Миранда осторожно присела на диван, стараясь не разбудить ребенка.

— Сомневаюсь что у меня хоть что-нибудь получится.

— Ты хочешь сказать, что тебе больше нравится угождать какой-нибудь старой карге, которая будет относиться к тебе хуже, чем к поношенным домашним тапочкам? — Он упер руки в бока и произносил слова четко и отрывисто. — Или ты предпочитаешь быть домашней прислугой? Прачкой, например? Или гробить себя, работая швеей? Как ты собираешься воспитывать Джеймса в таких условиях?

Она растерянно потупила взор.

— Не знаю.

— Это хороший план, Миранда. — Он присел рядом с ней и приподнял рукой ее подбородок, чтобы она на него посмотрела. — Я тридцать лет своей жизни посвятил сцене. Поверь, я знаю, что делаю.

Она закусила губу.

— У меня нет права на ошибку. Я думала, герцог признает Джеймса и позволит мне остаться при нем в качестве няньки. Но теперь… теперь я могу рассчитывать только на себя.

— Детка, поверь, ты не одна. — Он одарил ее самой очаровательной улыбкой, которая заставляла и принцев и нищих аплодировать ему стоя. — У тебя есть я.

Глава 3


Только благодаря четвергам у миссис Везерби Вайльд окончательно не сошел с ума в Лондоне. Из всех доступных в городе респектабельных развлечений вечера миссис Везерби, на его взгляд, были самыми увлекательными.

Он первым делом направился поприветствовать саму хозяйку салона — дородную даму, восседавшую в своем любимом кресле наподобие трона, состоящем сплошь из позолоты и парчовых подушек. Свой путь в высшее общество Элизабет Везерби начала с того, что была содержанкой, после чего вышла замуж за своего любовника. Надо сказать, очень вовремя, так как тот в скором времени скончался, сделав ее богатой вдовой. И теперь она занималась тем, что шокировала общество и тратила колоссальные суммы денег на меценатство. Ее творческие вечера по четвергам давали возможность проявить себя молодым перспективным художникам, скульпторам, поэтам, музыкантам и прочим одаренным личностям, находящимся в поисках покровительства.

В последнее время у Вайльда было чувство, что салон — единственное место, дающее ему ощущение дома.

— Добрый вечер, миссис Везерби, — Вайльд склонился в глубоком поклоне и широко улыбнулся. — И снова вы затмили всех женщин в этой гостиной.

— Проказник! — Она рассмеялась и шутливо стукнула его веером по руке. — Вы мне льстите, ваша милость. Располагайтесь, где вам будет удобно.

— Я всегда говорю только правду. — Он уселся в кресло рядом с ней и осмотрелся по сторонам. — Не вижу юного Виллингхэма. Ему посчастливилось найти себе покровителя?

— Так и есть, — она улыбнулась без тени фальши, столь часто встречающейся у молодых барышень. — Лорд Хемфилл взял его под свой патронаж.

— Виллингхэм — хороший художник. Надеюсь, теперь его работы будут чаще попадаться нам на глаза — лишь бы это были не одни портреты лорда Хемфилла.

Она от души расхохоталась.

— Злой же вы человек.

— Не злой, а откровенный, — поправил он.

— А что до вас, ваша милость? — Она склонила голову набок, отчего сразу стала походить на мудрую сову. — Вы еще не нашли молодое дарование, которое хотели бы взять под свое крыло? Я знаю, как сильно вы любите творческие умы.

— Не в этот раз.

— Могу ли я надеяться, что вы нам сегодня сыграете? Боюсь, клавиши фортепиано скоро ссохнутся из-за длительного простоя.

И толкнула же его нелегкая в первый вечер дать слабину и раскрыть свою любовь к игре на фортепиано! Усилием воли он сохранил на лице обаятельную улыбку.

— Я лучше уступлю сцену тем, кто ищет покровительства.

— Как вам угодно. А сейчас прошу меня простить, я должна объявить нашу первую гостью. — Она лукаво ему подмигнула. — Хочу как можно скорее услышать ваше мнение о ее способностях.

Вайльд согласно кивнул. Когда слуга ударил в небольшой гонг, хозяйка дома вышла в центр зала и подняла руку, призывая всех к тишине. Шум стих, все внимание было обращено на миссис Везерби.

— Дорогие гости, сейчас состоится первое музыкальное представление этого вечера. Перед вами выступит… графиня делла Пьетра! — Она окинула взглядом собравшихся. — Графиня совсем недавно прибыла в Лондон и сегодня любезно согласилась порадовать нас своим дивным голосом.

Публика расступилась и вперед вышла женщина.

Вайльд непроизвольно напрягся, весь обратившись во внимание, словно очарованный волшебством.

Графиня выглядела совсем юной, будто только сошла со школьной скамьи. Но в то же время в ней угадывалась та особенная чувственность, которая сразу приковывает внимание мужчин. Платье ее было из темно-красной тафты, богато расшитое и с глубоким декольте, из которого выглядывали два соблазнительных, идеальной формы полушария. Цвет волос из темно-каштанового плавно переходил в черный. Прическа была тщательно уложена, но с оттенком элегантной небрежности, что производило впечатление, будто девушка только что побывала в постели с мужчиной. Кожа излучала перламутровое сияние, подобно жемчугу, покатые скулы были умело подчеркнуты, глаза обрамляли густые черные ресницы, и на лице выделялись пухлые, соблазнительные губки над маленьким острым подбородком.

Она казалась экзотическим плодом в обычном яблоневом саду.

Девушка подошла к фортепиано, сопровождаемая вежливыми аплодисментами.

— Спасибо за столь теплый прием, — сказала она, слегка улыбнувшись, словно посвящая всех в какую-то свою тайну. — Так хорошо снова оказаться в Англии, среди соотечественников!

После этого она села за фортепиано и запела.

Ее хрипловатое контральто переплеталось с мотивами милой деревенской песенки, придавая незамысловатой лирике эротические нотки. При виде того, как соблазнительно округляется ее ротик, издавая звуки, тело Вайльда проснулось и напряглось, его влекло к ней так, будто она была Саломеей,[4] манящей его в свои покои.

Она прикрыла глаза, лаская ноты голосом, а клавиши пальцами, словно песня была ее любовником, которого она искусно соблазняла.

Его она тоже соблазняла.

На последней ноте ее голос взметнулся вверх, паря, замирая и дрожа, как пик мучительно-сладостного наслаждения. После чего она открыла глаза и улыбнулась милой невинной улыбкой, сама не осознавая того, что своим пением только что заворожила всех мужчин, находящихся в пределах слышимости ее голоса.

В комнате повисла тишина. Затем, как только чары развеялись, публика разразилась бурными аплодисментами. Толпа ринулась вперед, обступила фортепиано плотным кольцом и скрыла таинственную девушку из вида.

Вайльд еще долгое время сидел неподвижно, не в силах перевести дух. Тело его пронзали отголоски ее пения. Эмоциональную отдачу подобной силы он испытывал, только сочиняя собственную музыку. Эта женщина вдруг возникла из ниоткуда и потрясла его до глубины души одной лишь силой своего голоса. Разве такое возможно?

И как возможно то, что после долгих лет внутреннего онемения он дважды за один день ощутил такое сильное влечение к двум разным женщинам? Может, мучившая его все это время болезнь стала понемногу отступать?

— Ваша милость, — к нему подошла миссис Везерби, — как вам понравилось это выступление?

Он кивнул, пока еще не обретя дар речи.

— Если вы хотите пообщаться с графиней, я с радостью вас представлю.

Он снова кивнул, поднимаясь со своего места. Миссис Везерби дала знак девушке, приглашая ее присоединиться.

Темноволосая красавица вежливо прервала беседу со стоявшей неподалеку дамой и подошла к хозяйке салона.

— Да, миссис Везерби.

— Графиня, это герцог Вайльдхевен. Его милость — большой поклонник искусства.

— Ваша милость. — Она присела в реверансе, на долю секунды встретившись с Вайльдом взглядом. Глаза у нее были зеленые, слегка раскосые… и смутно знакомые.

Не далее как сегодня он уже смотрел в них в своем собственном доме. Вся его зачарованность исчезла тут же, как только ему открылась правда.

В ее взгляде он увидел замешательство. Что ж, у нее действительно есть повод для беспокойства. Какую игру затеяла Миранда Фонтейн? Она такая же итальянская графиня, как он трехногий пони.

Решив помучить ее догадками, он кивком выразил свое восхищение.

— Графиня, вы очень талантливая женщина.

— Благодарю, ваша милость.

— А как же так получилось, что вы — из Италии, но при этом говорите по-английски без акцента?

— Вообще-то я англичанка. Мой муж был итальянцем.

— Был?

Она опустила глаза.

— Он умер.

— Мои соболезнования.

— Благодарю вас.

Между ними повисло неловкое молчание. Даже зная, что она не та, за кого себя выдает, он все равно не мог отвести от нее взгляд. Вспышки влечения, которые он испытал при первой их встрече, переросли в настоящее пламя, лишь стоило ему услышать, как она поет. Им овладело безумное желание увлечь ее куда-нибудь в укромное место и испробовать вкус ее губ, которые его так манили. Но, возможно, лучше подойдет другой способ. Он повернулся к хозяйке дома и одарил ее обворожительной улыбкой.

— Миссис Везерби, должен признаться, я так проникся атмосферой вечера, что готов все же сыграть сегодня… Но только если графиня согласится оживить мой аккомпанемент своим очаровательным голосом.

— Вот уж чудесная неожиданность! — Дородная дама распахнула свой веер и принялась энергично обмахивать раскрасневшееся лицо. — Графиня, вы просто обязаны согласиться. Его милость — самый талантливый пианист.

Маленькой певчей пташке от этой перспективы сделалось дурно, но она сумела изобразить улыбку на лице и кивнуть.

— Конечно. Сочту за честь выступить в дуэте с его милостью.

Он предложил ей свою руку, не в силах сдержать злорадную усмешку.

— Пойдемте, графиня. Будем вместе творить музыку.

Миранда не могла понять, говорит он всерьез или насмехается над ней. Не было похоже, чтобы он ее узнал. Да и с чего бы ему ее узнать? Сейчас она настоящая светская львица и отличается от простушки Миранды Фонтейн, как небо от земли. Но эта коварная ухмылка на его губах, когда он предложил ей руку, заставила ее в этом усомниться. Был ли в его словах скрытый намек? Может, он все-таки узнал ее и теперь играет с ней… или же она просто так сильно боится быть уличенной в мошенничестве, что ей везде чудится подвох?

— Пойдемте, графиня, — подбодрил он ее, все еще стоя с протянутой рукой. — Слушатели заждались.

Она еще секунду помедлила, чувствуя себя, как мышка перед кошкой. Он был слишком большим, слишком самоуверенным и слишком красивым. В темноте его глаз скрывалось слишком многое, и смотрел он так пристально, что внутри у нее все бурлило. Она беспрестанно напоминала себе, что ненавидит его за то, как он обошелся с Летти и как отвернулся от собственного ребенка. У нее не было ни малейшего желания поддерживать с ним разговор и тем более флиртовать, но графиня делла Пьетра никогда бы не отказалась от подобного предложения столь богатого и влиятельного мужчины, как Вайльдхевен. Она неохотно вложила свою маленькую ладошку в его руку.

Даже сквозь перчатку она почувствовала тепло его кожи. Его рука была внушительно крепкой и мускулистой. Миранда почему-то привыкла считать, что все аристократы обязательно должны быть изнеженными и болезненными на вид. Это было точно не про него. Она отметила украдкой, что он, как и полагается сказочному принцу, высок, хорошо сложен, с прямой спиной и приятным лицом. Темные волосы, темные глаза… Даже она, которую никогда не трогала самая привлекательная внешность, была под впечатлением. Но она ни за что не позволит себе большего, чем обычное женское восхищение мужской красотой. Мужчины только и ждут, что женщины станут исполнять все их капризы, но она была из тех, кто сможет постоять за себя.

Он повел ее к фортепиано.

За их спинами многозначительно переглядывались и перешептывались. Публика возбужденно загудела, отчего Миранде стало совсем неловко. Пока она выступала, такое внимание ей льстило. Но сейчас она хотела провалиться сквозь землю, слиться с толпой, сделаться как можно незаметнее. Понятно, что идя под руку с герцогом, на это можно было не рассчитывать.

Она пыталась всячески себя успокоить, старалась игнорировать непривычное внимание к собственной персоне. Она споет, он сыграет, — ничего унизительного и тем более скандального в этом нет. Почему же тогда у нее было ощущение, словно они готовятся согрешить? Даже гладкая полированная поверхность фортепиано, когда она ее коснулась, наталкивала на порочные мысли.

Вайльдхевен — мысленно она уже называла его Вайльдом — уселся за фортепиано с таким изяществом, от которого по ее телу пробежала приятная дрожь. Она поспешно заняла место с противоположной стороны, словно наличие разделявшего их фортепиано могло свести на нет пробегавшие между ними искры. Он проследил за тем, как она подошла к своему месту, и довольно ухмыльнулся.