Я то и дело клала руку на живот. Просыпайся, Мэтью. Просыпайся, Мэтт, мамочка тебя зовет.

Рано утром я разбудила Натана. Муж положил руку мне на живот, потом прижался щекой, губами, как будто мог вдохнуть жизнь в младенца.

Вечером меня отвезли в клинику. Мне сделали инъекцию, и начались роды. Было ужасно. Я трудно рожала Джемму, но в тот раз мне пришлось еще хуже. Помню, как я просила сделать эпидуральную анестезию, но врачи сказали, что это может прекратить схватки и тогда ребенок не выйдет. Натан все время был рядом. Он держал меня за руку. Не отпускал, даже когда я визжала и просила Господа Бога и врачей спасти моего мальчика.

Слава Богу, Натан оставался со мной. Он потребовал, чтобы мне дали подержать Мэтью, после того как его вымыли и завернули в синее больничное одеяльце.

Он был очень маленький, а во всем остальном — просто идеальный ребенок с завитками золотисто-каштановых волос.

Мы назвали его Мэтью в честь моего любимого апостола[6].

Я спрятала одеяльце обратно в коробку, где лежало детское белье. Я сама все сшила, точно так же как и для Джеммы.

Коробки с кассетами и бельем отправятся со мной в новый дом. Мне тяжело смотреть на эти вещи, но я не могла от них избавиться.

К вечеру я была эмоционально и физически измучена. Я почти пять часов таскала коробки вниз, зато на чердаке теперь практически пусто. Треть вещей отправится в новый дом, еще треть — на помойку, а оставшиеся пожертвую на благотворительность.

Я приняла душ и, завернувшись в полотенце, нанесла на лицо крем, который призван разглаживать морщины и избавлять от пигментных пятен. Я слышала звонок телефона, но не ответила — слишком устала. Хотела уложить девочек, а потом рухнуть сама.

Открылась дверь в спальню, и вошла Джемма с трубкой в руках.

— Мама, это Пэтти. Она хочет с тобой поговорить.

— Ну ладно… — Я размазала лосьон по лицу и шее, остаток втерла в руки. Когда я взяла трубку, Джемма прошептала:

— Мы позвонили папе и поговорили с ним. Может быть, он приедет на День благодарения. Правда, здорово?

Я прижала трубку к груди. Натан приедет на День благодарения?

— Правда?

Дочь кивнула и улыбнулась:

— Он хочет помочь нам с переездом.

— Чудесно. — Я поцеловала Джемму в лоб и поднесла трубку к уху. — Привет, Пэтти.

— Моника хочет всю обстановку. — Пэтти чуть не пищала от восторга. — Целиком. Включая картины на стенах.

— Она с ума сошла…

— Я сказала, что вы переезжаете в среду, поэтому она пообещала прислать чек завтра же.

Мы можем переехать. У нас будет новый дом. Я, охваченная эмоциями, привалилась к столу.

— Но, Тэйлор… разве тебе не тяжело будет видеть ее в своем доме, посреди своих вещей?

— Я все равно не вернусь. Если уйду — то навсегда… — Я говорила это и чувствовала комок в горле. Этот дом так много для меня значит. Больно думать, что вскоре он будет принадлежать другим. Ты уже начала собираться? — спросила я в попытке сменить тему.

— Нет, мы наняли рабочих. Сама я собираю только личные вещи, которые не хочу складывать в грузовик. А ты? Представители компании уже приезжали?

— И не приедут, если Моника хочет купить дом вместе с обстановкой.

Лишь потом, забравшись под одеяло, я вспомнила разговор с Пэтти, подумала о Монике и поняла, что не общалась с Кейт со времени последнего собрания. Я думала, она позвонит. Мы с Кейт дружили много лет. Вместе путешествовали, катались на лыжах, проводили бесконечные часы в клубном бассейне.

Может быть, Кейт обиделась. Может быть, ей неловко. Может быть, она просто не знает, что сказать. Я решила позвонить подруге завтра.

Как только мои волосы приведут в порядок.


Утром в понедельник я тщательно одевалась, подбирая наряд, который гармонировал бы с цветом волос, то есть исключила все оттенки оранжевого, красного, розового и кораллового. Возможно, подойдет серый. Черный — слишком контрастно. Коричневый — никоим образом. Я выбрала твидовый жакет оливкового цвета и желто-коричневые широкие брюки с отворотами, стянула волосы в узел, надеясь, что так они меньше бросаются в глаза.

Моника позвонила, когда я отвозила Тори в сад. Когда я увидела на мобильнике ее номер, ладони у меня вспотели, сердце заколотилось. Я не ответила. Несомненно, она звонила по поводу мебели и нужно было поговорить, но я до сих пор чувствовала себя обманутой.

Как она могла предложить деньги за наш дом, не сказав мне? Как они с Дугом могли сделать это втайне?

Я проверила голосовую почту, как только пришло сообщение. Моника сказала, что подсунет чек под входную дверь. Я получу деньги и смогу снять жилье, пусть оно и досталось такой дорогой ценой.

Я проводила Тори в класс, поцеловала на прощание и поехала на работу. Приехала в офис, все были на месте. Неловко видеть, что Марта и ее команда уже работают. Ненавижу опаздывать — очень неприятно приезжать последней.

— Доброе утро, — нервно произнесла я, закрывая дверь.

Повесив пальто, я убрала сумочку в стол, точь-в-точь как делала Сьюзен. Компьютер был включен, я села и, как меня научили, проверила почту. Пришло пятьдесят писем, из них как минимум тридцать — срочные от Марты.

На мгновение я запаниковала.

Я не могу. Не знаю, что делать. Я не разбираюсь в рекламе и так долго не работала…

— Если возникнут вопросы, Тэйлор, спрашивай. Мы понимаем, что тебе нужно некоторое время, чтобы привыкнуть, — появилась за спиной Марта.

Я кивнула. Она, конечно, хотела меня успокоить, но тщетно.

Это трудно. И страшно.

Мне казалось, что порой время останавливалось, а иногда пролетало незаметно. Я с особой остротой сознавала свою неопытность и неосведомленность в элементарных вещах. Я печатала не так быстро, как Сьюзен, и не знала имен, которые упоминали прочие сотрудники, когда просили позвонить или назначить встречу.

Я понимала, почему дома чувствовала себя всесильной. В созданном мною мире я была королевой, а теперь оказалась на самой нижней строчке воображаемого рейтинга.

Когда наступил ленч, я помчалась в салон. Мой стилист пришел в ужас, увидев меня.

О чем я думала? Я забыла, что окраска волос — непростой процесс? Раньше мне обрабатывали каждую прядку, а теперь все испорчено. Испорчено.

Я не плакала дома, когда загубила свой цвет. Наоборот, изо всех сил старалась не утратить чувство юмора. Но сейчас его явно не хватало. Я пришла в ярость. У меня и так хватает проблем. И я не собиралась слушать упреки от мистера Марко.

— И чего вы теперь хотите? — продолжал он, возвращаясь с краской. — У вас были прекрасные волосы. Шикарные. А теперь все испорчено.

— Это слабое утешение, Марко, — ответила я.

Он быстро и сердито размешивал краску.

— Я не всесилен. С чего вы взяли, что можно испортить себе прическу, а потом прийти сюда и потребовать, чтобы я все исправил?

— Я вам плачу. Вы работаете не бесплатно.

Он закатил глаза.

— Все думают, что могут обращаться со своими волосами как угодно. Все считают себя профессионалами…

Все. С меня хватит. Я быстро встала и сбросила полотенце.

— Довольно. В конце концов мои волосы не так уж скверно выглядят…

Я знаю, что это нервный срыв. Знаю, что нужно покрасить волосы. Но, Господи, с меня хватит. Разве я не имею права на ошибку? Разве не могу оступиться без того, чтобы окружающие сразу же принялись меня грызть?

Марко кричал вдогонку, что краска уже готова, что он страшно занят и что я не имею права вот так тратить его время.

Я не обернулась. Не остановилась. Вышла на улицу под тусклое ноябрьское солнце. Хватит с меня нотаций. Довольно лицемерных фраз. Я стараюсь изо всех сил. Лезу из кожи вон. Неужели это не в счет?

Я практически бегом добралась до гаража и чуть не врезалась в Сюз, которая шла к лифту.

— Тэйлор! — Она осмотрела меня с головы до ног, а потом натянуто улыбнулась, когда заметила мою прическу. — Э… как дела?

Разумеется, мои волосы ее шокировали. Они спадали рыжим каскадом вдоль спины.

— Только что была в салоне, — ответила я, игриво тряхнув головой. — Так приятно что-то менять…

— Да, но…

Я улыбнулась во всю ширь, натянула пальто и подняла воротник.

— До свидания.

Она продолжала ошалело на меня таращиться.

— Увидимся.

Моей бравады хватило, пока я не вернулась в офис. Первый, кто попался мне навстречу, — это Марта.

— Тэйлор, что случилось с твоими волосами?

Мне следовало бы обидеться, но Марта по крайней мере откровенна. Я пожала плечами.

— Я попыталась покрасить их дома. Не получилось. Тогда я съездила к своему стилисту, чтобы все исправить, но он меня отчитал, поэтому я ушла.

Марта одобрительно кивнула:

— И правильно. Нечего выслушивать глупости. Это мой девиз, и он себя оправдывает.

— Да, если только у тебя на голове не сноп соломы.

Марта ухмыльнулась и полезла в сумочку за мобильником.

— Это Марта Зинсер. Как сегодня работает Мишель? Она сильно занята?

Она подождала, пока администратор салона проверяла расписание Мишель.

— Вижу, занята… Но все-таки можно мне с ней поговорить? Скажи, что это Марта и что она в отчаянии.

Марта смотрела на меня, прикрыв трубку.

— Мишель — чудо. Единственный человек, которому я позволяю притрагиваться к моим волосам. Она главный специалист по окраске в «Пол Этер». Обещаю, она приведет твои волосы в порядок, не устраивая драмы.

Наконец Мишель взяла трубку.

— Прости, что отвлекаю, но хочу попросить тебя об одной услуге. Моей знакомой нужно срочно помочь. Она пыталась покрасить волосы сама, в итоге ее стилиста чуть удар не хватил, и теперь она понятия не имеет, к кому обратиться. А ты всегда знаешь, что делать. Не могла бы ты принять ее сегодня, хотя бы только на консультацию?

Марта слушала и кивала.

— Отлично. Спасибо, Мишель. Ты лучше всех. — Она убрала телефон и улыбнулась. — Она примет тебя в три.

— Чудесно. Но ведь я должна быть на работе…

— Да, должна. Но, честное слово, Тэйлор, я просто не в состоянии заниматься делом, пока у тебя на голове морковная соломка.


Мишель, возможно, гений окраски, но при виде ее я затрепетала. Она высокая и красивая, с роскошными темными волосами, высокими скулами и идеальными губами. Я села в кресло, и она накинула на меня полотенце.

— Что вы сделали? — поинтересовалась она, становясь позади и изучая мое отражение в зеркале.

— Полагаю, загубила свои волосы.

Мишель слегка улыбнулась:

— Я имею в виду: чего вы хотите? Можно закрасить рыжину, но это ненадолго. Через месяц придется подкрашивать корни. Что вы сейчас хотите сделать с вашими волосами?

Я смотрела на свою шевелюру, которая яркими прядями рассыпалась по плечам.

— Я снова хочу стать светловолосой безо всякой рыжины. Раньше я каждый месяц ходила в салон подкраситься и каждые полтора месяца — на мелирование. Но сейчас нужно что-нибудь попроще. У нас изменилось финансовое положение…

— Нигде не сказано, что нужно тратить много денег, чтобы выглядеть красиво, — отвечала Мишель, поправляя на мне полотенце. — У меня уйма небогатых клиенток, и среди них множество блондинок с шикарными волосами.

— Правда?

— Да. — Мишель похлопала меня по плечу. — Все будет в порядке.

— Что вы сделаете?

— Смою цвет, который вы нанесли, изменю основание, сделаю вас светло-русой, тогда нескоро придется закрашивать корни. Потом добавим мелирование, но снизу, а не сверху, чтобы замаскировать отросшие волосы. В таком случае вам придется ходить в салон лишь дважды в год, а не каждые полтора месяца.

Она так и сделала, но процесс оказался долгим. Сначала мы избавлялись от рыжего цвета, потом нанесли новый.

Я вышла на улицу, проведя в кресле несколько часов. К счастью, волосы вновь стали светлыми, мелированные пряди малозаметны и меньше похожи на выгоревшие. И слава Богу, поскольку на дворе середина ноября и День благодарения не за горами.

По пути я позвонила в офис и услышала автоответчик. Рабочий день окончился. Неудивительно — было почти половина шестого и уже стемнело. Но по пути домой я чувствовала, как у меня засосало под ложечкой. Марта не так уж плоха, решила я, забирая чек от Моники и направляясь в банк. Она даже бывает весьма милой.


Вечером в понедельник, отдав деньги домовладельцу, я села за руль и улыбнулась. Теперь до июня нам не нужно думать об арендной плате, и еще осталось, чтобы заплатить за машину. Моей зарплаты хватит на покупки, няню и непредвиденные случаи.

Нужно позвонить Натану. Он будет мной гордиться.