У меня вырвался слабый вздох. Я еще крепче сжала губы, и мои глаза наполнились горячими слезами. Нельзя плакать. Нельзя. Я сморгнула и сосредоточилась на дороге.

— Мама… — послышался голосок Тори с заднего сиденья.

Я шмыгнула носом.

— Да, детка?

— Тебе плохо?

Я сглотнула — так сильно, что заболело горло.

— Нет, крошка. Просто мама немного простыла.

Отправив Тори в сад, я решила пойти в клуб. Была пятница, можно заняться йогой или пилатесом. Это поможет. Может, печаль отступит. Но мне было слишком грустно, чтобы куда-то идти, переодеваться, видеть других. Я никого не хотела видеть. Даже себя.

Вместо этого я отправилась домой, сбросила сапоги, сняла платье и забралась в постель, в кружевном лифчике и трусиках стоимостью пятьсот долларов.

Я зарыдала.

И как я могла подумать, что лифчик и трусики за пятьсот долларов что-то изменят? Как могла подумать, что одежда, пусть даже дорогая, шикарная, способна изменить меня?

О Господи! Все эти потраченные деньги… купленные вещи… Зачем? Чтобы почувствовать себя лучше? Счастливее?

Прошло несколько часов — я продолжала лежать. Я даже немного вздремнула, но и после этого у меня не было сил встать.

Возможно, в фирме Марты Зинсер есть для меня подходящее место. Если бы мне позарез была нужна работа, второго собеседования не потребовалось бы. Я бы вообще больше не беспокоилась, а начала бы зарабатывать деньги сразу. Никаких дворовых распродаж. Никаких тревог по поводу Натана и его решений. Я по крайней мере могла бы содержать семью.

Но Марта… работать на нее… быть ее секретаршей…

Я закрыла глаза, рисуя себе независимый облик Марты, — возможно, это именно то, чего мне недостает. Она живет как хочет. И несомненно, ей нравится быть не похожей на остальных.

Я лежала в постели, смотрела в никуда, размышляла и чувствовала себя страшно несчастной.

Зазвонил телефон.

Я не хотела брать трубку. Не хотелось отвечать. Пусть оставят сообщение. Но после третьего звонка я преодолела собственное недовольство и потянулась к трубке.

— Алло.

— Тэйлор? — Это Люси, и голос у нее хрипел от слез. — Ты занята сейчас?

— Нет. Не занята. Что случилось?

— О Господи, Тэйлор… о Господи… Что я наделала? — От горя ее голос звучал пронзительно. — Я все погубила, я хочу умереть… больше так не могу…

— Где ты? — перебила я.

Она всхлипнула.

— Не знаю. Где-то на Четыреста пятом шоссе. Просто езжу кругами. Не знаю, что делать и куда идти, а остановиться боюсь. Иначе я не знаю что с собой сделаю…

Она икала и плакала, и я поняла, что в таком состоянии вести машину ей опасно. Глядя в окно, я увидела, что на улице пасмурно, но сухо. Дождя не было.

— Приезжай, Люси. Немедленно.

— Не могу, — вздохнула она. — Не могу. Я все время плачу. Не хочу, чтобы меня сейчас кто-нибудь видел…

— Дома никого нет, только я.

— Вряд ли тебе будет приятно. У меня нет сил, Тэйлор, просто нет сил…

— Ничего страшного, у меня тоже…

— Так не бывает. Ты же Тэйлор. Тэйлор Янг.

Я накрыла рукой глаза.

— Люси… — Голос у меня оборвался. — Люси… я никому не говорила, но у нас проблемы.

— Что?.. — удивленно переспросила она и шмыгнула носом.

— Да-да. Поэтому не волнуйся, у меня тоже скверный день. Ну так давай проведем его вместе.

В трубке повисло молчание. Потом Люси вздохнула:

— Не знаю, Тэйлор… не знаю.

Я села и свесила ноги с постели.

— Где ты?

— Э… где-то между Вудинвиллем и Милл-Крик.

— Разворачивайся и езжай ко мне. Увидимся через полчаса.

Глава 15

— Все твердят, что время лечит, но это неправда. Я так живу уже полгода, и с каждым месяцем становится только хуже.

Люси сидела, свернувшись в кресле, глаза и нос у нее покраснели. До сих пор я ни разу не видела подругу без макияжа.

— У меня все болит, — хрипло говорила она, — а врач может предложить лишь таблетки. Чтобы я смогла спать по ночам и хоть что-то делать днем. — Люси хрипло вздохнула, на глазах у нее снова появились слезы. — Наверное, иного выхода действительно нет. Таблетки и алкоголь.

— Почему ты не позвонила раньше?

Она качала головой и прихлебывала чай.

— Люси…

Она снова покачала головой, и слезы покатились по ее щекам.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня такой. Это… стыдно. Я мать. Я не должна сдаваться. У меня есть обязанности… — Люси горестно вздохнула. — Я сначала не хотела тебе звонить. Но и врезаться в дерево тоже не хотела, и решила, что это самое разумное…

Я сидела на кушетке напротив, нас разделял стеклянный столик, но с тем же успехом на его месте могло быть футбольное поле. Отчаявшаяся Люси так далека от меня, так невероятно измучена…

— Ты ведь не собираешься врезаться в дерево, правда?..

Она закрыла глаза.

— Я хочу, чтобы все вернулось. Чтобы жизнь стала прежней. Как раньше.

Она страдала, и ее горе убивало меня. Я-то думала, что мне плохо, но Люси было гораздо хуже.

— Пит не всегда был идеальным мужем…

— А чей муж идеален? — Губы у нее дрожали, она их прикусывала. — Я дура. Я готова сделать что угодно, лишь бы все исправить. Пусть все будет как раньше. Я хочу жить в своем доме, со своей семьей. Спать в своей постели. Просыпаться и понимать, что жизнь идет как всегда. А теперь этого нет и никогда больше не будет. Я не могу так жить, не могу. Ненавижу себя. Я…

Я встала, села на корточки рядом с креслом и обоняла Люси. Она снова заплакала.

— Люси, Люси… — Я укачивала ее, гладила по спине. Жаль, я не добрая фея-крестная и ничего не могла для нее сделать. Мы обычные люди. Мы оступаемся, делаем ошибки, а потом страдаем. Слишком поздно понимаем, что мы уязвимы, грешны, слабы.

Слишком поздно понимаем, что проблемы причиняют боль.

Ужасно.

Я чувствовала слезы у себя на глазах.

— Ты выдержишь, правда. Сейчас тебе плохо, но так будет не всегда. Все образуется, вот увидишь.

— Почему я раньше не понимала, что живу хорошо? Почему не понимала, что я счастлива? Что мне повезло? Почему я не ценила того, что у меня было?

— Не знаю, Люси. Не знаю… Наверное, никто не ценит то, что имеет, пока не лишится этого. — Я продолжала ее успокаивать, и тут появились Анника и дети.

Я не слышала, как открылась дверь, я услышала их голоса. Повернувшись, увидела их на пороге. Они заметили нас и замерли. Девочки хорошо знали Люси, но никогда не видели ее расстроенной.

— Что случилось? — нервно спросила Джемма, сбрасывая с плеча рюкзак.

Я села. Люси торопливо вытерла слезы.

— Ничего, — сказала я. — Ничего.

— Но вы обе плакали!

— Глупости, Джемма. Ты не поймешь.

Она упрямо вскинула подбородок:

— Расскажи.

Люси смотрела на меня, я быстро перевела дух.

— Сегодня в «Нордстроме» был показ мод для VIP-клиентов, а мы туда не попали, — печально сказала я. — И не видели Донну Каран…

Девочки смотрели на нас.

Джемма нахмурилась:

— Вы плачете, потому что не смогли пойти в магазин?

Я устало пожала плечами.

— Еще там была распродажа.

Джемма закатила глаза и вышла. Анника и младшие ушли следом. Люси подождала, пока они не скроются на кухне, и прошептала:

— Поверить не могу! Мы плакали из-за того, что не попали на показ мод?

Я вернулась на кушетку.

— Я больше ничего не смогла придумать. Нельзя же было сказать, что мы плачем, потому что несчастны.

Люси слабо улыбнулась и снова вытерла глаза.

— Ну наверное, я бы очень расстроилась, если бы пропустила закрытое шоу Донны Каран.

— Вот видишь! — Я улыбнулась, Люси тоже. — Мы, домохозяйки из Беллвью, должны держать марку.

— Тэйлор, ты ненормальная, — застонала она.

— Да. Но до сих пор это помогало. — Я отхлебнула чаю и подумала, что, возможно, пора поведать ей о моих собственных бедах. — Люси…

Но, глядя на ее бледное лицо, на обведенные красными кругами глаза, я поняла, что не стоит этого делать. Неправильно, нечестно взваливать на нее такую ношу. Сейчас Люси легко ранима, ей и так больно. Зачем добавлять еще?

— Что? — выжидающе спросила она.

Нет, я не стану рассказывать, пусть сначала окрепнет.

— Сегодня собрание книжного клуба. Может быть, поедем вместе?

— О Господи, я совсем забыла… — Она испуганно посмотрела на меня. — И именно я должна вести дискуссию. Я же выбрала книгу.

— Ты ее прочитала?

— Почти. Осталась пара глав.

— Значит, все хорошо.

Я же, напротив, бросила, не дойдя до середины. Книга жуткая, хоть и интересная. Мне нелегко было смириться с идеей, что немало женщин испытывают серьезные финансовые затруднения.

Люси покачала головой:

— Я не могу. Не могу показаться на людях. Посмотри на меня, я превратилась в развалину! Несколько суток не спала, под глазами мешки…

Я натянуто засмеялась:

— Люси Уэлсли, ты шутишь или мне послышалось?

Она слабо улыбнулась:

— Я выгляжу ужасно, и ты это знаешь.

— Ладно, ладно, ты выглядишь не на все сто, но для этого и существуют лосьоны. Успокаивают, разглаживают, очищают…

Я взглянула на часы и поняла, что до начала собрания четыре часа.

— Где дети?

Она сморщилась:

— У Пита.

— Хорошо. Значит, у нас есть четыре часа, чтобы расслабиться, восстановить силы и приготовиться. Поспи. Потом примешь душ и приведешь себя в порядок. Пока ты будешь спать, я дочитаю книгу, а потом помогу тебе собраться. Хороший план?

Люси пришла в замешательство.

— То есть ты приедешь ко мне?

— Нет. Ты отдохнешь у меня. Можешь занять мою комнату, никто тебя не потревожит. Я опущу шторы, ты вздремнешь, а потом мы вместе соберемся.

— Но я не хочу тебе мешать…

— Ты мне не мешаешь.

Она с очевидным смущением отвела глаза. Я ждала, пока Люси заговорит, — она сделала это далеко не сразу.

— Я не… Тэйлор, я ничего такого с собой не сделаю. — Она сглотнула и посмотрела на меня. — Если ты об этом беспокоишься, то, поверь, я не стану делать глупостей.

— Я не об этом беспокоюсь. И не поэтому прошу тебя остаться. Лишь потому, что переживаю за тебя; мне самой будет спокойнее, если сумею помочь. Может быть, с моей стороны это эгоизм, но я действительно хочу что-нибудь для тебя сделать. Мне будет приятно.

В комнате повисло молчание, в животе у меня до боли стянулся узел.

— Натан здесь больше не живет, — тихо сказала я, но мне показалось, что эти слова оглушительным эхом отскочили от потолка. — Я сейчас почти все время одна и не откажусь от компании… Точнее, я буду ей страшно рада. Мне тоже нелегко.


Пока Люси спала, я читала. Сидела на коричневой кушетке в гостиной и два часа не отрывалась от книги. Начав, я не могла остановиться.

Вот в чем наша беда, думала я. Вот что случилось со мной и с Натаном. Я хотела, чтобы обо мне заботились, чтобы кто-то другой работал, а я воспитывала детей, но, таким образом, я стала материально зависимой. Еще хуже — сделалась обузой.

Когда Люси встала, было почти шесть. Глаза у нее были сонные.

— Я совсем отключилась, — сказала она, заходя на кухню, где мы с Анникой кормили детей ужином.

— Тебе был нужен отдых, — ответила я, ставя перед девочками тарелки с тушеным мясом и рисом.

Люси их оглядела.

— Вы едите консервы?

— А вы нет?

Она покачала головой:

— У нас все от них нос воротят.

— А мне нравится, — сказала я и поставила на стол кетчуп, который Тори добавляет к любой еде. — И девочкам тоже.

— И как ты приучила Натана… — Люси, осознав свою ошибку, замолчала.

— Дай соль, мама, — потребовала Джемма.

Я протянула ей солонку, а Брук — перечницу.

— Ему тоже нравится, — с подчеркнутым спокойствием сказала я. Девочки еще не знали о предстоящем разводе, и я не хочу, чтобы узнали. — Я взяла говядину и итальянские сосиски, добавила туда томатной пасты, а вместо хлеба или печенья использовала овсяную крупу. От нее больше аромата.

Убедившись, что девочки с аппетитом ужинают, я сказала Люси:

— Ступай-ка в душ. Через час нам выходить.


Мы ехали к Кейт — собрание книжного клуба проходило у нее. Ее дом, трехэтажный особнячок с колоннами, прекрасно смотрелся бы на берегу Миссисипи, в окружении старых дубов, а не в крошечном тупичке на Клайд-Хилл, в тени кедров. Но все равно это очень красивый дом, изящный и благородный, как и сама Кейт, потомственная богачка, которая вдобавок вышла замуж за миллионера.