* * *

— Прости, — произнес он некоторое время спустя, — это просто катастрофа.

— Нет, — прижалась Белла к его груди. — Катастрофа — это когда ураган срывает дом с места и роняет его прямо на скоростную линию шоссе М25. А это ерунда.

— Знаешь, это вообще-то на меня не похоже. Со мной такого не случалось уже лет сто.

— Значит, это все моя вина? Спасибо.

— Нет, глупенькая. Я думаю, это потому, что я ужасно перенервничал. Я так тебя хотел — и хочу. Пожалуйста, не бросай меня из-за такого фиаско.

— Господи! Интересно, что за женщины у тебя были до меня? Только дура может из-за этого бросить мужчину. — И, увидев выражение его лица, она добавила: — Да нет, я не в том смысле, что ты… Слушай, мне очень нравится, как ты прикасаешься ко мне и все такое. Просто нам нужно будет почаще практиковаться.

— Какая ты хорошая.

— Ш-ш-ш, эта тайна должна остаться между нами.

— Нет, правда. — Он притянул ее к себе и мягко щелкнул ей по носу. — Знаешь, о чем подумал, когда впервые увидел тебя?

— М-м-м, — она потерла нос, — что же?

— Что ты красивая.

— Не-е-ет.

— Подумал, подумал. А еще, что я тебя немножко боюсь, потому что ты великолепна.

— Я? Ну, теперь-то не боишься?

— Еще больше боюсь. Я думаю, с тобой можно прожить годы и так и не узнать тебя по-настоящему. Как будто смотришь на тебя сквозь замерзшее стекло — вроде бы ты там, но стоит дохнуть, и ты растаешь, как узор на окне. А я так хочу узнать тебя, узнать все твои мысли.

— Не советую. В моих мыслях такой кавардак. Ты ногу сломишь, продираясь сквозь забытые рецепты, застарелые неврозы и бородатые анекдоты.


Они лежали, накрытые одной простыней, дуя друг на друга, словно остужая партнера своим дыханием.

— Иди сюда, — сказал Уилл.

— Ты уверен? Я вся липкая. — Она подняла и опустила простыню, надеясь охладиться.

— Вот и хорошо. Иди, приклейся ко мне. — Он притянул ее поближе. — Скажи, скажи, в этот раз было лучше? Пожалуйста!

Она набрала побольше воздуха и, как отчитывающий каменщика прораб, затрясла головой:

— Ну, не знаю, не знаю. Это надо еще проверить.

Он начал покусывать ее плечо. Он прошептал, что любит ее запах, ее вкус, что ему хочется вдохнуть, впитать всю ее в себя. Его поцелуи покрыли все ее тело. Он зарылся лицом в ее живот, нежно прикусывая ее плоть, облизывая языком все ее изгибы.

— Я заставлю тебя кончить еще раз, ты такая сексуальная.

— Это невозможно. У меня не осталось никаких сил. — Она приподняла голову с подушки. — Но если ты так настаиваешь…

— Настаиваю.

Его рот накрыл ее губы, и дыхание ее участилось, стало глубоким и тяжелым.


Сквозь занавески пробился луч света и упал на кровать. Белла лежала на животе, в полудреме. Уилл наклонился и подул ей на ресницы. Нахмурив брови, она приоткрыла глаза и улыбнулась, как налакавшаяся сливок кошка.

— Привет, — ее низкий после сна голос был полон секса.

— И тебе привет, — Уилл поцеловал ее, — с добрым утром. А у тебя есть разрешение на то, чтобы так выглядеть по утрам? Ты красива до неприличия. Сделать тебе кофе? Или ты сначала воспользуешься моей беззащитностью?

Он откинулся на подушки. Ее губы снова изогнулись в улыбке.

— М-мм, кофе, пожалуй.

— Ладно, я вижу, что с утра из тебя собеседник аховый. И секса, видно, тоже не дождусь. Пойду принесу кофе. — Поднявшись, он заботливо прикрыл ее одеялом.

Белла проскользнула в туалет почистить зубы. Взглянула на себя в зеркало. Чудесно: тушь вся размазана. Она успела юркнуть обратно в постель как раз, когда Уилл входил в комнату с подносом в руках. Он был одет в ее малиновое кимоно, достающее ему лишь до голеней. Мягкая ткань и V-образный вырез, обнажающий волосы на его груди, составляли странный контраст с его мужественным телом.

— Чувствуй себя, как дома, — Белла кивком указала на кимоно.

— До чего дурацкие рукава. Я их, наверно, уже замочил в кофе. И как ты это носишь?

— Мне поддерживают рукава мои верные рабы.

— Ага. Так вот в чем секрет. Еще будут пожелания?

— Будут, и одна личная просьба.

— Что ж, говори, деваться некуда, исполню, — ответил он, потянувшись к ней.

— Я имела в виду просьбу налить кофе. Спасибо.


Уилл вышел в ванную побриться и принять душ.

— Не стесняйся, проверь все мои шкафчики, — напутствовала она его.

Белла лежала на подушке, закрыв глаза. Ей вспоминались самые чудесные моменты прошедшей ночи: вот Уилл нежно притягивает ее к себе, в его глазах сияют самые важные слова, вот она прикасается к крошечному шраму над его бровью, ощущая переход кожи. Как это непохоже на тот провал с Джулианом. В чем же тогда было дело? Неужели она не могла… Потерпеть? В ее голове происходил бунт: давно изгнанное оттуда слово единственный снова завоевывало право на существование.

— Не будь дурой, — сказала она себе. — Не бывает никакого единственного.

Но почему же тогда в это раз все обошлось без групповой оргии с участием Патрика?

Она сразу же одернула себя, но Патрик уже возник рядом, словно джинн из бутылки.

* * *

В воображении она зовет его, ее голос эхом разносится среди темных комнат.

— Патрик! — зовет она сначала тихо, потом громче. — Патрик!

Она находит его в одной из комнат, где он читает, сидя в кресле и свесив ноги через подлокотник. Он не поднимает головы, но она знает, что он слышит ее.

В камине горит огонь, но его пламя не дает уютного тепла.

— Слышал, ты занята? — спрашивает он.

— Угу, — она смотрит в огонь, повернувшись к нему спиной, — но я часто думаю о тебе.

— Да, конечно. — Она чувствует, что он наконец поднял голову.

— Прости меня, — поворачивается к нему Белла.

Он лишь пожимает плечами и снова углубляется в книгу.

— Ничего. Не можешь же ты думать обо мне все время.

— Не надо, Патрик. Я же с тобой. Хочешь, останусь еще немного?

— Как получится, — отвечает он, не отрываясь от книги.


— Знаешь, что со мной случилось в душе? — Уилл вошел в комнату, вытирая волосы. — Я так и не кончил, вот сюрприз-то. Эй, что с тобой? Ты побледнела.

— Ничего, не обращай внимания.

Он состроил важное лицо и спросил, какие у нее планы на выходные. Белла ответила, что она будет рисовать. Выполнять задание ДжейТи или заканчивать наброски, которые сделала у собора.

— Хорошо. Тогда встретимся пораньше? Например, сегодня вечером? — предложил Уилл, застегивая рубашку.

— Мм. У меня столько дел. Может быть, в другой день?

Она почувствовала, как его глаза шарят по ее лицу, пытаясь прочесть ее мысли.

— Мне что, позвонить твоей секретарше? Извини. Я, наверно, слишком настойчив. Просто я думал…

Белла рассмеялась и потрепала его по голове:

— Расслабься! Куда нам торопиться? Такими темпами мы на следующей неделе, того и гляди, поженимся, а еще через одну — разведемся. Кстати, мне плевать, что говорит твой адвокат, но половину голубых тарелок ты не получишь!


Зазвонил телефон. Это была Вив.

— Я как раз собиралась тебе звякнуть, — сказала Белла. — Ну, все, с девственностью покончено. Опять.

Джулиана она решила не считать, мысленно засунув весь этот инцидент под матрас и забыв о нем. За случайные связи администрация ответственности не несет.

— О, Ник! — заорала Вив на том конце провода. — Белла наконец с кем-то переспала!

— Давай, давай, не стесняйся. Всем расскажи. Можешь разослать телеграммы в газеты.

— Ник — это тебе не все. Он — почетный член нашего девчачьего кружка. Значит, садовник? Или у тебя еще кто-то припасен?

— Вот еще, я не привыкла к таким толпам. Естественно, садовник.

— Я же вижу, он тебе нравится, признавайся.

— Ну, немножко. Только никому не говори.

— Ладно, ладно, только… Бел, и как он?

— Что? Да, да, все прошло хорошо. И больше ты из меня ничего не вытянешь. Чтобы ты все Нику растрепала?

— Бел, не забудь ему тоже сказать, что он тебе нравится.

— Он и так знает.

— Нет, не знает. Мужчины понимают только то, что написано крупным шрифтом.

— Может, мне еще микрофон прицепить, чтобы ты мне в следующий раз все продиктовала, что сказать?

— Хорошая мысль. Ты уже пригласила его к маме с папой?

— Конечно, о чем ты говоришь. Вив, я что, по-твоему, совсем идиотка? Они познакомятся на нашей золотой свадьбе, не раньше.

— Да ладно. Они у тебя хорошие. Вот увидишь, он очарует твою маму до смерти.

— Кто знает? Может, она так расчувствуется, что заставит его причесаться: «О, Уильям, в ванной лежит чистая расческа. Физический труд, конечно, мало располагает к тому, чтобы следить за собой».

— А ко мне она всегда хорошо относилась.

— Ты всегда была любимицей у учителей. Кроме того, ты ей не дочь.

— Господи, она тоже человек.

— Нет, не человек. Ее занесли на землю инопланетяне, чтобы люди мучились своим несовершенством.

— Чего ты такая злая? У тебя же должен быть посткоитальный экстаз.

— Ну, есть немного. Только я себя как-то чувствую…

— Как?

— Странно. Как будто меня… Не знаю, как тебе объяснить. Ладно, я побежала, Уилл идет.

18

Три часа утра. Желтый свет прикроватной лампы отбрасывает сонные тени. Белла заворочалась и посмотрела вокруг сквозь приоткрытые веки: свет, подушка под щекой, лицо Уилла напротив. Щетина на его щеке, темные волоски уже отросли. Волосы разметались по подушке. Господи, она любит в нем все, даже ноздри. Придвинувшись, она зарылась лицом в его шею.

— Привет. — Он, как и она, едва приоткрыл глаза.

— И тебе привет.

— Ты знаешь, — он потянулся, как кот, — я впервые понял, что влюбился, в тот момент, когда увидел тебя в том невероятно сексуальном платье. Ты сбегала по лестнице и выглядела такой красивой, что я просто потерял дар речи.

— А, тогда понятно.

— Заткнись. А когда ты начала причитать по поводу живота, то вдруг стала такой юной и беззащитной, как будто впервые идешь на взрослый праздник.

Он снова закрыл глаза и, до того как уснуть, успел поцеловать ее левую бровь.

Она придвинулась к нему так близко, насколько могла, пытаясь втянуть, впитать его каждой клеточкой своего тела. Глаза ее под закрытыми веками наполнились готовыми пролиться слезами.

— Господи, оставь его мне, — тихо, как ребенок, который не отваживается вымолвить свое желание вслух, молилась она. — Я буду очень, очень хорошей. Оставь мне его.


Белла проснулась первой и выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить Уилла. Она приготовила чай и внесла его в спальню. Он лежал, вытянувшись вдоль кровати, не так, как обычно, по диагонали, один занимая всю ее целиком. Сейчас он лежал абсолютно неподвижно, и лицо его ничего не выражало. Поставив поднос на кровать, она прильнула к нему:

— Уилл?

Ответа не было. Ее брови сошлись в отчаянной гримасе. Рот пересох. Руки стали липкими и холодными. В ушах отдавался громкий стук сердца.


Отец Патрика медленно поднимается по лестнице, встречая ее в боковой комнате. Он крепко обнимает ее.

— Я опоздала?

Джозеф кивает:

— Он так и не очнулся. Говорят, он не страдал.

Услышав эти слова, она думает:

«Как в мелодрамах про врачей. Он не страдал. И что из этого?»

Джозеф так сжимает ее, что она почти задыхается. Роуз, мать Патрика, словно онемела, она смотрит отсутствующим взглядом. Белла подходит обнять ее, и они стоят так, поддерживая друг друга, как выжившие жертвы кораблекрушения.

— Софи уже выехала из Ньюкастла, — говорит Джо. — С Аланом еще не связались.

Белла понимает, что его родителям нужно ее присутствие, нужно ощущение молодой жизни.

— Пойдешь посмотреть на него?

В ее голове рикошетом проносится беззвучное НЕТ. Ей страшно и стыдно.

— Как поступил бы Патрик на моем месте? — спрашивает она себя. — Чего бы он хотел?

Она кивает только один раз, и сиделка ведет ее вон из комнаты, приговаривая, что она может не торопиться, может попрощаться с ним как следует.


Она видит его через маленькую стеклянную вставку в двойных дверях. Патрик лежит в небольшой комнате за ними на узкой, как каталка, кровати. Она медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь подавить приступ головокружения и животного ужаса, потом толкает дверь. Столик у кровати покрыт хрустящей белой салфеткой. На нем стоит букет свежих цветов из бледно-желтых гвоздик, пушистых веточек папоротника, оранжевых, уже начинающих коричневеть астр.