А он все не кончал.

— О-о-о! — простонала она, надеясь, что это возымеет действие. Он собрался установить олимпийский рекорд, не иначе. — Как хорошо…

Она закрыла глаза и постаралась отпустить свои мысли на свободу. Пусть они текут плавно, унося ее в чувственные фантазии, которые всегда приходили ей в голову, когда она лежала одна, вспоминая о Патрике. Пусть он будет здесь, пусть любит ее, ласкает, пусть освободит ее.


Она видит перед собой знакомое улыбающееся лицо. Он крепко, только раз целует ее губы и поднимает ей юбку. Чем выше он ее поднимает, тем явственней чувствуется прикосновение к бедрам давно смятого парчового покрывала на их кровати. Складки покрывала, словно рельеф пересеченной местности, твердо перекатываются под ее телом. Смущенная неожиданным напором, она отодвигается, тревожно вглядываясь в его глаза. И как только он снова прикасается к ней, его карие глаза меняют цвет на серый, а волосы становятся светлее и короче, прямо под ее руками превращаясь в торчащие во все стороны пружинки… Это Уилл. Под его нежным взглядом ее глаза наполняются слезами, и она рвется к нему, покрывая его рот жадными, страстными поцелуями.

* * *

Он подхватывает ее снизу и крепко прижимает к себе. Задыхаясь, она все ближе и ближе приникает к нему снизу, рывками тянет его к себе, все быстрее и резче. Он повинуется, сливаясь с ней так, будто в ней заключена вся его жизнь. И остается лишь жар и его запах, и барабанный гул пульса (сначала гулкие басы, потом частая дробь и, наконец, заполняющий все звук), пока она не отстраняется от него одним рывком, но потом снова приникает мягким и теплым, словно тающее масло, телом.


— Разогрелась наконец? — Джулиан игриво шлепнул ее по заду. — Медленно запрягаешь, быстро ездишь, да?

— Можно и так сказать, — она откинулась на спину, залившись краской стыда, удовольствия и вины.

Еще раз повернулась на гладких простынях, удивленно ощущая их нежное прикосновение, уже скучая по грубым отпечаткам парчового покрывала.


— А этот козел винторогий мне и говорит: «Не положено, сэр». Интересно, да?

— Очень, — громко ответила она, придав своему голосу столько убедительности, сколько было в ее силах. Убедительность была продемонстрирована скорее ради себя, чем ради него.

На самом деле ей было интересно только одно: что случилось с ее головой? Она только что переспала с парнем, у которого такой богатый словарный запас, что ей в жизни больше не придется скучать.

— Хочешь чаю или чего-нибудь еще?

— Бренди, если есть. — Джулиан лениво наблюдал, как она снимает халат с крючка за дверью. — Классная жопа.


Пока грелся чайник, Белла стояла и смотрела на свои ноги, мягкие и бледные на фоне холодного пола. Ногти пора подстричь. И лак надо перекрасить.

Господи, да что с ней такое? Она только что прыгнула в постель к совершенно незнакомому мужчине. Мало того — замечталась о другом, даже о двух других. И единственное, что ее беспокоит, это лак на ногтях? Нет, ей точно пора в психушку. С другой стороны, понятно, почему она думает про педикюр. Потому что об этом думать гораздо приятнее, чем о той куче дров, которую она — как последняя дура! — наломала за такое короткое время. И все без толку. Мало того, что она так и не избавилась от мыслей об Уилле, так теперь еще впутала в это дело Джулиана, а главное — предала Патрика. Три в одном флаконе, нечего сказать.

А что, если она уже никогда не сможет заниматься любовью, не представляя на месте другого мужчины Патрика? Ее захлестнула новая волна стыда. В смятенных чувствах она налила Джулиану гигантскую порцию бренди и, войдя в спальню, протянула ему бокал, призывно покачивая бедрами.

— Ты была потрясающа, — произнес он. — Особенно под конец.

Она лишь улыбнулась и уткнулась лицом в его грудь, чтобы он ничего не прочел в ее глазах.


Раздался звонок в дверь. Сонно повернувшись, она увидела на подушке рядом с собой совершенно незнакомое лицо.

— Кого-то ждешь? — спросил Джулиан. — Не священника, надеюсь?

Белла рассмеялась и отрицательно помотала головой. Очень смешно. Посмотрев на часы, она подумала, что это, наверно, Дуглас пришел пораньше. И вдруг ее пронзила мысль: а вдруг это Уилл? Может, притвориться, что ее нет дома?

Звонок прозвенел снова. Так, одеваться некогда. Впрочем, ей нечего беспокоиться. Она ему не жена и спит, с кем хочет. Запахнув поплотнее халат и скрестив руки на груди, Белла поспешила вниз по лестнице. Придав лицу независимое выражение, она распахнула дверь.

— Доброе утро, — сказал Уилл, по-хозяйски проходя на кухню, — прости, что разбудил. Чудесный день, пора вставать! Пойдем в сад. Обещаю, что не буду смотреть на щетину на твоих ногах.

— Нет у меня никакой щетины! — она инстинктивно потерла одной ногой о другую. Х-м-м. Я их только вчера побрила.

— Не переживай, мне и так нравится.

Ну как ему удалось повернуть все так, как будто она выставляет ноги ему напоказ? Все, все передергивает!

— Чайком угостишь?

— А у тебя что, руки отсохли?

— Я же не дома.

— Да? А всегда ведешь себя так, как будто ты у себя дома.

Уилл, обернувшись, внимательно взглянул на нее:

— Ты чего с утра такая колючая? Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось.

Господи, почему бы ему просто не уйти? Она снова сложила перед собой руки на груди и уставилась себе под ноги:

— Я занята.

— Чем это ты в халате занята? — засмеялся было Уилл, но тут же покраснел. — О, извини.

Он с треском поставил чайник на место.

— Что же ты сразу не сказала? Я ведь всего лишь садовник, можно было не щадить мои чувства.

— Дело не в этом… Я просто…

— Чего стесняться. Мы люди привычные.

Да пошел он к черту! Еще и выставляет ее виноватой.

— Как ты смеешь! Заигрывал тут со мной, как с дурочкой, а у самого жена и ребенок!

— Что? — Уилл осмотрелся, как будто искал кого-то у себя за спиной. — Это ты мне?

— А кому же? Я видела, как ты покупал подгузники в «Теско», полную тележку! Между прочим, мог бы и сразу сказать, что женат. Или эта незначительная деталь полностью стерлась из твоей памяти?

Уилл громко вздохнул и покачал головой:

— Белла, запомни, коммуникация — залог хороших отношений. Почему ты просто не спросишь: «Уилл, зачем тебе столько подгузников?» Тогда я отвечу: «Хорошо, что ты спросила, Белла. Затем, Белла, что я — гордый и заботливый дядюшка, о чем, как мне кажется, я тебе уже не раз рассказывал. У моей сестры, дорогая Белла, есть маленький сын, и ему, представь себе, нужны подгузники. А еще у нее есть пятилетняя дочка и трудоголик муж, так что я ей просто помогал, понятно?»

Примолкнув, Белла лишь сжимала и разжимала кулаки. Едва собрав достаточно воздуха в легких, придавленных тяжестью грудины и разом опавших, она почти что прокаркала:

— Но я думала…

— Не надо думать, Белла, надо спрашивать, — шагнул к ней Уилл.

— А вообще-то, мне все равно! — опомнилась она. — Мне все равно, сколько там у тебя детей. Хоть целый детский приют!

— Спасибо, что предупредила. В следующий раз, когда приду к тебе, буду иметь в виду. А если серьезно и если кому-нибудь в этой комнате случайно интересно, могу сказать, что я: а) бездетен; б) не женат; в) рассматриваю любые предложения. Спасибо за внимание. Пойду проверю кусты и немедля отчалю.

— Не надо немедля. Оставайся столько, сколько захочешь, — она прикусила губу.

Впившись ногтями в ладони, она мысленно повторяла одно и то же: «Мне все равно. Мне все равно. Мне все равно. Не расплачусь, ни за что не расплачусь».

— Только не забудь полить кусты завтра утром, если не будет дождя. Я еще заскочу в понедельник, уж будь, пожалуйста, готова. В восемь ровно.

— Есть, сэр! Так точно, сэр! — но он уже повернулся уходить и так и не увидел отданной ему чести.

14

— Это в качестве извинения, — Уилл протянул ей небольшой полиэтиленовый пакет. — Для роз сейчас немного рановато.

Пакет был полон стебельков цветущего розмарина, которые Уилл нарвал у себя в саду. Перебирая их между пальцев, Белла зарылась в пакет с головой, вдыхая резкий, насыщенный, но чистый, почти лекарственный запах.

Это ей пристало извиняться, она во всем виновата. Она напридумывала себе бог весть чего, она, стремясь забыться, кинулась на шею Джулиану. Чего еще ожидать от женщины, голова которой всегда полна блистательно провальных идей? Среди них числятся переезд в город, в котором знаешь всего пару людей, одновременная покупка дома и начало новой работы и, конечно, старый проверенный хит — мечты стать художником. Зачем было еще и очертя голову бросаться в бездушный, идиотский секс, если и так было ясно, что ни к чему хорошему это не приведет?

В субботу утром, как только Уилл ступил за порог, она бросилась выпроваживать Джулиана. Она буквально вытолкала его из спальни, приговаривая, что у нее срочная работа, что ей некогда и что она уже опаздывает. Что все было чудесно, она хоть целый день провалялась бы в постели, но надо бежать. Уже держась за дверную ручку, она поцеловала его на прощанье и, пробарабанив скороговоркой все положенные слова: «Да, пусть заходит, когда будет в городе, не стесняется, счастливого пути, чмок-чмок, пока-пока!», захлопнула за ним дверь.


— Знаю, ты эстет, так что извини за некрасивую упаковку.

— Эстет? Ты хочешь сказать — сноб? Спасибо. Мне очень понравилось. И вообще, почему ты извиняешься?

Он откашлялся:

— Потому, что в субботу я вел себя как поросенок. И круассанов сегодня не принес.

— Нет, не вел, — ответила она, а сама собиралась с силами, чтобы попросить прощения.

Но извинения не шли с языка, как она ни старалась. Ребенком ей приходилось просить прощенья по каждому поводу. Она лишь, как поникший цветочек, то и дело опускала головку: «Мама, прости, я не хотела, мама, извини, я забыла. Не поняла. Не знала. Думала, что можно. Прости, что я такая дурочка. Что я такая бестолочь. Что я — это я». В ответ мамин рот кривился в едва заметной монаршей улыбке:

— Прощаю, Белла, дорогая. В следующий раз будешь знать.


* * *

— Да, — настаивал Уилл, — я все-таки хочу попросить у тебя прощения. А ты?

— И я.

— …того же мнения, — улыбнулся он.

— Ты можешь налить себе чаю.

Но Уилл сказал, что ему сегодня некогда. Он только заскочил проверить, как дела, и занести розмарин. И договориться насчет следующей субботы. У нее ведь нет никаких планов на субботу?

— В переводе с уиллского это, вероятно, означает: нет ли у меня опять свидания? Отвечаю — нет. Вероятность того, что у меня чаще, чем раз в сто лет, случится свидание, примерно такая же, как вероятность того, что мне закажут роспись Альберт-Холла[21].

— Все может быть, — пожал он плечами.

— И ты говоришь, это я витаю в облаках? — игриво подтолкнула она его.

— Конечно, витаешь. Кстати, а ты уже начала расписывать ту дальнюю стену?

— Проект на стадии разработки.

— Понимаю, в переводе с беллского это означает — нет. Так чего ты ждешь? Начинай! — он повернулся, собираясь уходить.

— Ишь, раскомандовался!

— Я тебя знаю. Не начнешь — всю неделю будешь слоняться без дела и к выходным окончательно расслабишься. А ты мне нужна деятельной.

— Но я не рождена быть деятельной.

— А ты попробуй, тебе понравится. Поверь мне, это будет совершенно новый для тебя опыт.

* * *

Белла предпочитала не замечать, что рисовала теперь каждый день, ходила на уроки обнаженной натуры, а по вечерам еще и занималась живописью. Она считала, что это было, скорее всего, сродни временному сбою в работе вселенной, который вот-вот выправится. Когда она так думала, ей легче было взять в руки карандаш и бумагу. Если бы она, напротив, относилась к своим занятиям серьезно и купила бы новые кисти, убрала студию, нашла роскошную, тонкую бумагу, то все развалилось бы, как карточный домик. Так начинающий канатоходец идет по канату до тех пор, пока не смотрит вниз.

Приступая к росписи садовой ограды, Белла почувствовала знакомый приступ радостного и опасливого головокружения. Много лет назад, когда ее только приняли в художественный институт, ей все время казалось, что все вот-вот поймут, что она — фальшивка. Каждый раз, когда учителя разрешали ей приступить к наброску — не только разрешали, но и поощряли! — она ждала разоблачения. Ей словно давали немного порезвиться. Она вспомнила, как Алессандра с неуверенной улыбкой рассказывала соседям о странном выборе дочери: «Конечно, наша дорогая Белла могла пойти учиться куда угодно. В Оксфорд, в Кембридж. Но она так хочет стать художницей!» Слова матери звучали неубедительно даже для самой Беллы, не говоря уж о соседях. Что за детская фантазия, все равно что хотеть стать балериной или космонавтом. И Белла решила не отрываться от земли. Выбрала специализацию «графический дизайн», практичную и востребованную на рынке. С такой профессией можно сделать настоящую карьеру.