— Фантастика. Торт и шампанское. Обожаю и то и другое, — сказала она, складывая вещи в угол.

— А ты рано вернулась, — ответила Сьюзен, вставая и слизывая крем с пальца.

— Сиди-сиди. — Марта заметила меня на заднем плане. — Тэйлор… — Ее взгляд на мгновение остановился на мне, выражение лица было серьезное.

Я не ожидала увидеть Марту до понедельника и сильно удивилась.

— Привет, — сдавленно ответила я и снова почувствовала себя неловко.

Так не пойдет, подумала я, не смогу так.

Но Марта уже переключилась на Сьюзен.

— Ты открыла подарки? — спросила она, садясь за стол.

— Еще нет.

— Мы ждали тебя, — объяснила Мэл, пока Элли отрезала Марте кусок торта, а Роберт наливал шампанского. — Мы знали, что ты хочешь сегодня вернуться пораньше, потому и не спешили — на тот случай если все-таки придешь.

Марта улыбалась — белые зубы блестели, темные волосы, как обычно, распущены.

— Вот я и пришла.

Сьюзен чокнулась с ней, и я почувствовала себя еще более посторонней. Марта у себя дома, в своей стихии. Это ее друзья. Ее семья.

Я снова напряглась. Хочу домой, хочу вернуться в свой мир, который мне понятен, но Марта подняла голову и заметила мой взгляд.

— Сядь, Тэйлор, и расслабься. Ты часть команды.

Трудно уйти, когда босс приказала остаться.


Утром в субботу я встала с мучительной головной болью — вчера в офисе я выпила два бокала шампанского, а по возвращении домой еще пару бокалов красного вина. Не следовало этого делать. Обычно я не пью так много. Вечером я заказала пиццу для девочек — отвратительную дешевую пиццу, которую терпеть не могу, и съела ее с вином.

Спускаясь вниз, я слышала, как Брук и Джемма орали друг на друга в игровой, в конце коридора.

— Ненавижу тебя!

— И я ненавижу тебя!

— Ты худшая сестра на свете!

— Нет, ты!

— Нет, ты!

— Перестань за мной повторять!

— Я не повторяю!

— Повторяешь!

Пора было вмешаться. Терпеть не могу разбирать ссоры. Я открыла дверь и встала на пороге, но девочки продолжали вопить.

— Я тебя до конца жизни буду ненавидеть!

— А я тебя, даже когда ты умрешь!

— Все, хватит! — крикнула я, но они меня не слышали и были слишком поглощены обоюдной ненавистью.

— Джемма! Брук! — заорала я.

Обе внезапно замолчали. На сей раз меня уж точно услышали.

Я испытала мрачное удовлетворение. Мне уже давно никого не доводилось пугать.

— Обе марш в свои комнаты. И сидеть там двадцать минут. Не выходить. Не разговаривать друг с другом. Не звать меня. Ни звука. Двадцать минут. Я зайду за вами, когда время истечет.

Дочери зашагали по коридору, бросая друг на друга огненные взгляды.

— Где Тори? — спросила я.

Джемма обернулась, демонстративно прижав палец к губам. Вот нахалка.

— Брук? — вежливо окликнула я.

Брук торжествующе посмотрела на старшую сестру.

— Она еще спит.

— Спасибо. — Я жестом указала в сторону комнат. — Двадцать минут. Отсчет пошел.

Пока варился кофе, я вышла на улицу за газетой, а потом вспомнила, что нам их больше не доставляют, потому что мы просрочили с оплатой.

Я почувствовала разочарование, потом напомнила себе, что чтение газет обычно вгоняет меня в депрессию. Ежедневный отчет о взрывах, угонах, убийствах, грабежах, терактах, глобальном потеплении и растущем национальном долге. И это только в Америке.

В ожидании кофе я выпила стакан воды. Сегодня точно не обойтись без таблеток. Проходя мимо ванной, я заметила, что там горит свет, зашла, чтобы выключить его и закрыть дверь, как вдруг заметила свое отражение и остановилась…

Господи. Я ужасно выгляжу. Я старуха.

Я подошла к зеркалу, наклонила голову и стала рассматривать пробор.

Темные корни и — невероятно — седые волосы.

Не так уж много, но я поняла: пора краситься полностью. Я горжусь своими волосами, они красивы. Пусть они такими и остаются.

Но тратить сто восемьдесят долларов за окраску не входило в мои планы.

Я снова рассмотрела корни волос. Они, несомненно, темнее, чем были до сих пор. Если зачесать волосы назад без пробора, их почти не видно, но это ненадолго. Видимо, придется ждать, пока не улучшится финансовое положение.

Но оно может никогда не улучшиться. А темные корни и седина не будут ждать.

Я налила себе кофе и села на табурет. В салоне используют «Лореаль». Можно купить точно такую же краску в аптеке. Трудно ли покрасить волосы самой?

Я много лет осветляла свои русые волосы и могу изложить последовательность действий даже во сне. Размешайте состав, нанесите на корни волос жесткой кисточкой, оставьте ненадолго, а потом смойте.

Самое трудное — подобрать нужный оттенок; но, честно говоря, все, что нужно сделать, — так это сопоставить свои волосы с картинкой на упаковке.

Время наказания дочерей истекло; накормив их горячим завтраком, я взяла их с собой в аптеку и попросила помочь.

— Нужно найти мой цвет волос. Там будет много коробок и уйма различных оттенков. Нужен тот, который ближе всего к моему.

Девочки были в восторге. Прежде мы никогда ничего подобного не делали. Маникюр и педикюр на дому — несомненно. В косметический салон мы тоже играли — накладывали самодельные маски из овощей, фруктов и овсяных хлопьев. Но красить волосы? Никогда. Этим всегда занимались в парикмахерской.

Я подозревала, что коробок будет много. Я думала, это хорошо, поскольку предполагает разнообразный выбор. Но, обнаружив двенадцать оттенков светлого и восемь — пепельного, я начала сомневаться в себе…

Джемма тоже.

— Мама, какая разница между «Натуральным пепельным» и «Натуральным золотистым»?

— Хороший вопрос… — Я наклонилась, чтобы посмотреть на коробки в ее руках, и поставила их обратно на полку. — Может быть, «Натуральный нейтральный светлый» нам подойдет?

— А что такое «пепельный»? — спросила Джемма.

Брук принесла еще одну коробку.

— А это для седых волос, мама. У тебя есть седые волосы?

Я поднесла палец к губам. Брук говорила слишком громко.

— Пока не так много, чтобы беспокоиться… — бодро прошептала я — на тот случай, если кто-нибудь в соседнем отделе подслушивает.

Брук отнесла коробку на место и притащила следующую.

— А мелирование? Тебе же делают мелирование.

Тори сняла с полки коробку и держала ее обеими руками, с улыбкой рассматривая картинку.

— Он похож на папу.

Брук презрительно фыркнула:

— Не похож. — Она выхватила краску у сестры, лицо у нее изменилось, она наклоняла коробку туда-сюда, словно рассматривая изображение под разными углами. — Хотя… да, похож. Немножко.

Тори взяла другую коробку с тем же изображением и поцеловала.

— Привет, папа.

— Вот ненормальные, — сказала Джемма и снова повернулась ко мне. — Мама, что такое «пепельный»? Почему на одних коробках написано «натуральный светлый», а на других — просто «светлый»? Почему одни цвета натуральные, а другие нет?

Понятия не имею. Я уже начала сомневаться, стоит ли красить волосы самостоятельно.

— Может быть, мы не будем…

— Нет, будем. Мы тебе поможем. — Джемма посмотрела на меня. — Давай не обращать внимания на надписи. Нужно просто сравнивать твой цвет с цветом на коробке, пока не совпадет.

Бог весть отчего, но я подчинилась десятилетней девочке.

Мы купили «Натуральный золотистый», попутно Брук объявила пожилому кассиру, что сейчас мы пойдем домой красить мои седые волосы. Но, заходя в прихожую, я волновалась.

Мои волосы не совсем золотистые, и, на мой взгляд, больше подошел бы «Оттенок шампанского», но Джемма утверждала, что меня привлекло исключительно слово «шампанское». Девочки собрались вокруг, когда я открыла коробку и извлекла инструкцию. Наставлений много, но этапов всего три. Что-то не сходилось.

Джемма читала инструкцию вслух, а Тори вытаскивала бутылочки и пузырьки. Я была на грани безумия. Это какой-то хаос. Я не хотела ошибиться, мне нравятся мои волосы. Многие годы я тратила уйму денег, чтобы поддерживать их в должном состоянии.

— Не знаю, девочки… по-моему, это не такая уж хорошая идея.

— Мама, — вздохнула Джемма, отрывая взгляд от инструкций. — Да что с тобой может случиться?

Что может случиться? Что угодно. Аллергическая реакция. Ожог. Волосы могут выпасть. Я могу случайно стать рыжей…


Я стала рыжей.

Конечно, это не цвет апельсина — скорее ярко-золотой. Цвет выдолбленной тыквы со свечкой внутри. Некогда мелированные прядки потемнели. Сделались медно-рыжими. Цвета янтаря.

Я перенесла это превращение на диво спокойно. Стать рыжей — менее печально, чем лишиться дома, но девочки были в шоке.

Я поняла, что случилась беда, как только смыла краску, вышла из душа и взглянула в зеркало. Джемма стояла за дверью с полотенцем. Она тоже поняла свою ошибку, но не в силах была это признать. В конце концов именно она настояла на своем. Дочь умоляла меня поскорее высушить волосы в надежде, что мой новый цвет перестанет наводить на мысли о мандаринах.

Волосы высохли, но по-прежнему остались… ослепительны.

Джемма лежала ничком на кровати и плакала. Она ненавидит этот цвет точно так же, как и сестер, которые разрушили ее жизнь одним своим появлением на свет.

Тори немного поплакала, но уже успокоилась. Она даже стала восхищаться моим преображением и заявила, что я похожа на Чармандера из «Покемона». Брук немедленно заметила, что это плохой комплимент. Чармандер — оранжевый динозавр с огромными зубами.

Разглядывая себя в зеркало, я поворачивала голову туда-сюда. Я бы не возражала, если бы оттенок подходил к цвету лица, но сочетание рыжих волос и бронзового загара ужасно. Кожа казалась землистой. Я выглядела по меньшей мере на тридцать девять.

Я взяла трубку и позвонила в дорогой салон. Они придут в ярость, когда увидят, что я сделала со своими волосами.

Почему, почему я всему учусь на собственной шкуре?

Глава 18

До понедельника я не смогу попасть в салон, поэтому в воскресенье занималась хозяйством, готовилась к переезду и старалась не думать об ужасающем количестве дел, которое ожидает нас на следующей неделе. Нужно так много собрать, рассортировать, упаковать или выкинуть.

Пока девочки играли, я поднялась на чердак и начала разбирать груду коробок. Там полно вещей: одежда, лампы, картины, рождественские украшения… Самое грустное, что все, кроме украшений, лишь копит пыль.

Устав от пыли и беспорядка, я решила избавиться от того, что не пригодится в новом доме, а поскольку весьма немногое может поместиться на площади полторы тысячи квадратных футов, придется выкинуть почти все. Разбирая картонные коробки и ящики, я нашла корзину, наполненную старыми кассетами и дисками времен моей ранней юности.

Я улыбнулась, рассматривая эту коллекцию: Кейт Грин, Эми Грант, Мэтью Уорд, Сэнди Пэтти. В старшей школе я вступила в ряды «вновь рожденных», но мой отец, хоть и был священнослужителем, отнюдь не пришел в восторг от моего религиозного экстаза. Читать Библию и молиться — это одно, а вступить в «секту» и часами распевать гимны — совсем другое. Эмоции и страсти всегда внушали ему подозрение, но именно их мне недоставало в жизни.

Мне не хватало положительных ощущений, смелости.

Глубокая религиозность имела свои плюсы. Бог позволял забыть о домашних проблемах; вера в Иисуса означала, что не придется верить в себя. Не нужно быть идеальной, потому что идеальны только святые. Надо лишь воспринимать Священное Писание всей душой.

Я с тоской вспоминала себя в юности — девушку, полную огня и веры. Я не сомневалась, что принесу людям свет. Что Тэмми Джонс изменит мир.

Я неохотно убрала коробку с кассетами, попутно размышляя, что с ними делать. Больше я их не слушаю, но сама мысль о том, чтобы все выбросить, была нестерпима.

Открыла следующую коробку. Белое одеяльце, отороченное красивой синей шелковой ленточкой.

Детское одеяльце Мэтью.

Я медленно вынула его из коробки и поднесла к лицу. Одеяльце сшито мною. Я своими руками сделала все приданое новорожденного.

Мэтью должен был родиться после Брук. Ребенок, которого я потеряла на восьмом месяце беременности.

Никто так и не смог объяснить, почему это произошло. В начале восьмого месяца он был абсолютно здоров — двигался, брыкался, а через две недели перестал подавать признаки жизни.

Я поняла, что случилась беда, в ту ночь, когда он перестал двигаться. Мэтью всегда был очень активным. Когда я ложилась спать, он разыгрался, но ночью ни разу меня не брыкнул.