— О, это было бы чудесно, но как развести огонь?

Джайлз пнул ногой кучу сухого тростника:

— Между прочим, эти стебли прекрасно горят. — Вдруг он нахмурился. Перемена в нем произошла, как всегда, быстро, Кира даже решила было, что это ей почудилось. Впрочем, то же самое она наблюдала на фабрике и в доме у деда.

Разгребая мусор и отбрасывая в сторону какие-то заржавевшие механизмы, Джайлз пытался отыскать старую печь. Наконец его поиски увенчались успехом. Кира невольно залюбовалась его уверенными, ловкими движениями. Он освободил печь от битого кирпича, сунул туда клочки скомканной бумаги, поднес зажигалку и, когда появился голубоватый огонек, подкинул тростника. Едва занявшиеся язычки пламени жадно обхватили сухие стебли, и вот уже в импровизированном очаге весело потрескивал огонь, а на обшарпанных стенах старой мельницы заплясали желтые отблески. Здесь стало почти уютно, поскольку и мусор, и осколки щебня сразу же оказались в тени.

Кира подошла ближе и протянула к огню озябшие руки:

— Боже, как хорошо! Спасибо тебе.

Вернувшись к порогу, Джайлз подхватил с пола огромный пакет так легко, будто тот ничего не весил, развязал веревку и вытряхнул его содержимое. Кира восторженно вскрикнула, увидев, как заструилась, переливаясь в свете огня, яркая ткань.

— Это новый парус для моего катамарана, — объяснил Джайлз. — Я купил его утром, даже не представляя, что уже сегодня он нам пригодится. Помоги-ка мне все это развернуть.

— Разве мы отправляемся в плавание?

— Терпение, дорогая, терпение.

Расстелив на полу полиэтиленовую пленку, они сначала развернули на ней огромный парус, а потом аккуратно сложили его в несколько слоев. Опустившись на колени, Кира разгладила яркую ткань. Надо же, парус для катамарана! Как-то сидя на балконе в «Сэнди-Лейн», она с удовольствием наблюдала за покачивающимся на волнах катамараном. Он скользил по воде под веселым, разноцветным парусом. Тогда ей и в голову не пришло, что катамаран принадлежит Джайлзу.

— Это будет наш стол? — Она поднялась на ноги.

— За неимением лучшего придется смириться и с таким. — Джайлз принес рулон крепкой нейлоновой веревки. — Это тоже для катамарана. На ней ты сможешь просушить свою одежду.

Потом он поставил возле Киры еще один пакет и вытащил из него две небольшие спелые дыни и острый нож. Девушка вспомнила, что недавно видела на заднем сиденье его машины корзину с фруктами.

— Прошу — дыни с моей плантации. Они возбуждают аппетит, хотя, думаю, он у тебя и без того разыгрался. И все же, прежде чем приступить к еде, отведай дыню.

Джайлз шутливо подмигнул. Понимая, что ждать больше нечего, Кира улыбнулась, как бы готовая участвовать в его игре.

— Ну, а вместо роз прими от меня это. — Джайлз торжественно подал ей нежную магнолию. На лепестках цветка, похожих на бархатные крылышки экзотической бабочки, сверкали капли дождя.

Воцарилась тишина. Как и опасалась Кира, Джайлз околдовывал ее все больше и больше. Его взгляд смущал и тревожил ее. Хотя Джайлз даже не пытался прикоснуться к Кире, она осознала, что безвозвратно погибла. Они едва знакомы, а этот крупный, сильный и вместе с тем грациозный человек уделяет ей столько внимания, окружает такой заботой… Уже познав вкус его губ, она с трепетным нетерпением и страхом ждала нового поцелуя.

— А как насчет шампанского и тихой музыки? — совсем смешавшись, спросила Кира.

Отвинтив с фляги крышку, Джайлз налил в нее золотистую жидкость и протянул Кире. Зная, что огненный напиток еще больше распалит ее, она все же медленно поднесла крышку к губам.

— С шампанским придется немного подождать. — Джайлз пожирал глазами обнаженные бедра Киры. — А тихую музыку вполне заменит шум дождя. И все же обещаю: в один прекрасный день, вернее, вечер, мы насладимся шампанским и потанцуем под тихую музыку, а над нами будут сиять яркие звезды. Ты наденешь шелковый саронг и воткнешь в волосы цветы. И тебя, моя босоножка, каждый назовет самой прекрасной женщиной на острове. — Он невесело усмехнулся. — Нам бы повстречаться с тобой лет десять назад, когда все было иначе…

— О чем ты?

— Тогда моя мама была здорова. Теперь все изменилось, и каждую свободную минуту я посвящаю ей. Так что ухаживать за женщинами мне, увы, некогда.

Постепенно в помещении стало теплее, хотя по-прежнему пахло сыростью.

Нарезав дыню тонкими ломтиками и разложив их на влажном листе пальмы, Джайлз сказал:

— Ну вот, все готово. Давай немного подкрепимся.

Наслаждаясь теплом, они по очереди отхлебывали из крышки золотистый ром, и чудесный напиток жаркими волнами растекался по их жилам, согревая и успокаивая. Поглощенные друг другом, молодые люди и не заметили, как ливень начал стихать. Оба наслаждались каждым мгновением волшебного вечера, зная, что это никогда не повторится и завтрашнее утро неминуемо вернет их к реальности. Никогда еще Кира не была так счастлива. Да, только таким и мог быть вечер с мужчиной ее мечты!

Кто же из них сделал первое движение навстречу сближению? Впрочем, какая разница? Оба знали, что это неизбежно.

Повинуясь неодолимому желанию, Джайлз потянулся к Кире: он согревал девушку своим дыханием и едва касался ее губ. Он обвил руками ее талию, и Кира, ощущая тепло и надежность, исходящие от этого большого, сильного человека, тихо вздохнула. Забыв обо всех своих бедах и боли, она прижалась к его губам.

Страсть, бушевавшая в них, прорвалась наружу. Кровь Киры, казалось, вскипела, перед глазами все померкло, и она отдалась его жадным поцелуям.

Не отрываясь от ее губ, Джайлз властно подмял Киру под себя, и тела их слились. Они не знали, где кончался один поцелуй и начинался другой. Губы, лицо, волосы, шея, глаза — и снова губы, губы… Кира впилась в плечи Джайлза, еще теснее прижимая его к себе и извиваясь под ним.

— Кира… Кира… — глухо бормотал он.

И снова Джайлз прильнул губами к ее шее и нашел восхитительную ложбинку. Потом, перехватив ладонь, гладившую завитки на его груди, медленно провел языком по каждому пальцу. Завороженная ласками Джайлза, она смотрела на него широко раскрытыми глазами и не знала, верить ли в происходящее. Может, это всего лишь сладкий сон? Сейчас она проснется, и…

Нет, это не сон. Джайлз приподнял край рубашки и провел ладонью по внутренней стороне ее бедра. С губ Киры сорвался долгий стон, а он начал медленно и чувственно поглаживать ее кожу, потом так же неторопливо распахнул рубашку на груди и чуть отстранился, любуясь безупречной фигурой девушки.

— Кира, ты такая красивая! — выдохнул Джайлз, снова склоняясь к ней и целуя приоткрывшиеся губы. — Боже мой! Как ты прекрасна!

Кира еще теснее прильнула к нему и обвила ногами его крепкие бедра. Джайлз перевернул ее, положив на себя, и их тела слились. Они совершенно не ощущали, что под ними жесткий бетонный пол. Кира позабыла о больной ноге, доставлявшей ей столько неудобств, а Джайлз, гладя ее, старался не касаться шрама и вовсе не находил его уродливым, ибо был захвачен чувством к упоительной женщине, готовой отдаться ему.

Взгляд его потемнел, когда он обхватил полную грудь тяжело дышавшей Киры и начал ласкать ее набухший сосок. Обхватив сосок губами, он обвел его языком. От нежных прикосновений она замерла в сладостном ожидании. Страсть охватила ее. Забыв о стыде, нравственности, целомудрии, она растворилась в наслаждении, испытывая всепоглощающее желание любить и быть любимой.

— Не бойся, — глухо пробормотал Джайлз, — я не причиню тебе боли… Я ждал тебя так долго…

Он снова лег поверх нее и раздвинул ее бедра. Теперь Кира уже не могла пошевелиться.

Все ее существо стремилось к развязке, жаждало освободиться от этой сладостной пытки, но что-то внутри вдруг сжалось от страха. В ней вдруг проснулся здравый смысл. Забившись под Джайлзом, она резко дернула головой, уворачиваясь от его поцелуев, все более настойчивых, и попыталась отстраниться.

— Джайлз! Не надо!.. — задыхаясь, взмолилась бледная и трепещущая Кира.

Отпрянув от нее, он с удивлением вгляделся в испуганные глаза:

— Кира, пожалуйста…

— Извини, — раздалось в ответ, — но это неправильно…

Растерянный и внезапно обессилевший Джайлз скатился с нее.

— Похоже, ты еще не готова к взрослой жизни, — процедил он. — Что ж, спи спокойно, детка. Больше я и пальцем тебя не трону.

Кира в полном изнеможении неподвижно лежала возле него, размышляя о том, что произошло. Страсть, кипевшая в ней, как лава в жерле вулкана, внезапно сменилась паническим страхом, который не позволил завершиться тому, чего она так желала. Неужели она испугалась естественных проявлений человеческих чувств? Или своих эмоций, прорвавшихся наружу?

Киру охватили смятение и разочарование. Кого винить, кроме нее самой? Именно она испортила самый прекрасный миг своей жизни. Теперь Джайлз никогда не будет с ней, ведь он очень горд! Да и зачем ему возиться с какой-то неопытной дурочкой, когда самые хорошенькие женщины вьются вокруг него, как бабочки возле огня? Отныне он и не посмотрит в ее сторону.

— Прости меня, — беспомощно промолвила Кира. — Я… я испугалась.

Джайлз молча лежал с закрытыми глазами, закинув руку за голову. Темные ресницы отбрасывали тень на смуглые щеки. «Наверное, спит», — подумала Кира, и в душе ее воцарилась пустота. Девушка придвинулась к нему, потерлась об его щеку и вскоре тоже погрузилась в глубокий сон.

И привиделось Кире, будто он снова обнимает ее, только теперь она не испытывала страха. Джайлз довел дело до конца, и мириады звезд взорвались перед ее закрытыми глазами. И вдруг его лицо начало терять очертания и постепенно превратилось в каменный лик изваяния. Кира в ужасе проснулась и, задыхаясь, огляделась. Джайлза рядом не было.

Пока она спала, он ушел.

В очаге еще тлели угольки, давая тепло, однако Джайлз укрыл ее краем паруса. Это не помогло — Киру охватила дрожь: ее сердце снова стало куском льда, и теперь некому его растопить. Она рывком села и заломила руки.

— Дура! — взвыла она. — Кретинка! Чертова идиотка!


Лицо Рувима прорезали глубокие морщины, в уголках рта обозначились горькие складки. Смеялся он теперь крайне редко — и это в двадцать-то лет! Радость навеки покинула его. После того как Долли вышла замуж за Бенджамена Рида, в жизни Рувима осталась только работа.

Слухи о том, что Долли беременна, быстро долетели до него, и он с ненавистью вспоминал об экстазе, испытанном ими обоими в Шугар-Хилле незадолго до свадьбы. Его трясло от злобы и ревности: ведь ребенок мог быть зачат именно тогда. Черт! Неужели Долли не дала бы ему знать, если бы догадалась об этом? Однако она ни разу не заговаривала с ним после того солнечного утра, когда полгорода собралось в церкви поглазеть на самую торжественную и пышную церемонию года!

Рувим туда не пошел. В тот день, едва рассвело, он отплыл на Ямайку проинспектировать новые плантации сахарного тростника и провести переговоры с менеджерами. До последнего момента юноша не верил, что Долли действительно собралась под венец с Ридом, — ему все это казалось шуткой. Рувим не мог представить себе, что она способна на такое, тем более после пылкой ночи любви, которую они провели совсем недавно. Нет, это невозможно… Однако, вернувшись домой, Рувим открыл газету… и прочитал подробный отчет о церемонии. Там поместили фотографии, описали подвенечный наряд невесты, перечислили всех гостей, в том числе даже пекаря, изготовившего огромный свадебный торт.

Терзаясь от душевных мук, Рувим скомкал газету, спотыкаясь, поплелся в сад и без сил опустился на траву…

Строительство новой фабрики Рида и Эрла шло быстрыми темпами. Рувим с лихорадочной горячностью отдавался изнурительной работе, надеясь, что это залечит его душевную рану. Он стал молчалив и раздражителен.

В фабричном дворе уже стояли новехонькие механизмы. Вскоре их распакуют и водворят на место. Большая часть оборудования прибыла из Великобритании.

Рувим очень гордился детищем, выраставшим у него на глазах. Он пропадал на фабрике от зари до зари, временами забывая даже поесть, но чем бы ни занимался, мучительные мысли о Долли преследовали его. По ночам Рувим со стонами метался в кровати, воображая ее в объятиях Бенджамена, который на правах законного супруга наслаждался юным упругим телом.

Порой, чтобы избавиться от наваждения, Рувим вскакивал на коня и мчался вдоль своих плантаций или по пустынному берегу океана. Спешиваясь, он бросался в волны прибоя. Холодная вода немного успокаивала его, и тогда с первыми лучами солнца молодой человек направлял коня к фабрике.

Рувим постоянно проверял новые печи, поскольку возлагал на них особые надежды, полагая, что теперь расходы на топливо снизятся вдвое. Даже Бенджамен, не желавший вкладывать деньги в новое оборудование, наконец уступил уговорам Рувима и согласился установить на фабрике современные линии. Партнеры, конечно, не разговаривали друг с другом — только переписывались.