Но несмотря на все это, она типичная домохозяйка из пригорода. На входной двери у Кейт всегда висят цветы, отмечающие смену времен года. Сегодня каминная полка в гостиной была уставлена оранжевыми свечками и маленькими фигурками пилигримов и индейцев, а на кухонном столе, рядом с итальянским глиняным кувшином, сидела большая игрушечная индейка.

На холодильнике висели детские рисунки, на дверце духовки — кухонные полотенца, богато вышитые листьями и изображениями рога изобилия.

Кейт суетилась, вытаскивая из духовки еду и разливая вино. Кухня огромная, с настоящим кирпичным полом и старинной каменной кладкой. Под потолком видны тяжелые балки, в нише висят медные сковороды. То ли потому, что кухня так велика, то ли потому, что до гостиной далеко, но в доме Кейт мы всегда собираемся именно здесь.

— Красное или белое? — спросила она.

— Красное, — ответила я, ставя на стол коробку шоколадного печенья, которое напекли девочки с Анникой. Мне стало стыдно, что я пришла в гости с пустыми руками.

— Люси?.. — спросила Кейт, держа по бутылке в каждой руке.

— Белое. Немножко.

Голос Люси звучал натянуто, и я оглянулась на нее. Она в моем пальто, выражение лица — как у загнанного зверя. Я взяла ее за руку и легонько пожала. Люси вскинула голову, встретилась со мной взглядом и с трудом улыбнулась.

— Все хорошо, — проговорила я. Это не вопрос, а утверждение. Все будет хорошо. Мы, черт побери, женщины.

Кейт посмотрела сначала на меня, потом на нее.

— Давайте пальто, подружки.

— Я сама, — ответила я. — У тебя и здесь хватает дел.

Я вернулась на кухню и услышала, как Моника обсуждает достоинства и недостатки местных спортивных клубов.

— Они называют себя лучшим клубом Ист-Сайда, — с горечью говорила она, — но теннис у них никуда не годится и плавание немногим лучше…

— Неправда, — перебила Сюз. — У них отличная команда пловцов. Они участвовали в отборе для юношеской олимпиады.

— Но не в самой олимпиаде, — напомнила Моника.

Глаза Сюз расширились. Ее дети плавают за этот клуб, и она всячески его поддерживает.

— Ты сама не знаешь, что несешь, Моника.

— Знаю. Вот в Фениксе отличные пловцы. Дети, которые занимаются в тамошних клубах, участвовали в олимпиаде…

— Мне не важно, будут ли мои дети участвовать в олимпиаде. Я хочу, чтобы они занимались спортом, приобретали полезные навыки, учились работать в команде. Исследования доказывают, что дети, которые занимаются плаванием, хорошо успевают в школе. Особенно по математике, языкам и музыке.

Моника покачала головой и отхлебнула вина. На краю бокала остался жирный след от губной помады.

— Ты путаешь с теннисом.

— Нет, не путаю.

Кейт взглянула на меня. Я взяла бокал и пожала плечами.

К сожалению, Моника не собиралась менять тему — пространно поговорив о недавно прочитанной научной статье, она принялась подробно разбирать достоинства местных кортов и бассейнов, а затем — массажную технику трех лучших салонов в округе.

Слушая Монику, я вспомнила историю, которую рассказала мне Пэтти. Когда Моника и Дуг переехали сюда из Феникса, она месяцами исследовала все местные школы. Образовательного совершенства было недостаточно, Моника хотела еще и социального. Ее дочери тогда было два года.

Я сосредоточенно потягивала вино и слышала, как Сюз перешептывалась с Джен насчет вечеринки, которая прошла на минувшей неделе в Клайд-Хилл. Судя по словам Сюз, там были свингеры. Она в жизни бы не поверила, если бы не увидела сама.

— Исключено, — ответила Моника, услышав последнюю фразу. — Здесь такого не бывает. Невозможно.

Сюз, все еще недовольная после недавнего обмена шпильками с Моникой, непоколебимо стояла на своем.

— А вот и бывает. Наверное, нас с Джефферсоном пригласили, потому что подумали, что мы тоже не откажемся от группового секса, ну или понадеялись, что мы посмотрим сквозь пальцы, но, на мой вкус, это было чересчур. Слишком много секса, алкоголя, наркотиков…

Я была в шоке. Никогда прежде не бывала на такой вечеринке. Но, повторюсь, мы с Натаном довольно консервативны.

Представляя себе местных дам, сидящих вокруг клубного бассейна, я не могла вообразить ни одну из них на безумной секс-вечеринке. Возможно, у них силиконовые губы и искусственно подтянутые животы, но все это матери и порядочные женщины.

О Господи! Порядочные женщины не участвуют в групповом сексе… ведь так?

— Давайте лучше поговорим о книге, — предложила Кейт, пристраиваясь на узеньком сиденье антикварного табурета, в то время как остальные заняли более удобные места. — Итак, что же Лесли Беннетс называет женской ошибкой?

Мне трудно было перестроиться, я продолжала гадать, кто из моих подруг способен пойти на секс-вечеринку. Лично я не бываю даже там, где продаются эротические игрушки.

— Ошибочно думать, что мужчина будет заботиться о тебе вечно, — отвечала Люси, возвращаясь из кухни с бокалом шардоннэ и пригоршней печенья. Она села на диванчик рядом со мной.

— Должна признаться сразу, я не читала. — Сюз откинула золотистые волосы за плечи и скрестила изящные загорелые ноги. — Даже не стала покупать эту книжку. Мне она не нравится, и я не собираюсь поддерживать такие издания.

— Вовсе не обязательно соглашаться со всем, что мы читаем, — сказала Элен. — Но нужно по крайней мере купить книгу, которую мы решили обсудить, и попытаться ее прочесть.

Сюз вскинула руку, отчего ее золотые браслеты зазвенели.

— Я не собираюсь читать то, что внушает мне неприятные чувства.

— Тэйлор тоже не всегда читает, — добавила Моника, — однако ж никто не против.

Я взглянула на нее и собиралась ответить колкостью, но внезапно в голову пришла фраза из Библии: «Что ты смотришь на сучок в глазу брата твоего, а бревна в своем глазу не чувствуешь?»

Я закрыла рот.

Слава Богу, Кейт продолжила:

— Что действительно поразило меня при чтении этой книги, так это мысль о том, что женщины непреднамеренно подставляют себя под удар…

— Вовсе не каждой женщине грозит развод или вдовство, — перебила Моника. — Но даже если и так, все мы получили хорошее образование и в случае необходимости можем вернуться к работе. Я, например, в любое время могу заняться бизнесом.

— А я — снова стать адвокатом, — согласилась Джен.

— Вы действительно полагаете, что все так скверно, как утверждает Лесли Беннетс? — спросила Пэтти. Она опоздала и буквально влетела в гостиную, сбрасывая на ходу пальто. — Надо сказать, я с ужасом думаю о том, что в нашей стране столько покинутых женщин. И речь ведь не о тех женщинах, которые всегда были бедны, а о представительницах среднего и высшего классов, которые вдруг оказались за чертой бедности.

— Да, это действительно неприятная мысль, — согласилась я.

— Я не верю статистике, — ответила Моника. — И даже если это правда, они страдают, потому что сделали неправильный выбор…

— Беннетс никого не обвиняет, — сказала я, радуясь тому, что все-таки прочла книгу. — В предисловии она пишет, что женщины не видят картины целиком. Они не понимают, что происходит в обществе. Автор демонстрирует нам факты, чтобы мы смогли принять верное решение.

— О Господи, Тэйлор. — Моника засмеялась. — Ты действительно прочитала книгу или просто вышла в Интернет?

— Мне показалась интересной мысль о том, — негромко заговорила Люси, и ее голос слегка дрожал, — что, возможно, женщинам стоит считать себя марафонистками, а не спринтерами. Разумеется, пятнадцать нелегких лет мы разрываемся между детьми и карьерой, но пятнадцать лет — это капля в море, ведь работать можно пятьдесят…

— Пятьдесят лет работы? — Сюз сделала вид, что падает в обморок. — Неужели некоторые женщины так и живут? Бедняжки.

— А мне нравилось работать, — возразила Эллен. — Я и не собиралась останавливаться, но во время беременности пришлось соблюдать постельный режим. Когда Джей-Ди родился, я вернулась на работу. Это было непросто, я хотела быть хорошей матерью и одновременно успешной и энергичной женщиной, которая заключает крупные сделки и получает огромные премии. Мне нравилось так жить… — Она вздохнула. — Тогда я чувствовала себя гораздо лучше, чем сейчас.

— Как тебе не стыдно! — Моника укоризненно погрозила пальцем. — Материнство — самое важное, что может быть…

— А если бы ты была ученым и искала лекарство от рака? — спросила Джен. — Неужели это менее важно, чем сидеть дома с детьми?

Моника фыркнула:

— Это совсем другое.

— Подождите, подождите. — Эллен с силой захлопнула книжку. — То есть если ты не ищешь лекарства от рака, а занимаешься чем-то попроще, то лучше сиди дома с детьми?

— А если нужны деньги? — добавила Люси.

— А если даже и не нужны, но просто нравится работать? — подхватила Джен.

Кейт покашляла. Никто не обращал на нее внимания, и она покашляла еще раз.

— Давайте вернемся к книге. У нас у всех свое мнение на материнство, но спор сейчас не об этом. Мы обсуждаем книгу. Какая глава вызвала у вас наибольший отклик?

Наступило неловкое молчание, а потом Джен открыла книгу там, где лежала закладка.

— Больше всего мне понравилась глава о возвращении на работу. Сейчас я не могу вернуться на старое место, поскольку слишком долго просидела дома. Возможно, я могла бы найти другую работу, но как вы думаете, кого предпочтут работодатели, если придется выбирать между мной и энергичной, напористой, сильной двадцатилетней выпускницей колледжа без мужа и детей?

— Предпочтут тебя, — уверенно ответила Сюз. — У тебя есть опыт, жизненный и рабочий…

— Никто не захочет платить за опыт, особенно за устаревший. — Эллен поморщилась. — Я знаю, что так и есть. Бизнес — это деньги. Чем больше экономишь, тем больше получаешь, а недавняя выпускница обойдется куда дешевле, чем я, и вкалывать наверняка будет как черт. Тогда как я ни за что не смогу работать пятьдесят-шестьдесят часов в неделю.

— Значит, мы в безопасности, пока наши мужья живы, здоровы, не развелись с нами и не потеряли работу, — прозвучала первая фраза Рэйн за весь вечер, и мы обернулись к ней. Рэйн и вообще не слишком разговорчива — проводит больше времени, качая ногой, чем слушая, — но сейчас всеобщее внимание было обращено на нее.

— У Мэтью рассеянный склероз, — сказала она. — Вы, наверное, не знаете, но он два года не работал. Врачи говорят, что и не сможет. Диагноз ему поставили в сорок четыре года. Сейчас Мэтью сорок семь. И что нам делать? Я лишь молюсь, чтобы он продержался как можно дольше…

Сюз была изумлена.

— То есть это продолжается уже давно?

— Мэтью не хотел, чтобы все знали, но больше скрывать невозможно. — Рэйн пожала плечами. — У моего отца был полиомиелит, а теперь вот это… Смешная штука жизнь. Я думала, мне больше никогда не придется катать инвалидную коляску.

Все буквально источают сочувствие. Такого рода новости поражают в самое сердце. Если это случилось с Рэйн — значит, может случиться с кем угодно… а возможно, не произойдет с тобой именно потому, что уже произошло с другим…

— Сочувствую, — тихо проговорила Пэтти.

— И я. — Эллен подалась вперед и коснулась колена Рэйн. — Знай: мы рядом. Если будет нужна помощь, если что-нибудь понадобится…

— Все будет в порядке, — перебила Рэйн с быстрой улыбкой. — Мы справимся.

Я посмотрела на Рэйн, миниатюрную и красивую, в красно-коричневом замшевом пальто, которое идеально оттеняло медные отблески в ее шикарных длинных волосах. И подумала: знакомый тон. Знакомые слова.

«Я справлюсь. Мы справимся. Не беспокойтесь. Нам ничего не нужно». А на самом деле мы вопим: «Помогите, помогите, кто-нибудь, помогите!»

Почему мы отказываемся от помощи? Почему не решаемся просить? Почему боимся показать, что у нас не все в порядке?

— Рэйн, ты не одинока, — сказала Моника. — Ты удивишься, но не только твой муж не работает… — Она сделала паузу, и что-то в этом меня насторожило.

Моника медленно обернулась ко мне.

— Не только твой муж… Натан, например, тоже. Тэйлор, ведь он уже год как без работы?

Я услышала странный звук, как будто все заговорили враз, но в следующее мгновение поняла, что подруги молчат. Этот шум — в моей голове. Я мысленно визжала.

— Я задумалась, отчего вы продаете дом, — продолжала Моника. — Потому что это странно. У вас прекрасный дом, и вы всегда устраивали самые лучшие вечеринки. Я не могла понять, отчего вы его продаете, если, конечно, причиной тому не развод и не финансовый кризис…

— Моника, заткнись. — Люси резко встала; ее глаза пылали, лицо исказила ярость.

Моника побледнела:

— Что?..