Она была ненасытна, и хотя маркиз слыл столь опытным любовником, что мог вознести почти любую женщину на пик страсти, он подчас признавал, что леди Эстер, пожалуй, превосходит его.

«Она очень красива», – говорил он себе, при этом зная, что ни в малейшей степени не был влюблен в нее.

Она привлекала его, он ее желал, но в то же время он отчетливо понимал, что в их самых пылких и эротичных ласках никогда не присутствует сердце.

– Чего же я ищу? – спросил он себя вслух.

Он вспомнил другую женщину, почти такую же красивую, как леди Эстер, которая задавала ему почти тот же вопрос.

Она лежала в его объятиях в таинственном мерцании теней, отбрасываемых затухающим огнем. В наводящем сон благоухании тубероз маркиз размышлял, как уютно и легко он чувствует себя в этом мире.

И тогда женщина, приподняв голову, лежавшую у него на плече, произнесла:

– Чего мы ищем, Алексис?

– Что ты имеешь в виду? – удивился он этому вопросу.

– Я знаю: как бы я тебя ни любила, есть часть тебя, которая остается для меня недоступной, – ответила она. – Я постоянно чувствую, что недотягиваю до идеала – если именно этот идеал таится в глубине твоего сердца.

– Глупышка! – нежно сказал маркиз. – Ты – все, что мне нужно, все, что я хотел найти в женщине.

Однако, говоря это, он в душе сознавал, что лжет.

Та женщина была милой, очаровательной, желанной, ее ласки – совершенными, – и при всем том она была права, полагая, что чего-то ей недостает.

С Эстер Стэндиш было то же самое. Ни одна женщина не хотела отдавать себя больше, чем она, и ему было известно: он волновал ее так, как прежде не смог взволновать ни один мужчина.

Стоило их взглядам встретиться в комнате, полной людей, – и они ощущали друг к другу магнетическое притяжение.

Пламя желания вспыхивало и, разгоревшись от их прикосновений, поглощало и испепеляло их обоих.

А как она была прекрасна!

Маркиз улыбнулся, припоминая все мелкие уловки, которые она продолжала использовать, чтобы привлечь его внимание к своему телу.

Черные жемчуга на белой коже, голубые подвязки с его инициалами, вышитыми бриллиантами.

Ее манера встречать его, не имея на себе никакой одежды, лишь в ярких домашних туфлях, или в другой раз – с огромными, почти до плеч серьгами в ушах.

В мире не существовало ни одной соблазнительной затеи, которую леди Эстер не была готова употребить, чтобы привлечь внимание мужчины и заставить его ощутить, как она ему нужна.

Несомненно, когда страсть к мужчине, как у леди Эстер к нему, перерастает в одержимость, это весьма приятно и льстит мужскому самолюбию.

Так, за всеми этими мыслями, он подъехал к своему дому на Парк-лейн и, остановив лошадей перед портиком с колоннами, окончательно решил, что назавтра к ней не поедет.

Войдя в мраморный зал, он с удовлетворением отметил, как восхитительны были освещенные солнцем картины Ван Дейка, которые продал его отец, а он недавно смог вернуть, выкупив их.

– Дома ее светлость? – спросил он у дворецкого.

– Да, милорд. Ее светлость ждет вашу светлость в голубой гостиной.

Маркиз поднялся на второй этаж и вошел в великолепный зал с бело-золотыми стенами, служившими идеальным фоном для целой коллекции картин французских мастеров.

Правда, несколько панелей зияли пустотой, – всякий раз при виде их маркиз мрачнел. Но теперь он хотел видеть только свою сестру, которая стояла у окна, глядя на сад.

– Алексис! – воскликнула она, когда он вошел в гостиную. – Я уж думала, что ты совсем забыл меня.

– Ты должна простить мне мое опоздание, Каролина, – ответил маркиз. – Мне пришлось задержаться по неотложному делу.

– И я даже могу догадаться, с кем ты задержался, – с улыбкой заметила графиня Брора, направляясь к дивану.

Каролина была на пять лет старше маркиза. Она была привлекательной женщиной, однако ее внешность была не столь незаурядной, как у брата.

Однако, в своем элегантном наряде, с новой весенней шляпкой на голове и огромной муфтой в руках, Каролина Брора вполне могла на равных соперничать с большинством светских красавиц.

– Я вот подумала, что в Мерлинкуре уже распустились нарциссы, – сказала она, садясь на диван. – Ты ведь знаешь, как они чудесны весной, – а сейчас, когда так тепло для этого времени года, они уже цветут так, что кажется, будто весь склон покрыт великолепным золотым ковром.

Маркиз смотрел на сестру внимательным взглядом. Хотя внешне он выглядел лениво-рассеянным, мало что могло укрыться от его внимания. Наконец он произнес:

– Каролина, у меня такое чувство, что ты хочешь поговорить со мной о Мерлинкуре.

– Ты прав, – согласилась она. – Но как ты догадался?

– Твои слова весьма прозрачны, моя дорогая, – улыбнулся маркиз. – Я-то думал, что ты хочешь видеть меня ради меня самого.

– То, что я хочу тебе сказать, связано с тобой, – сказала графиня. – Ты хоть имеешь представление о том, что происходит, Алексис?

– О чем именно? – осведомился он.

– О том, что делает Джереми, – пояснила его сестра.

– Джереми? – Голос маркиза наполнился неприязнью. – Невозможно, чтобы он так быстро спустил все, что я ему дал! Если так, то на этот раз он, черт возьми, может прямиком отравляться в долговую тюрьму.

– Дело не в деньгах, – возразила графиня, – во всяком случае, не только в них.

– Перестань говорить загадками, Каролина, – оборвал ее брат, – и переходи к делу. Что же такого сделал Джереми, что ты так встревожилась?

Подавив вздох, графиня Брора сказала:

– Он заявляет, – и я уверена, не без оснований, – что намерен жениться на Лукреции Хедли.

Маркиз был явно озадачен.

– Хедли? Ты имеешь в виду…

– Я имею в виду, – перебила его сестра, – ту девушку, что живет в Дауэр-хаусе с отцом, который владеет домом, принадлежавшим многим поколениям нашей семьи, и участком земли в пятьсот акров, расположенным в самом центре нашего имения!

Переведя дыхание, она продолжала:

– Ты хоть понимаешь, что это значит, Алексис? Тебе придется терпеть Джереми, который будет практически сидеть у тебя на пороге, хвастаясь, что он хозяин части Мерлинкура. Он уже думает, что это так и есть! Если он женится на этой девушке, то станет постоянной занозой в твоем теле. Надеюсь, ты не можешь этого отрицать?

– Я и не стану отрицать это. Но почему мне раньше об этом ничего не говорили? – спросил маркиз.

– Потому что ты никогда не выказываешь интереса к тому, что делается в графстве, – с укором ответила Каролина. – А мы с Уильямом были на севере.

Глядя на брата умоляющим взглядом, она продолжала:

– Алексис, ты не можешь допустить, чтобы это произошло! Ты знаешь, каким несчастьем обернулось то, что папа вдруг разрешил этому Хедли купить Дауэр-хаус и поселиться прямо у нас под носом! Но чтобы там был еще и Джереми!

В голосе графини слышался ужас, и маркиз понимал сестру.

Они оба не любили кузена Джереми Руки, презумптивного наследника маркизата[3]. На счету этого типа был длинный список всевозможных прегрешений и одиозных проступков, осуждаемых в обществе. При этом он вечно был в долгах.

Маркиз много раз спасал его от тюрьмы, а его сестра открыто заявляла, что, доведись ей случайно встретить Джереми, она не станет с ним даже здороваться.

Пропасть, в которую он скатился, была поистине бездонна, и не было, казалось, ни одного вида финансового мошенничества, который бы он не испробовал.

Маркиз прекрасно сознавал, что его сестра не преувеличивала, говоря, что если Джереми поселится в имении Мерлинкур, то ситуация станет невыносимой.

– Расскажи мне, что именно произошло, – попросил он. Его голос, в отличие от почти истеричного тона Каролины, не выдавал его волнения.

– Как только я вернулась в Лондон, мне об этом рассказала герцогиня Девонширская, – начала она. – Я стала расспрашивать наших друзей – и все они передавали мне одну и ту же историю. Джереми всюду трубит, что он получит в собственность пятьсот акров земли в Мерлинкуре и сказочно разбогатеет.

– Я, конечно, знаю, что сэр Джошуа Хедли – человек состоятельный, – задумчиво проговорил маркиз.

– Он чрезвычайно богат, – воскликнула графиня, – в этом нет сомнений! А его дочь слишком молода. Я думаю, девушка не знает, что представляет собой Джереми, или, возможно, просто хочет закрепить связь с Мерлинкуром.

Маркиз ничего не говорил. Его сестра расплакалась:

– Как отец мог совершить такую глупость, продать Дауэр-хаус! Я никогда не могла этого понять!

– Наверное, поддался уговорам, а цена, которую ему заплатили, сделала эту сделку выгодной, – предположил маркиз.

– Я помню, как огорчилась тогда, – взволнованно продолжала Каролина. – Я написала тебе и, хотя твой ответ был сдержанным, уверена, что ты тоже переживал.

Маркиз ничего не ответил. Он пересек гостиную и подошел к окну. Каролина была права: мерлинкурские нарциссы скоро раскроются навстречу лучам весеннего солнца, и дом, отражающийся в серебряной глади озера, будет сказочно прекрасен.

– Проклятье! – сказал он вслух. – Я не хочу, чтобы Джереми подстерегал меня за каждым деревом, расхаживая по имению так, будто оно ему принадлежит.

– По крайней мере часть будет принадлежать ему, – с горечью заметила его сестра.

– Как можно так увлечь девушку, чтобы она, какая бы ни была, вышла замуж за такого человека, как Джереми? – недоумевал маркиз.

– Я думаю, это не ее воля, – ответила его сестра. – Полагаю, это все устраивает ее отец. Ведь в свое время он сумел убедить отца совершить эту глупость, к тому же в глазах тех, кто не знает Джереми так, как знаем его мы, Джереми – завидный жених. Если ты так и не женишься, он станет пятым маркизом Мерлином.

Последовала секундная пауза, а потом маркиз сказал:

– Уверяю тебя, Каролина, я не допущу, чтобы Джереми унаследовал наши законные владения.

Поднявшись с дивана, графиня горячо воскликнула:

– Алексис, я так надеялась, что ты так и скажешь! Это единственный выход, но я боялась, ты не согласишься на это.

– Не соглашусь на что? – удивился маркиз.

– Жениться на этой девушке! Разве ты не видишь, что это идеальное решение?

– На ком я должен жениться? – уточнил маркиз, хотя ответ был ему известен.

– На Лукреции Хедли! – ответила его сестра. – Я навела справки, и мне сказали, что она весьма привлекательна. И что бы мы ни думали о поведении сэра Джошуа, девушка хорошо воспитана. В конце концов, ее мать – урожденная Ратлин.

– Для дочери герцога это наверняка был мезальянс, – заметил маркиз.

– Отнюдь, – возразила его сестра. – Уверена, что герцог был счастлив заполучить в зятья Джошуа Хедли – по-настоящему состоятельного человека. Ратлины, подобно большинству богатых когда-то семей, всегда были на грани банкротства, и я слышала, что леди Мэри Хедли обожала своего мужа. Как бы там ни было, ее теперь нет в живых. Важно лишь то, что в жилах этой девушки течет благородная кровь.

Маркиз не проронил ни слова, и его сестра продолжала:

– Хедли родом с севера, но они были люди знатные, а когда сэр Джошуа получил в наследство обширные плантации на Ямайке, его женитьба на аристократке была делом вполне предсказуемым.

Маркиз подошел к сестре.

– Ты на самом деле полагаешь, что единственный способ помешать Джереми поселиться в Дауэр-хаусе – жениться мне на этой девушке? Что за безумная мысль!

– Такая ли безумная? – возразила Каролина Брора. – Когда-нибудь тебе все равно придется жениться. Ты должен будешь произвести на свет наследника, если, конечно, ты не намерен уступить Джереми свое место! В конце концов, это единственный способ, который даст нам возможность вернуть себе Дауэр-хаус и пятьсот акров.

– В обмен на мою свободу, – сухо заметил маркиз.

– В обмен на то, чтобы вышвырнуть Джереми из нашего имения, – парировала Каролина. – Когда я начинаю думать о том, как этот человек поступал, когда я вспоминаю, что он говорил и что он делал, для меня становится нестерпимой сама мысль, что он, с его мерзким лицом, будет встречать меня в Мерлинкуре!

Маркиз расхохотался, но смех его прозвучал неестественно.

– Ты, я вижу, ненавидишь его, Каролина!

– Он мне отвратителен. Но надо признать, что в данном случае он ведет себя по-умному.

– В чем же это? – осведомился маркиз.

– Ну, во-первых, в том, какую он себе нашел невесту. Не забывай: Лукреция – единственная дочь сэра Хедли, и, как мне приходится слышать от знающих людей, ее отец с каждым годом становится все богаче. – Графиня Брора понизила голос: – Мне также сказали, что, по словам Джереми, приданого будет тысяч пятьсот.