— Ничуть не странный, мисс! — энергично возразил старик и провел ладонью по коротко остриженным седым волосам. — Его… э… построили специально для одного человека. Очень-очень давно…


— Замок? Ты хочешь построить для меня замок? О Бен, ты просто душка! На Барбадосе еще ни у кого нет настоящего замка, только старые, заброшенные форты по дороге на Ган-Хилл… Нет, наверное, ты, как всегда, шутишь. Тебе нравится меня разыгрывать.

— Долли, это не шутка. Клянусь: если выйдешь за меня, я построю для тебя самый прекрасный дом на острове. Это будет дворец для моей принцессы.

Глаза Долли радостно вспыхнули.

— Это я-то принцесса? Вот теперь ты уж точно смеешься надо мной. Да кто я такая? Всего лишь дочь бедного художника. Не понимаю, зачем ты возишься со мной, Бенджамен Рид? Такой богатый плантатор, как ты, может выбрать в жены самую лучшую девушку на острове. Уверена, из желающих назваться твоими невестами выстроилась бы очередь до самого Спайтстауна.

Бенджамен смущенно переминался с ноги на ногу. Он не привык беседовать с женщинами, а уж эта юная диковатая красавица с копной непослушных волос и вечно смеющимися зелеными глазами и вовсе сводила его с ума. Ему было не по себе. Бенджамен всю жизнь работал, трудился в поте лица, а вот ухаживать за хорошенькими девушками ему еще не случалось.

— Долли… поверь мне. Я тебя люблю. Ночами не сплю, все о тебе мечтаю. Это как тяжелая болезнь. А лекарство от нее одно — жениться на тебе. Я сделаю для тебя все, пылинки буду сдувать. А ты занимайся чем угодно — я и слова не скажу, вот увидишь. Купайся, рисуй, разъезжай верхом хоть дни напролет.

— Твои слова льстят мне, Бен Рид. Правда, немного странно, что ты сравниваешь меня с болезнью. По-твоему, я сродни какой-нибудь ветрянке или, не дай Бог, чуме? Благодарю покорно. Думаю, мне лучше уйти, а ты пока придумай более подходящие для дамы комплименты, ладно?

Издав протяжный стон, Бенджамен с размаху треснул себя кулаком по лбу.

— Ох, Долли, я не то хотел сказать! Ну не получаются у меня красивые слова! И вообще все вечно выходит не так, как надо. Я докажу тебе свою любовь делами, а не словами. И дворец, девочка, для тебя выстрою. Я даже место для него присмотрел, очень красивое, рядом с морем.

— Розовый замок?

— А уж цвет ты сама выберешь…


— Простите, я не хотела сказать ничего плохого об этом доме, — смутилась Кира. — Он, конечно же, красивый, но, согласитесь… эти каменные фигуры все-таки выглядят… мм… странновато.

— Фигуры? Ну, вам, курортникам, они и впрямь могут показаться странными. Их сделал один молодой скульптор из местных, который отродясь не видел таких животных. Работал по рисункам и фотографиям.

В тоне садовника прозвучало легкое раздражение, и Кира поняла, что слишком заболталась.

— Спасибо за приятную беседу, — сказала она, — и простите, что невольно оторвала вас от работы.

— Дел всегда хватает, — проворчал старик и внезапно скрылся в густой листве. Теперь голос его звучал глуше: — Вы находите Фиттс-Хаус чудным старым домом, но его еще рано списывать. Знаете, здесь на плоской крыше целых четыре солнечных щита, нагревающих воду. Вот так-то! Разумное использование природных ресурсов.

Значит, она все же не ошиблась — это Фиттс-Хаус! Девушка разволновалась: ноги сами пришли к тому дому, где родилась и выросла Тамара. Быть может, в детстве мать лазала по ветвям вот этого хлебного дерева, и уж наверняка она носилась по зеленой лужайке, рвала цветы на той клумбе и взбиралась на каменные спины волков, воображая себя героиней чудесных сказок…

— У вас весьма предприимчивый хозяин. — Повысив голос, Кира повернулась к тому месту, откуда слышались приглушенное бормотание садовника и хруст обрезаемых ветвей.

— А чего ж зазря тратиться? Почему не воспользоваться тем, что дает природа? — отозвался старик.

Как это похоже на жизненное кредо Бенджамена Рида! Девушка не раз слышала, что именно чрезмерная бережливость деда позволила ему скопить состояние. Скупердяй! Они с мамой жили в чудовищной нищете, тогда как он купался в роскоши!

Тамара работала на фабрике женского нижнего белья. Целыми днями корпела над швейной машинкой, а домой возвращалась бледная, с красными от напряжения глазами. Зато иногда она приносила обрезки парчи, розового и бежевого шелка и шила для жалких тряпичных куколок Киры красивые наряды. Жаль только, что края обрезков сыпались, этих платьев хватало ненадолго…

Печальные воспоминания… А ведь деду ничего не стоило прислать единственной дочери хотя бы немного денег! Он бы не обеднел. Вон какой чудесный сад, даже хлебные деревья плодоносят… Кира снова окинула взглядом дом из розовых кораллов, нелепые скульптуры, украшавшие его, и в ней вскипела обида. Лучи заходящего солнца, проникая сквозь густую листву, отбрасывали причудливые оранжевые и красные блики на каменные фигуры зверей. Что ни говори, Бенджамен выбрал хорошее место для дома. По крайней мере сейчас замок казался величественным… и уютным.

Кира повернулась и пошла прочь по дорожке. Выйдя на аллею, которая привела ее сюда, она направилась к морю, мерцающему за стволами пальм. Так она не заблудится и быстро найдет свой отель. Через пару минут Кира добралась до пляжа и скинула туфли, чтобы дать отдых усталым ногам. Подобрав юбку, она побрела дальше по самой кромке воды.

Люди высыпали на пляж, чтобы насладиться вечерней прохладой. Наступили долгожданные часы отдыха. Мужчины и женщины смывали дневную усталость в прохладной воде, выгуливали собак, играли в крикет чуть поодаль, где песок был уже утрамбован. Все встречные неизменно улыбались Кире и желали ей доброго вечера. Мало-помалу ее обида и раздражение начали проходить. Видимо, если она задержится на Барбадосе, неприязнь к деду исчезнет совсем.

В каждом мужчине Кире мерещился Джайлз — широкоплечий, длинноногий, загорелый… Удрученная девушка тряхнула головой, словно желая прогнать наваждение. Нельзя допустить, чтобы этот человек завладел ее мыслями! Но как запретить себе думать о нем, вспоминать гипнотические синие глаза? Джайлз, несомненно, обладает непонятной завораживающей силой. А его красивое лицо, глубокий хрипловатый голос, прикосновения… и этот терпкий, солоноватый запах кожи… Господи, да за такого и умереть не жалко!

Кира остановилась как вкопанная. Что за дурацкие мысли! Далеко же ее завела фантазия!

И вдруг она почему-то представила себе Дженни в объятиях Брюса. Боль, словно тисками, сжала сердце. Осенью на свет появится младенец — живое и бесспорное доказательство их любви. В нем воплотятся мечты и надежды родителей. Для Брюса она теперь ничто, он легко вычеркнул ее из своей жизни, и с этим придется смириться.

С трудом передвигая больную ногу, Кира пошла дальше. Вот какая-то молодая женщина играет с ребенком — круглолицым, темнокожим, с ног до головы облепленным песком. Мать терпеливо отводила от его пухлого ротика палец, который упрямый бутуз так и норовил засунуть туда. Кира отметила, что кожа у матери гораздо светлее, чем у сына. Впрочем, удивляться нечему: сегодня она видела много темнокожих юношей, гуляющих с белыми девушками. Люди в здешних краях лишены расовых предрассудков: они свободно общаются друг с другом, весело болтают, смеются, и все это выглядит совершенно естественно.

Джайлз белокожий, но очень смуглый от загара. Интересно, кто его предки? Волосы у него черные и жесткие на вид, однако черты лица — европейские… Впрочем, какая разница? Ее это совершенно не касается…

Добравшись наконец до «Сэнди-Лейн», Кира сразу же прошла в ванную, чтобы смыть с себя морскую соль и масло от загара. Шрам на ноге был все таким же уродливым, но она возлагала надежды на благотворное влияние солнечных лучей. Несколько дней на пляже — вот то, что ей нужно.

Кира никогда не считала себя неотразимой. Конечно, каштановые волосы, отливающие на солнце едва заметной рыжиной, и темные глаза с зелеными крапинками она находила вполне сносными, но отнюдь не красивыми.

Дурацкий шрам, конечно, не украшал ее, но девушка не придавала и этому особого значения. В конце концов, могло быть и хуже, думала она, разглядывая изуродованную ногу. Красный рубец еще побаливал, и она осторожно провела по нему указательным пальцем. Ничего, все проходит, пройдет и это. Главное, теперь ее страдания позади, она ни от кого не зависит и принадлежит только себе. На мужчинах свет клином не сошелся.

Когда Кира вышла из ванной, волосы уже немного подсохли и в живописном беспорядке рассыпались по плечам, но она не стала сразу расчесывать их. Кира даже не подозревала, как похожа в эту минуту на девушку с портрета, которой залюбовалась в мастерской художника. Поразмыслив, она надела легкое хлопчатобумажное платье желтоватого цвета, украшенное внизу вытканными цветами, и подпоясалась широким кушаком. В этом платье стройная, тоненькая, гибкая, как тростинка, Кира напоминала фотографии тридцатых годов.

Она подошла к зеркалу и оглядела себя с головы до пят. Что ж, все вполне пристойна Довольная собой, она покрутилась на месте, и цветы на подоле взметнулись язычками розового пламени.

«Забудь обо всем, — приказала себе Кира, — забудь о предательстве Брюса, о младенце, которого тот зачал тайком… Выбрось из головы прошлое. Жизнь продолжается».

Чтобы избавиться от одиночества, Кира спустилась в бар. Посетители, окинув ее любопытными взглядами, вновь занялись своими напитками. Кира, погруженная в невеселые мысли, села за свободный столик.

— Позволите присоединиться к вам? — услышала она рядом глубокий голос Джайлза.

От неожиданности девушка вздрогнула, по коже пробежали мурашки. Надо бы придумать какой-нибудь предлог и отказать ему, но слова почему-то не шли с языка, словно прилипшего к нёбу.

Джайлз аккуратно поддернул узкие коричневые брюки и уселся напротив, вытянув длинные ноги. Под расстегнутым пиджаком виднелась черная шелковая сорочка. В руках он держал стакан крепкого рома. Еще бы, такие, как он, не пьют легкие коктейли!

Кира изо всех сил старалась сохранить спокойствие. На вопрос, что она хочет выпить, девушка лишь сделала неопределенный жест рукой, предоставляя выбор ему.

— Коктейль «Плантер» для моей гостьи, — сказал Джайлз подскочившему официанту и снова обратился к Кире: — Здешний бармен великолепно готовит этот коктейль из рома, лайма — это такая разновидность лимона, — капельки пива, мускатного ореха, мяты и льда. Знаете, что говорят о рецептах коктейлей? Одна часть горького, одна часть сладкого, потом немного крепкого и чуть побольше слабого.

Не вдумываясь в смысл слов, Кира прислушивалась к голосу Джайлза и понимала, что готова слушать его вечно. Глубокие синие глаза завораживали, притягивали ее взгляд, будто магнит, вбирали в себя ее целиком. Она чувствовала зависимость от него, как от наркотика. А что? Вот останется навсегда на этом острове, превратится в бродяжку или, может, начнет продавать коралловые ожерелья, как Муншайн, питаться будет жареными плодами хлебного дерева, пить неразбавленный ром. И черт с ней, с мечтой о карьере, пропади пропадом предатель Брюс, его беременная жена и все, что с ними связано…

Джайлз, казалось, забыл о том, как они расстались накануне, а на затянувшееся молчание Киры не обращал никакого внимания. Между тем алкоголь уже начал оказывать на нее свое коварное действие. Ощущая во всем теле приятное тепло, Кира свободно откинулась на спинку стула.

— Фруктов, правда, могло быть поменьше, — продолжал Джайлз, глядя, как она помешивает тонкой соломинкой кусочки манго и вишни в своем бокале.

— Зато вкус потрясающий, — отозвалась девушка.

— Мне нравится ваше платье, — внезапно сообщил Джайлз. — Оно вам очень идет и оттеняет прелестный цвет ваших волос. Знаете ли вы, сколько оттенков у ваших волос? — Он протянул руку, словно желая коснуться локона Киры, но та отстранилась. Джайлз сделал знак официанту повторить заказ.

Кира была недовольна собой. Какая муха ее укусила? Казалось бы, сидишь в обществе самого красивого мужчины на свете, так хотя бы наслаждайся! Вон с какой завистью смотрят на нее все женщины, какое нескрываемое вожделение горит в их глазах, когда они обращают взоры на Джайлза!

— Неужели «Сэнди-Лейн» тоже принадлежит вам? Это ваш второй дом, не так ли? — спросила Кира, чтобы отвлечь его внимание от своих волос.

— Если честно, третий. Здесь, на берегу, мне принадлежит участок земли. Там есть небольшой домик. А Шугар-Хилл — это так называемый основной дом, таких теперь на плантациях не строят. Он просто огромный и слишком велик для меня, даже когда там Лэйс. Вот почему мне больше нравится домик на берегу, уютный и спокойный.

— А разве Лэйс этот дом не нравится?

— Нравится, вот только поддерживать поместье в должном порядке она ох как не любит! Лэйс — страшная ленивица, в жизни своей и дня не проработала — проводит время в бесконечных развлечениях, бегает по танцулькам да по модным магазинам.