Она должна помнить, что они находятся в зале полной людей.

— Ради меня, Максимус, — прошептала она, почти не разнимая губ. — Обещай, что ты не тронешь его.

Вокруг них слышались разговоры и громкий смех, но Максимус стоял подобно каменному изваянию и молчал.

Геро закрыла глаза и стала молиться.

Наконец брат заговорил:

— Кем бы Рединг ни был для тебя, это необходимо немедленно прекратить.

Геро открыла глаза. Лицо брата было бледным и напряженным, на губах — ни кровинки. Она хотела что-то сказать, но он резко и повелительно поднял руку.

— Подожди. Я не предприму против него никаких действий. Ради тебя. Но за это ты пообещаешь мне, что оставишь его. Геро, он перегоняет джин. — Это слово плевком слетело с его губ.

Она опустила голову, от сердца отхлынул ужас.

— Я жду, сестра.

Геро молча кивнула.

Максимус глубоко вздохнул. Она вдруг почувствовала, что он натянут как струна и что по его телу пробежала дрожь, как у беговой лошади, которую сдерживают у барьера на старте.

— Мы больше не будем об этом говорить, — тихо произнес он.

Они степенно приблизились к Мэндевиллу. Геро с трудом справилась с дыханием.

Первое, что они услышали от Мэндевилла, не способствовало ее спокойствию:

— Уэйкфилд, дорогой. — Мэндевилл поклонился им обоим, потом сдвинул брови. — Миледи, мне придется сделать выговор моему брату. Он, кажется, оставил вас одну.

— Это не важно, — сказала она. — Я уверена, что ему было нужно с кем-то поговорить.

Джентльмены пробормотали что-то неразборчивое. А затем Максимус начал обсуждать с Мэндевиллом билль, который хотел представить в парламент.

Геро внимательно прислушивалась, пока не уверилась, что билль не имеет отношения к джину. Тогда она с заинтересованным выражением лица стала думать о своем. Она закрылась веером и украдкой оглядывала залу. Гриффин сегодня был в синем с золотой обшивкой фраке, и на какой-то момент ей показалось, будто среди танцующих менуэт мелькнули его широкие плечи. Нет, это не он. Она собиралась предупредить его. Но как это сделать, если ее не должны видеть в его обществе?

Может, завтра послать ему домой записку?

Максимус поклонился и распрощался, но Геро почти этого не заметила, настолько была поглощена тем, что искала глазами Гриффина.

— Я должен извиниться и за своего брата, и за себя, — сказал Мэндевилл.

Геро подняла глаза — он смотрел на нее.

— Я тоже невнимателен к вам, как и мой брат, — продолжал Мэндевилл. — Боюсь, что не был достаточно внимательным женихом последние несколько дней.

— Милорд, у меня не было недостатка в вашем внимании, — возразила она… и ей стало больно и стыдно.

Он нахмурился:

— Вы, как всегда, очень добры, миледи, но я действительно был невнимателен. — Он помолчал. — Я восхищаюсь герцогом. Он, я думаю, один из наших признанных национальных лидеров. Может даже показаться, что я порой забываю, что это вы, кому я дал торжественное обещание жениться, а не ему.

У Геро дрогнули губы при мысли о Мэндевилле и брате, идущих к алтарю. Она подавила улыбку. Не стоит показывать, что его слова ее развеселили, — это заденет его чувства, а он ведь говорил от всего сердца.

Геро положила ладонь ему на руку.

— Уверяю вас, милорд, что он также восхищается вами. И я не отношусь ревниво к тому времени, что вы проводите с моим братом. Я знаю: вы оба решаете серьезные государственные дела. И рада, что наше правительство в таких надежных руках.

Мэндевилл искренне улыбнулся ей, что случалось крайне редко. Его лицо сразу сделалось по-мальчишески привлекательным. И она вспомнила, как эта улыбка расположила ее к нему. Может, благодаря этой улыбке она и согласилась стать его женой?

Он поклонился:

— Пойдемте, моя дорогая, посмотрим, что ждет нас в столовой.

И Геро в полном смятении последовала за ним.

Может, с него вполне достаточно интимных свиданий на балах и светских раутах? Эта мысль впервые посетила Гриффина. Одних дам возбуждала опасность быть обнаруженными, а для других было проще встретиться на балу, чем рисковать, позволяя ему влезть ночью к ней в окно.

Подобные изощренные способы обольщения сиюминутно оказывались привлекательными, но после легко забывались. Бесконечная суета в чужих темных гостиных со временем приелась.

Геро была другой. И в этом он успел убедиться… и не один раз.

Как только он вернулся в бальный зал, все его внимание было приковано к ней. Жалела ли она о случившемся? Возможно, в этот самый момент она думала о том, как отвратительно и низко устраивать любовные свидания на светском приеме? Черт! Ему не нужно было преследовать ее в том коридоре. Геро не похожа на циничных, обольщенных им матрон. Она живет в нереальном мире, она горда, уверенна в своей непогрешимости. А он — тот мужчина, который взялся доказать ей, что ничто человеческое ей не чуждо.

Эта мысль ему не польстила. И что хуже — такая вот женская непорочность может заставить повесу подумать о собственном исправлении. Он так громко хмыкнул, что дородная дама рядом с ним вздрогнула. Может, ему пора остепениться и проводить вечера, сидя у камина с чашкой теплого молока?

Грустные мысли были нарушены появлением Мегс, такой хорошенькой в желтом платье с черной и красной вышивкой. Правда, она немного смахивала на цветок лютика.

— Ох, Гриффин, — вздохнула она, увидев его.

Он поднял брови и насмешливо произнес:

— Ох, Мегс.

Она неуверенно теребила складки юбки.

— Как ты думаешь, джентльмен может захотеть меня поцеловать?

— Надеюсь, не тогда, когда я рядом, — проворчал Гриффин.

Она выкатила глаза.

— Я не могу вечно оставаться девицей, Гриффин. Я рассчитываю когда-нибудь иметь детей, которые появятся на свет не в результате божественного чуда. Конечно, — тут она вдруг сникла, — если хоть какой-то мужчина проявит желание взять меня в жены.

Гриффин подозрительно посмотрел на нее:

— Что этот осел Боллингер сделал?

— Лучше сказать, чего он не сделал, — со стоном ответила Мегс. — Он отказался пройти со мной в сад.

— И правильно, — сказал Гриффин. Одному богу известно, что может случиться на балу в саду. Уж кто-кто, а он-то знает.

— Гриффин, послушай, я понимаю твои опасения старшего брата, но постарайся понять и меня. Как я могу думать о браке с человеком, который приходит в ужас при одной только мысли о том, чтобы поцеловаться со мной?

— Откуда ты знаешь, что он думает о поцелуе? Может, он боится простудиться или… о господи, Мегс, он боится за твою репутацию.

— Знаю, потому что я его попросила, — прервала брата Мегс.

— Попросила что?

— Поцеловать меня. А у него был такой вид, как будто я попросила его облизать спрута. Живого спрута.

— О! — Вот все, что он произнес.

Но, как ни странно, Мегс этим удовлетворилась.

— Да. Ты понимаешь, в чем дело? Если он даже не попробовал, если ему противна одна эта мысль, то как я могу надеяться, что нас ожидает удачный брак?

— Я не знаю. — Гриффин покачал головой, пытаясь что-нибудь придумать. — Ты ведь понимаешь, Мегги, что люди нашего положения не женятся по любви. Так уж устроена жизнь.

Он и не подозревал, что эта мысль удручит его самого настолько сильно.

— Неужели ты думаешь, что мне это неизвестно? — сказала Мегс. — Я прекрасно сознаю, что от меня ждут удачного замужества. И что если мне повезет, то у моего мужа не будет десятка любовниц и он не наградит меня дурной болезнью.

— Мегс… — Гриффин ужаснулся. Когда же его маленькая сестричка успела это узнать?

Мегс отмахнулась:

— Но я могу по крайней мере обрести… ну, хоть какие-то дружеские отношения. Как ты считаешь? Понимание, желание. Чтобы в спальне думали не только о том, что надо произвести наследника.

— Конечно. — Гриффин понимал, что ему надлежит отругать ее за такие неподобающие слова, но в этот момент сил для подобного лицемерия у него не было. — Мы найдем тебе хорошего мужа, Мегс.

Она вздохнула.

— Это ведь возможно? Каро вполне довольна своим Хаффом. И Томас, кажется, доволен помолвкой с леди Геро.

При упоминании имени Геро Гриффин замер, но Мегс ничего не заметила.

Наморщив нос, она сказала:

— Он слабо проявляет свои чувства к ней, но она приятная леди. Мне она нравится, и она, думаю, замечает, что Томас иногда бывает чересчур напыщенным.

Гриффин не удержался от смеха.

— Да, это так. — Мегс задумчиво посмотрела на сверкающие канделябры у себя над головой. — Ну, если леди Геро неожиданно умрет — несчастный случай, упадет с лошади, например, или ее ударит молния, — то, как мне кажется, Томас будет расстроен, но не убит горем. — Мегс перевела взгляд на Гриффина. — И не захочет умереть сам. Хорошо, наверное, быть замужем за человеком, который по-настоящему станет горевать о моей смерти, если я умру. Я правильно рассуждаю?

— Да, — ответил он и тут заметил Геро на противоположной стороне зала. Неземную, прелестную и недосягаемую. И вдруг понял: если она умрет, то ему нет смысла жить. — Да, ты правильно все говоришь.

— Мы потеряли еще одного, — сказал Ник, когда следующим утром Гриффин вошел в винокурню.

Гриффин вздохнул и положил привезенные с собой пистолеты на деревянную бочку. Работники были заняты делом, но молча, без обычного смеха и громких разговоров. Тишина казалась какой-то зловещей.

— Сбежал или его поймали люди Викария? — спросил Гриффин.

Ник пожал плечами:

— Не знаю. Пропал — и все тут.

Гриффин кивнул, уселся и стал заряжать пистолеты. Он купил подержанное оружие, но в хорошем состоянии.

— И еще говорят, что осведомители сегодня схватили троих продавцов джина, — сказал Ник.

Гриффин поднял голову:

— Хорошие новости из тебя бьют ключом.

Ник усмехнулся:

— А я между Викарием и осведомителями, словно шлюха между двумя матросами: один пользует ее спереди, а другой — сзади.

Гриффин поморщился от такого сочного сравнения.