— Я не хочу быть не в себе, если появятся новости о Джо. — Он просматривал каналы телевидения. — Не позволяй мне заснуть.

— Хорошо, — пробормотала я, стоя около него. Я нагнулась, чтобы погладить его чистые, влажные волосы, позволяя моим ногтям слегка царапать его кожу.

Джек вздохнул и заморгал. — Это очень хорошо.

Я продолжала проводить пальцами сквозь его волосы, мягко царапая, как будто он был большим котом. Две минуты спустя, Джек полностью отключился.

Он не двигался в течение четырех часов, не пошевелился даже тогда, когда я периодически наносила побольше бальзама на его губы, или когда вошла медсестра, чтобы заменить его капельницу и проверить показания мониторов. А я сидела и любовалась им все это время, наполовину испуганная своими мечтами. Я спрашивала себя, как я сумела так сильно влюбиться в мужчину, которого знала в течение столь короткого времени. Казалось, что мое сердце задыхается от любви и счастья.

К тому времени, как Джек, наконец, пробудился, я могла сообщить ему, что его брат покинул операционную, и был в устойчивом состоянии. Учитывая возраст Джо и состояние его здоровья, доктор сказал, что у него есть хорошие шансы на полное выздоровление, без осложнений.

С облегчением услышав все эти новости, Джек вдруг необычно притих, пока мы выписывались из больницы, подписав разные бланки и получив папку, заполненную инструкциями, предписаниями и рекомендациями по лечению ожогов. Он оделся в джинсы и рубашку, которую Гейдж привез для него, а затем Харди привез нас к Мэйн-стрит 1800. Высадив нас там, Харди хотел вернуться в госпиталь, чтобы подождать Хэйвен, которая хотела побыть с Джо еще некоторое время.

Джека оставался таким же тихим, когда мы подошли к его квартире. Несмотря на лечение и помощь, которые он получил в больнице, я знала, что он все еще очень измучен. Была уже почти полночь, в здании царила тишина, и только звуковой сигнал лифта нарушал это спокойствие.

Мы вступили в квартиру, и я закрыла дверь. Джек казался ошеломленным, разглядывая свою собственную квартиру так, как будто он никогда не был здесь прежде. Чувствуя потребность успокоить его, я подошла к нему сзади, и обвила руками его талию. — Что я могу сделать для тебя? — спросила я мягко. — Я чувствовала ритм его дыхания, более быстрый, чем я ожидала. Его тело было напряжено, каждый мускул отвердел.

Он обернулся и посмотрел в мои глаза. До сих пор я никогда не видела Джека, с его вечно самоуверенным взглядом, столь потерянным и неуверенным. Желая успокоить его, я встала на цыпочки и коснулась губами его рта. Поцелуй сначала был нежным, но потом он захватил заднюю часть моей шеи одной рукой, и скользнул другой ниже, на мои бедра, прижимая меня к себе. Его рот был горячим, очень требовательным, имеющим вкус морской соли и острой необходимости.

Прерывая поцелуй, Джек взял мою руку и потянул меня к темной спальне. Задыхаясь, он стаскивал с меня одежду с безумным нетерпением, которое никогда не показывал прежде.

— Джек, — я сказал с беспокойством, — мы можем подождать до…

— Немедленно. — Его голос был напряженным. — Ты нужна мне немедленно. — Он порвал свою собственную рубашку, вздрагивая, поскольку задевал повязки.

— Да. Хорошо. — Я боялась, что он мог повредить себя. — Не спеши, Джек. Пожалуйста.

— Не могу, — бормотал он, касаясь моих джинсов на талии, возясь с застежкой.

— Позволь мне помочь, — прошептала я, но он оттолкнул мои руки в сторону, и потянул меня к кровати. Его самообладание исчезло, разрушенное травмами и эмоциями. Мои джинсы и трусики были сняты и брошены на пол. Раздвинув коленом мои бедра, Джек склонился между ними. Я охотно поднялась, открываясь ему, и мы оба заспешили к одной цели.

Он сильно и решительно вошел в меня, внедряясь все глубже и глубже, с первобытным звуком, вибрирующий в его горле. Его руки запутались в моих волосах, и он захватил мой рот жадным поцелуем. Ритм становился оглушающим, захватывал меня своей почти порочной властью, и я отвечала на каждый внутренний толчок нежной готовностью принять его. Обхватив его голову своими руками, я притянула его ухо близко к моим губам, и стала шептать ему, как сильно я люблю его сейчас, и что буду любить его даже в другой жизни. Он кончил и выпалил мое имя, его тело дрожало от силы его освобождения.

Некоторое время спустя, на рассвете, я проснулась от туманного ощущения теплых рук, дрейфующих по мне, от прикосновения кончиков пальцев, играющих моими волосами. Джек обнимал меня сзади, его колени, находились под моей попой, поскольку мы лежали, повернувшись в одну сторону. В отличие от прежней свирепой настойчивости, прикосновения его были необычно легки, возбуждая новый взрыв страсти. Я чувствовала твердость его груди на моей спине, мягкую поросль волос, щекочущих мои лопатки, и заставляющие меня покрыться «гусиной кожей». Его рот коснулся задней части моей шеи, зубы нежно покусывали тонкую, горячую кожу, посылая дрожь по моему спинному хребту.

— Ты такая соблазнительная, — шептал Джек, лаская меня руками, целуя мой затылок, поглаживая шею языком. И было невозможно оставаться спокойной, поскольку он ласкал мои груди, живот и между моими бедрами, длинные пальцы скользнули в центр моего тела. Я застонала и вслепую схватила его руки, захватив их крепко, и чувствуя нежную, заманчивую игру его тела. Его губы коснулись моей шеи.

Он ослабил давление одной руки, но второй сильной рукой пролезл под мои бедра, поднимая меня вверх. Входя в меня, он проник глубоко и сильно, шепча, что он любит меня, что никогда меня не отпустит, Элла, позволь мне обладать тобой… Он двигался в таком неспешном, восхитительном, сказочном темпе, что чем больше я боролась, тем больше времени он был во мне. Мы начали возрастающий подъем, поднимаясь постепенно на каждый удар, пульс, дыхание.

Медленно приходя в себя, Джек перевернул меня на спину. Он распластал меня, непристойно и беспомощно, под собой. Несвязные звуки вырвались из моего горла, поскольку он вошел в меня снова. Его рот взял мои губы с эротичной мягкостью, в то время как наши тела двигались в непрерывном ритме, и волны страсти доставляли все больше и больше удовольствия.

Наши пристальные взгляды не отрывались друг от друга, и я погружалась в темноту его глаз, чувствуя все его тело, вокруг себя и внутри себя. Он стал двигаться быстрее, углубляя толчки, и почувствовал внутренний импульс моего тела, готового к взрыву, мое нарастающее удовольствие, успокоил толчки, пока не привел меня к кульминации, более высокой и сильной, чем я когда-либо ощущала. Я закричала, поднявшись на вершину страсти, обвила его руками и ногами, в то время как Джек выдохнул мое имя, и упал вместе со мной в омут страсти, в чувственный экстаз, неторопливый и роскошный.

Много позже, Джек держал мое дрожащее тело и гладил меня, успокаивая.

— Ты думал когда-либо, что может произойти что-то подобное? — прошептала я.

— Да. — Он пригладил мои волосы и поцеловал мой лоб. — Но только с тобой.

Мы спали до тех пор, пока утренняя заря не залила нашу спальню, проникнув в незашторенные окна. Я смутно почувствовала, как Джек поднялся с постели, услышала звуки душа, запах кофе, который он готовил на кухне, его тихий голос, которым он разговаривал с больницей, чтобы проверить состояние Джо.

— Как он? — спросила я вяло, когда Джек возвратился в спальню. Он надел фланелевую рубашку, и нес кружку кофе. Он все еще выглядел немного утомленным, но более сексуальным, чем любой другой мужчина мог выглядеть после того, через что он прошел.

— Устойчивое состояние. — Голос Джека был все еще огрубевшим после сурового испытания. — С ним все будет в порядке. Он все выдержит, черт бы все побрал.

— Ну, он же Тревис, — сказала я благоразумно. Поднимаясь с кровати, я пошла в гардеробную и взяла его футболку, которая закрыла мои бедра, когда я надела ее.

Когда я обернулась, чтобы встать перед Джеком, он стоял тут же, заворачивая мне волосы за уши, и пристально глядя вниз, на меня. Никто и никогда не смотрел на меня с таким чутким беспокойством. — Расскажи мне о Люке, — сказал он мягко.

И когда я посмотрела в эти бархатно-темные глаза, я поняла, что могу разделить с ним все, что угодно. Он все выслушает и все поймет. — Позволь мне сначала взять мой кофе, — сказала я, и пошла на кухню.

Джек поставил чашку и блюдце около кофеварки. Я увидела листок из блокнота, свернутый продольно, и стоящую рядом пустую чашку. Озадаченная, я открыла листок и стала читать:

Дорогая Мисс Независимость,

Я решил, что из всех женщин, которых я когда-либо знал, вы — единственная, которую я всегда буду любить больше, чем охоту, рыбалку, футбол, любую власть, и любую работу.

Вы не можете знать это, но я попросил бы вас выйти за меня замуж давным-давно, в ту ночь, когда мы вместе собирали детскую коляску, я уже хотел этого. Даже при том, что я знал, что вы не были готовы к этому тогда.

Бог мой, я надеюсь, что теперь вы готовы.

Выходи за меня замуж, Элла. Потому что, независимо от того, куда ты пойдешь, или что будешь делать, я буду любить тебя каждый день, всю оставшуюся часть моей жизни. Джек.

Я не чувствовала никакого страха, эти слова. Только удивление, что так много счастья могло выпасть на мою долю.

Заметив кое-что еще в чашке, я достала оттуда бриллиантовое кольцо, камень вокруг меня засверкал. Мое дыхание сбилось, когда я направила его на свет. Я примерила кольцо, и оно скользнуло аккуратно на мой палец. Взяв лежащую рядом ручку, я перевернула бумагу и написал свой ответ размашистыми каракулями.

Я налила себе кофе, добавила сливки и сахар, и возвратилась в спальню с заметкой.

Джек сидел на краю кровати, его голова наклонилась немного, поскольку он наблюдал за мной. Его кипящий пристальный взгляд перешел от моих глаз к пальцу моей руки, и задержался на бриллианте, искрящемся на моей руке. Я видела, как поднялась его грудь, т опала с быстрым вздохом.

Потягивая свой кофе, я приблизилась к нему и вручила ему бумагу.

Дорогой Джек, я тоже люблю тебя.

И я думаю, что я знаю, что тайна долгого и счастливого брака — просто выбрать того, без которого нельзя жить. Для меня жизнь невозможна без тебя. Так что, если ты настаиваешь на том, чтобы быть традиционным… Да. Элла.

Джек глубоко вздохнул. Он взял мои бедра в свои руки, поскольку я стояла перед ним. — Слава Богу, — пробормотал он, притягивая меня между своими бедрами. — Я боялся, что ты будешь возражать мне.

Боясь пролить свой кофе, я наклонилась вперед, и прижала свои губы к его губам, позволяя нашими языкам вступить в контакт. — Я когда-нибудь возражала тебе, Джек Тревис?

Удары его сердца замедлились, поскольку он поглядел на мою влажную нижнюю губу. Его голос был глубок, как колодец. — Ну, мне бы чертовски не хотелось, чтобы ты начала это делать именно сейчас. — Взяв у меня кофе, он выпил его в несколько глотков, и отставил, игнорируя мой смеющийся протест.

Он поцеловал меня, мои руки не обвились вокруг его шеи, и мои колени стали угрожающе слабеть.

— Элла, — сказал он, заканчивая поцелуй с нежным вздохом, — Ты ведь не передумаешь?

— Конечно, нет. — Я был заполнена ощущением справедливости, спокойной уверенности, и, в то же самое время, я была столь же легкомысленной, как калейдоскоп бабочек. — Почему я должна передумать?

— Ты говорила мне, что считаешь, что брак для других людей.

— Ты единственный в мире мужчина, который смог заставить меня понять, что это — и для меня тоже. Хотя, если уж обсуждать это, то любовь — это то, что реально. Я все еще уверена, что брак — это просто листок бумаги.

Джек улыбнулся. — Давай разберемся, — сказал он, и отнес меня к кровати.

Намного позже мне пришло в голову, что люди, которые считают, что брак является только листком бумаги, были обычными людьми, которые никогда не вступали в брак. Поскольку это клише обесценивало кое-что важное — власть слов… и я, больше, чем кто-либо другой, должна была понять это.

Так или иначе, обещание, которое мы сделали на том листке бумаги, дало мне больше свободы, чем я когда-либо знала прежде. Это позволило нам обоим спорить, смеяться, рисковать, доверять — и все это без опасения. Это было подтверждение связи, которая уже существовала. И это было обязательство, которое простиралось далеко за границы совместного проживания в одном месте. Мы остались бы вместе даже без свидетельства о браке… но я верила в постоянство, которое оно предоставляло.

Это был листок бумаги, на котором вы могли строить жизнь.

Сначала моя мать не поверила мне, что я сумела заполучить Тревиса, и она попробовала приехать, подобно чуме египетской, в надежде на получение прибыли от моих новых связей. Но Джек обращался с нею ловко, используя смесь запугивания и обаяния, чтобы держать ее вдали от нас. Я не часто видела ее и получала известия от нее, но когда она входила в контакт со мной, то была странно уступчивой и почтительной.