Однако она не совсем ясно представляла себе, в чем суть ее обещания, которое она так пылко дала сейчас близкому ей человеку, расстающемуся с земной жизнью. Правда, у нее возникло такое чувство, будто она дала умирающему какую-то особую клятву — и что все это очень и очень важно, причем для нее же самой!

И ей показалось немного странным, что последние ясные мысли и слова дяди Артура были о Кэролайн. Впрочем, скорее всего, он просто таил глубоко в себе те эмоции, какие испытывал к родной дочери, жизнь и поступки которой, когда она повзрослела, он очень не одобрял и не скрывал этого. Просто ему было невыносимо больно говорить о ней, и он не говорил, поняла вдруг Орелия… Да, да, вот поэтому-то последние несколько лет Кэролайн с виду очень мало значила для него! — иногда Орелия даже всерьез начинала думать, что он совсем позабыл о ней, поскольку почти вовсе переставал вспоминать вслух о дочери и скорее к ней, Орелии, своей племяннице, относился как к единственно родной дочке — так много у них было общего, что равно привлекало обоих: книги, живопись, музыка, архитекрура, история… Дядя Артур глубоко интересовался античностью, цитировал ей древних авторов, писавших трагедии на сюжеты из мифологии, и события и персонажи, которым были посвящены эти родившиеся как плод человеческих размышлений много веков назад драматические творения, значили для Орелии куда больше, нежели материальные блага ее собственной жизни в поместье Морден. От дяди Артура Орелия узнала и о творцах более поздних времен, например, о знаменитом Шекспире и о его легендарном театре «Глобус» — и особенно ее потрясла даже не трагедия бедных Ромео и Джульетты, ставших жертвами семейной вражды, а леденящая душу история о короле Лире и о его дочерях — о том, что стало с ними со всеми… Как же была ей близка Корделия! — глубоко чувствующая, молчаливая, не падкая на цветистость слов и пышность признаний! Орелия всегда носила в душе этот образ. Он был ей близок. Ей не нужно было шумное общество, она питала свое воображение литературой, искусством. Кэролайн же не способна была примириться с бедностью, отсутствием новомодных удобств и развлечений в Мордене. Она была так прекрасна, так весела и всегда так непоседлива, так жаждала увеселений и удовольствий светской жизни, что удивляться ее почти постоянному отсутствию дома им не приходилось. Однако теперь, когда дядя Артур отошел в мир иной и взирает на них с небес, Орелия должна была связаться с сестрой и дать знать, что той надлежит как можно скорее приехать домой и заявить права на скромное наследство, завещанное отцом.

В несколько последовавших за смертью ее любимого дяди Артура месяцев Орелия сполна ощутила не только то, как она теперь одинока и как ей не хватает былых разговоров о литературных героях, сюжетах, словах и мелодиях, но и то, сколь многое зависело сейчас от возвращения Кэролайн! Но пока ее нет, она должна изо всех сил стараться, чтобы во всем был порядок, и заботиться о поместье в ожидании, когда вернется домой наследница. Адвокаты согласились выделить авансом некоторую сумму на жалованье для старых слуг и на посевные работы — уже наступила весна, — хотя при этом очень ясно дали понять, что делают это весьма неохотно, не имея на то разрешения леди Кэролайн.

— Она сейчас, наверное, в Риме, — уговаривала адвокатов Орелия, желая произвести на них впечатление благонадежности, — хотя у меня нет в этом полной уверенности. Мы получили письмо от нее семь месяцев тому назад, сразу после смерти дяди Артура. Она сообщала, что путешествует по Италии и собирается некоторое время пожить в Риме. Вот все, что мне известно. Я отправила письмо на адрес, который она тогда нам прислала, но за это время он, конечно, мог перемениться.

— Тогда, мисс Стэнион, мы должны быть уверены, что вы будете экономны, насколько это возможно, — важно отвечал ей один из адвокатов, и в его надтреснутом, скрипучем голосе не послышалось ни малейшей нотки сочувствия к молодой особе, на плечи которой легла вся тяжесть забот о людях и целой усадьбе с ее хозяйством.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах, — отвечала на это Орелия, вздохнув и потупив взгляд от стыда, что вынуждена просить этих людей и унижаться возможным отказом. Разумеется, она не потратит лишнего из того, что ей выделят адвокаты! И говорить об этом нет никакой нужды… Она и прежде почти ничего для себя не требовала, даже в мыслях. А теперь и подавно не станет действовать для своей личной выгоды… И ей пошли навстречу.

На похоронах дяди Артура присутствовало несколько дальних родственников, и, когда все было кончено, зачитали завещание. Оно было очень простым. Пятый граф Морден все, чем он владел, оставлял своему единственному ребенку Кэролайн Стэнион, однако в дополнительном пункте под номером 9 к основному тексту было дано указание:

«Я завещаю также моей дочери леди Кэролайн опекунство над моей племянницей Орелией Стэнион, чьи добрые заботы и общество во все эти годы были для меня большим счастьем. Я повелеваю моей дочери разрешить ее кузине Орелии сделать сей дом ее местом жительства и прошу Орелию, в ее очередь, помогать моей дочери Кэролайн и поступать так, как она поступала в прошлом, сообразуясь со своим пониманием Добра и Совести».

Пока адвокат зачитывал эту странную просьбу, Орелия чувствовала, как краска заливает ее лицо. Она заметила, как присутствующие на погребении родственники, почти сплошь пожилые, быстро взглянули на нее — с любопытством и одновременно с чувством безмерного облегчения, явно отразившимся на их лицах: значит, об этой девушке уже позаботились! Им не придется предлагать ей свое гостеприимство! Как это мило и как облегчает им жизнь! Когда они, сделав благочестивые лица, отбыли восвояси и Орелия осталась в доме одна, ее охватили мрачные предчувствия. Ей хотелось во всем разобраться, но спросить совета было не у кого — единственным ее собеседником, кому она могла доверить свое самое сокровенное, был дядя Артур, а теперь она должна сообразовывать всю свою жизнь с его просьбой… На душе ее было смутно и тягостно. Как воспримет Кэролайн не совсем внятное поручение отца и согласится ли она быть опекуншей той, с кем выросла под одной крышей, но с кем у нее сейчас так мало общего? Одно дело — хорошее отношение к кузине в годы детства, когда она позволяла Орелии всегда быть при ней, обслуживать ее как старшую, подчиняться ей, любить ее — и когда делилась с нею своими секретами. Орелия вспомнила, как часто она сидела на кровати старшей двоюродной сестры, слушая рассказы о ее беспримерных успехах у мужской половины человечества. Кэролайн с тринадцати лет поощряла молодых людей бегать за ней, и ничего удивительного: на свете не было никого восхитительней, очаровательней Кэролайн Стэнион, любительницы пофлиртовать. С ее темными пышными локонами, милым улыбчивым личиком, веселыми карими глазками, сиявшими жаждой нового, и пухлыми алыми губками — она была острой приманкой для всех молодых людей, живших в радиусе двадцати миль от ее дома: могли ли они устоять, если она их так и манила к себе? Повзрослев, она стала частенько гостить у своей крестной и к тому же дальней родственницы в ее имении и всегда возвращалась домой в восторженном состоянии от светских успехов. Отец пытался наставить ее на путь истинный, но куда там… Его дочь была непокорной и очень при том обаятельной, так что его сердце смягчалось, к тому же отговорка у Кэролайн была всегда одна и та же, весьма убедительная: крестная говорит с ней о религии и правильном поведении, и она, Кэролайн, все уже знает сама, и не надо ее все время воспитывать… Но с утра и до поздней ночи она готова была рассказывать о поклонниках, которые повергали свои сердца к ее изящным стопам, сочиняли пылкие оды, воспевающие нежные линии ее дивных бровей и длину пушистых ресниц и возглашали в ее честь пространные тосты во всех ресторанах на всем протяжении Сент-Джеймс-стрит…

Но в семнадцать лет Кэролайн, как и следовало того ожидать, влюбилась. Можно сказать, потеряла голову… Вот тогда Орелия стала ей просто необходима: Кэролайн постоянно хотелось говорить и говорить о своих чувствах, сердечных волнениях и планах на будущее, а Орелия была счастлива от того, что ей поверяют сердечные тайны — это так неописуемо восхитительно, так притягательно! Между ними было три года разницы, но иногда четырнадцатилетней Орелии казалось, что она старше Кэролайн: та была такой порывистой, безответственной, так легко впадала в экстаз, так бурно переживала волнение минуты, что у нее никогда не хватало времени поразмыслить над своими поступками. Она сначала действовала, потом думала.

— Кэролайн, ну пожалуйста, не делай этого! — иногда умоляла ее Орелия, но в ответ слышала всегда одно:

— А почему нет? Для чего я живу на свете? Вот это и есть жизнь… Я хочу наслаждаться каждым ее мгновением, Орелия! Так легко что-нибудь упустить, а я, будь уверена, ничего не желаю упускать!

И Кэролайн в самом деле не упускала ни единой возможности. Бесконечно своенравная, она вышла замуж за дальнего родственника, тоже Стэниона, мота, игрока, никчемного, ничтожного красавца, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Как было известно Орелии, этот шаг был продиктован разочарованием в первой любви. Это был жест отчаяния — таким образом Кэролайн хотела уберечь себя от боли, от уязвленного самолюбия. Она притворилась, что не испытывает никаких сердечных мук, что не тоскует по любимому человеку, который покинул ее, потому что любил. После смерти отца он унаследовал только множество долгов и обедневшее поместье, и ничто впереди ему не светило.

«Да, я лорд Фарингэм, — с горечью говорил он, — дворянин с дырявой крышей над головой и пустыми карманами! А в таких обстоятельствах чего же стоит мое сердце?»

Кэролайн разразилась потоком слез в ответ на сбивчивые, бессвязные речи этого человека. А ведь он обожал ее с самого ее детства!

А на следующее утро он исчез. «Любимая, я сделаю себе состояние, — гласило его письмо. — Дождись меня — я тебя люблю, я люблю тебя…»

Кэролайн, однако, ждать не захотела. Она бросила вызов несчастливой любви, отвергла собственное чувство и позволила молодому, но опытному искусителю совлечь себя с пути верности. То был нелепый брак, с самого начала обреченный на неудачу, но Орелия поняла, что нет такой силы, которая бы остановила Кэролайн и помешала бы ей выйти замуж за Гарри Стэниона. А через полгода после свадьбы Гарри умер, и умер он тем же самым глупым образом, как и жил, — с завязанными глазами приняв участие в лошадиных скачках по ухабистой сельской местности; в той же скачке двое других участников получили тяжкие увечья, а трех лошадей пришлось пристрелить. Эта ничем не оправданная, ненужная трагедия заставила общество говорить, что бесчинства эпохи Регентства, по времени совпадающей с временем наполеоновских войн, зашли чересчур далеко, что сам принц-регент Георг подает дурной пример пылким, не умеющим владеть собой молодым вертопрахам из своего окружения и что высшее общество должно вести себя, соблюдая хоть какие-то приличия, а вообще — надо принимать серьезные и взвешенные меры для исправления нравов. Экстравагантная жизнь принца Георга, его разгульный и веселый образ жизни, азартные игры, любовницы — все это сделалось предметами горячего обсуждения в английском обществе. Это было время появления денди, высоко ценилось остроумие и элегантность, а кипящая энергия выплеснулась на искусство, так что даже континент заболел англоманией как в политике, так и в образе жизни. Царящие на континенте в это время стили ампир и рококо были отмечены английскими особенностями в стране туманного Альбиона, и всякий понимал их на свой британский манер.

Девять-десять дней событие, связанное с именем трагической карикатуры на денди Гарри Стэниона и его горе-приятелей, громко и взахлеб обсуждали, в гостиных судачили практически только о нем, в газетах появились рисунки и соответствующие статьи, но вскоре общество обо всем забыло, остался лишь непреложный факт: Гарри Стэнион погиб, а Кэролайн стала вдовой, когда ей не исполнилось еще и девятнадцати лет. И тогда она впервые в жизни немного поутихла и стала питать страх перед будущим, но на помощь ей, к большому облегчению ее отца, все это время мучительно переживавшего события в жизни дочери, явилась крестная мать. Однако прежде чем в Мордене полностью осознали, что же произошло, и граф стал отдавать себе отчет, с какой беспутной частью высшего общества свела тесное знакомство его дочь, Кэролайн уже отправилась в большое путешествие по Европе, лишь в редких, случайных письмах извещая отца и кузину о месте своего пребывания и о том, что с ней происходит. Даже несколько торопливо набросанных строк свидетельствовали — и очень ясно — о том, что Кэролайн не только полностью оправилась от потрясения, но и что она беспорядочно и неумеренно наслаждается жизнью, и теперь, думая о сестре, которую она любила и о которой тревожилась, Орелия тихо вздыхала. Если Кэролайн снова не выйдет за это время замуж, что она станет делать, вернувшись домой? Понятное дело, что жизнь в сельском захолустье покажется ей невыносимо скучной, но ведь Морден расположен недалеко от Лондона, значит, можно будет приглашать друзей погостить, а у Кэролайн снова будет возможность насладиться светской жизнью, без которой она не мыслит себя… Да, но откуда на это взять деньги? Принимать гостей и ездить в гости стоит немалых средств… Вот проблема — настоящая, реальная, главная проблема, от которой зависит все, — деньги!