— Ты у меня лучше всех на свете!

Женщина шептала эти слова своей трехдневной дочурке. Качая ее у своей груди, она изумлялась, как же такая драгоценность может быть такой легкой?

Девочка зашевелилась и широко раскрыла глаза. Казалось, она и в самом деле понимала слова матери.

Мать улыбнулась и прижала ребенка к себе, ощущая наслаждение, которое утоляло ее жажду, словно живительная влага в пустыне. Она была предупреждена опытной подругой, что развитие привязанности требует определенного времени, и не надо разочаровываться, если это не произойдет немедленно. Ее подруга, подумала она, с таким же успехом могла предупреждать, что надо привыкать к дыханию. Привязанность наступила мгновенно. Как только медицинская сестра положила новорожденную девочку ей на руки, она ощутила в себе сильнейший прилив материнских чувств. Они пронизывали ее, как аромат медоносных трав в весеннем недвижном воздухе, проникая в каждый уголок ее сердца, разума и души. И это несмотря на то, что у нее не было молока, и она не могла сама выкармливать своего ребенка. С нее было довольно даже просто прижимать его к себе.

Сейчас, спустя три дня, она чувствовала себя так, словно всегда любила крохотное существо, покоящееся на ее руках; Очень осторожно она опустила дочку в колыбель, позволив себе еще несколько мгновений просто полюбоваться на нее.

Доктор Рейнолдс сказала, что за все двадцать лет, что она принимает роды, она никогда не видела такого хорошенького младенца.

Крошка захныкала, ее маленький беззубый ротик раскрылся, в то время как веки оставались сомкнутыми. Ее мама засмеялась:

— Для тебя все будет вновь! Ты почувствуешь себя маленькой обожаемой принцессой и услышишь это сто раз подряд!

Со вздохом мать укрыла ребенка маленьким одеяльцем. Наступало время собираться. Нагнувшись над колыбелью, она ласково поцеловала ребенка в лобик. Это просто чудо, подумала мать. Сотворенное ею чудо.

— Плохо, что у тебя нет папы, как у других маленьких девочек. Но у тебя будут тетя и дядя, — прошептала она дрогнувшим голосом. — И мы все будем любить тебя так сильно, что ты никогда не почувствуешь себя обделенной. Обещаю тебе!

Все будет хорошо, обещала она уже себе. Они не останутся в одиночестве: с нею рядом будет ее семья. Она открыла маленький шкаф в своей комнате и стала доставать оттуда одежду.

Везучая, подумала молодая мама, расчесывая свои волосы. Она делала это осторожно, аккуратно пропуская сквозь расческу длинные, прямые, черные пряди. Она всегда чувствовала себя везучей, когда не думала о нем… об отце ребенка. Даже ее роды прошли поразительно легко: она начала чистить апельсин перед завтраком, когда поняла, что подошло ее время, и через пять часов после того, как она, Лиз Синклер, поступила в ХаррисМемори-ал-Хоспитал, она уже держала на руках свою дочь. Ребенок инстинктивно стал искать грудь, словно голодный птенец, требующий, чтобы мать вложила ему в клюв корм. Но обнаружилось, что у нее нет молока; на выручку немедленно явилась сестра с бутылочкой питательной смеси. Она заверила Лиз, что материнское молоко — не самое главное для ребенка. Главное — материнская любовь.

Таким образом, все, что касалось Кэти, складывалось хорошо, думала Лиз, собирая свои вещи, и это помогало ей перенести то обстоятельство, что она была безжалостно оставлена отцом девочки. Мысль о Брэде пронизала ее острой болью, но Лиз заставила себя преодолеть ее. У нее была дочь, и этого было достаточно. Она не гналась за деньгами или тем более за обручальным кольцом, когда сообщила Брэду, что зачала их ребенка, ребенка, зачатого по любви.

Ребенка, зачатого в грехе, — вот как это теперь оборачивалось. Лиз застыла, пытаясь остановить дрожь, пробегавшую по спине, каждый раз когда она вспоминала выражение лица Брэда при известии о ее беременности. Он выглядел ошеломленным и разозленным, словно Лиз предала его, и, сообщив ей о том, что женат, тут же предложил любовнице сделать аборт. Потрясенная, Лиз наотрез отказалась. Больше она Брэда не видела: он бесследно исчез.

Лиз уже заканчивала приводить себя в порядок в ванной комнате, как услышала в палате какой-то шорох. Она выглянула, и первое, что ей бросилось в глаза, — пустая колыбель. С оборвавшимся сердцем она вбежала в комнату, из которой выходила пожилая медсестра. Одной рукой она уже взялась за дверную ручку, второй держала Кэти.

Лиз стремительно подошла к женщине:

— Извините, что-нибудь случилось? — встревожено спросила она. Медсестра обернулась, явно удивленная, что кто-то еще оказался в комнате. Затем на ее добром лице появилась широкая приветливая улыбка.

— Ничего такого, о чем стоит беспокоиться, моя дорогая.

У нее был мягкий голос с легким ирландским акцентом.

— Кажется, доктора забыли сделать нашей крошке один анализ. — Кэти издала звук, похожий на бульканье. Сестра улыбнулась ребенку и покачала ее. — Разве можно уходить, не сделав этого, моя дорогая? Она у вас такая очаровательная. — Женщина опустила ладонь на руку Лиз и успокаивающе заверила: — Это займет всего одну минуту.

Лиз не помнила ее. За последние три дня перед ней промелькнул настоящий калейдоскоп лиц персонала больницы и ее друзей, наведывавших ее в одиночной палате. Мельком Лиз взглянула на табличку с именем сестры на ее халате. На ней было написано "Клэр Орбах".

— Но я выписываюсь сегодня, Клэр.

— Я быстро верну вам ваше сокровище. Не волнуйтесь.

Ладно, если они должны сделать этот тест, пусть делают. Но почему так поздно, подумала Лиз.

— Хорошо, но, пожалуйста, поспешите. Мы должны уехать отсюда до двенадцати.

— Это займет не больше минуты. Успокоенная, Лиз кивнула и вернулась в крохотную ванную.

К тому времени, когда прибыла Джулия, она уже была одета и полностью готова. Ее сестра ворвалась в палату с таким же напором, с каким она мчалась по жизни. Их брат не раз говорил, что Джулия является доказательством того, что тело, раз приведенное в движение, стремится в нем пребывать.

Быстро чмокнув Лиз в щеку, Джулия огляделась вокруг. При виде пустой колыбели она удивилась.

— А где же моя племянница? У меня всего полтора часа свободного времени! — Она взъерошила пальцами с кораллового цвета маникюром на ногтях свои темно-рыжие волосы, и они свободными, густыми волнами упали на ее плечи. Это движение Джулии всегда производило сногсшибательный эффект. — Ник по уши закопался с запеченной телятиной и прочими кухонными делами. — Она выглянула в окно и посмотрела на парусные лодки в заливе. Они выглядели завлекающе.

Джулия круто повернулась к Лиз, улыбнулась и привлекла к себе сестру. Они вместе играли и проводили время и были с детства безмерно привязаны друг к другу.

— Трудно поверить, что моя маленькая сестренка уже мама.

Лиз и сама с трудом верила в это, несмотря на сильное биение жизни внутри себя, которое она ощущала в последние три месяца.

— Между нами всего лишь год разницы, — напомнила она Джулии. Та пожала плечами:

— Ты всегда считалась в семье малышкой, вот почему я зову тебя маленькой сестренкой. — Она высвободила руки Лиз и с нетерпением взглянула на дверь. — Ну и где же этот великолепный ребенок, который выглядит точь-в-точь, как я выглядела в ее возрасте?

Лиз взглянула на часы. Прошло уже почти полчаса, как сестра унесла Кэти.

— Не знаю. Мне сказали, что это займет всего одну минуту… — Джулия вопросительно подняла брови. — Они должны сделать Кэти анализ, прежде чем выпишут ее. Это выяснилось в последнюю минуту.

— Для чего? — удивилась Джулия. — Уже известно, что Кэти самая хорошенькая, самая умненькая девочка на свете! — Она распахнула дверь и чуть не столкнулась с входившей медсестрой, катящей перед собой кресло на колесиках.

— Все готовы к выходу? — добродушно спросила сестра у Лиз.

— Да, за исключением ребенка, — она жестом указала на пустую колыбель. Ее глаза встретились с глазами сиделки, и немой вопрос той передался и ей:

— Где моя дочь?!

Белокурая женщина смущенно нахмурилась.

— Она должна находиться здесь, с вами.

Лиз обменялась взглядами с Джулией, и тень беспокойства омрачила их лица. Инстинктивно Джулия выступила вперед, словно прикрывая собой младшую сестру.

— Полчаса назад сестра унесла Кэти, чтобы провести тест, — Лиз начала вспоминать, о каком тесте говорила та немолодая женщина. — Она назвала его ПКУ-тест и сказала, что это займет только одну минуту.

Сестра сложила кресло-каталку и отставила в сторону.

— Здесь что-то не то. Мы делаем этот тест сразу после рождения ребенка!

Джулия услышала, как охнула Лиз, и успокаивающе положила руку на плечо сестры, хотя у нее самой сердце колотилось от тревоги.

— Может быть, произошла какая-то путаница, — предположила она, хотя какоето опасное, смутное чувство предсказывало ей, что это не так.

— Вы уверены? — спросила Джулия сестру.

На лице той появилось обиженное выражение, а голос утратил свое добродушие:

— Я работаю в отделении для матерей двадцать лет и уверена в том, что говорю.

— Но тогда где же ребенок? — Чувство страха овладело ею и нарастало с каждым мгновением.

Женщина покачала головой:

— Я не знаю.

— Но ребенок не мог бесследно исчезнуть, — настаивала Джулия. — Найдите ту сиделку!

Лиз попыталась представить себе ту женщину и табличку с ее именем. — Ее имя… Клэр! — Теперь она вспомнила. — Клэр Орбах, вот как ее зовут. — Лиз вопросительно взглянула на сиделку, надеясь, что это имя ей что-то говорит. Но, поджав губы, сестра покачала головой.

— В нашем отделении нет никого с такой фамилией. Я это твердо знаю, ведь я старшая сестра.

Лиз объял ужас, она схватила женщину за запястье, словно пытаясь заставить ее отречься от своих слов и вспомнить сестру, которая ушла с ее ребенком.

— Вы абсолютно уверены? — Лиз старалась говорить так, чтобы ее голос не сорвался в рыдания. — Она приблизительно вашего роста, чуть полнее, ей около пятидесяти. У нее круглое, добродушное лицо.

В глазах сиделки тоже появилось выражение тревоги:

— У нас сегодня дежурят в отделении шесть сестер. Всем им от двадцати до тридцати. Я никогда не слышала имени Клэр Орбах.

Лиз даже не почувствовала, как рука Джулии обхватила ее плечи. Она вдруг ощутила, что у нее подкашиваются ноги, и медленно опустилась в кресло.

— Она сказала, что ребенок очарователен, — сбивчиво бормотала Лиз. Стараясь удержать дрожь, она зажала рот ладонью, страшась подумать о том, чем грозила ее дочери такая оценка… Она взглянула на сестру: — Джулия?

— Все будет в порядке, — решительно заявила та и обернулась к подошедшей сиделке. — Позвоните в охрану. Дайте им словесный портрет. Может быть, она еще не покинула здание.

Джулия подбежала к маленькому прикроватному столику и набрала номер.

Она не должна упасть в обморок, не должна. Есть какое-то объяснение всему этому, твердила себе Лиз, с надеждой глядя на сестру.

Джулия уже набрала первую цифру.

— Я звоню в полицию.

Медсестра колебалась, встревоженная тем, как это может отразиться на репутации больницы.

— Но…

Взгляд, которым одарила ее Джулия, сразу подавил все ее попытки к протесту.

— Мою племянницу похитила какая-то женщина, которая у вас не работает. Якобы для проведения теста, который, как вы сказали, на этой стадии не делается. Я вызываю полицию.

Кивнув, сестра поспешила в холл звать охрану. Голос Джулии едва пробивался в затуманенное сознание Лиз: ее охватывала волна тошноты.

Утреннее солнце заливало комнату, отражаясь в блестящих стенках детской колыбели.

Кейн Мэдиген вылез из ничем не приметного серого "седана", полез в карман своей рубашки и подавил ругательство. Там было пусто. И он знал, что там пусто. После четырех недель успешного воздержания от курения он все еще машинально лез в карман за пачкой сигарет, которую за последние пятнадцать лет привык держать в нагрудном кармане. Раздраженный, он подумал о том, когда же, наконец, он избавится от идиотской привычки тянуться за сигаретами при любом стрессе. Он сомневался, что такое время вообще когда-нибудь наступит. Сержант, сопровождающий его, поспешил вперед, когда они подошли к управляемой электроникой двери больницы.

— К лифтам сюда, сэр.

Нажимая на кнопку, Кейн думал о телефонном звонке, который поступил несколько минут назад. Он не успел еще сделать какие-либо предположения по предыдущему случаю, как это снова произошло. Кто-то похищал детей, и он намеревался поймать этих "кто-то" во что бы то ни стало.

Это был одиннадцатый случай. Десять новорожденных было похищено за это время из родильных домов и больниц: восемь в Южной Калифорнии и два в Аризоне. Все преступления происходили одинаково. Новорожденные исчезали из своих колыбелей. Никто ничего не видел. Никто ничего не знал. Возможно, это похищение прольет какой-то свет на происходящее?