Коста Портиа да - Случайная девушка по вызову

– Нет. Ты непохожа на других женщин. И на профессионалку тоже.

Он подался вперед, разглядывая ее, забыв о шоколадном пудинге.

«Нужно сказать ему. Сказать немедленно…»

Лиззи открыла рот. Слова «я должна кое в чем тебе признаться» трепетали на губах.

– Ешь же, – потребовал он, снова набрасываясь на пудинг. – Мне не терпелось прогуляться, но, погода, похоже, внезапно испортилась.

Она посмотрела в окно, на сад и парк за ним. Еще совсем недавно день был теплым и солнечным. Но сейчас набежали облака. Хотя пока что не совсем стемнело.

Но Джона, казалось, окружало солнечное сияние.

«Почему я не сказала ему?

Это свидание?

Мы сделаем это под открытым небом?

А если пойдет дождь»?

Вопросы теснились в голове Лиззи, пока она, выйдя из дамской комнаты, пересекала вестибюль. Джон обещал ждать ее за дверями, и она старалась не задерживаться, но увлеклась приведением себя в порядок, а потом трижды проверила содержимое сумочки, набитой презервативами, влажными салфетками, чистыми трусиками. Полный набор шлюхи.

Выйдя из вестибюля, она замедлила шаг и стала искать глазами Джона. Что, если он ушел? Его настроение постоянно меняется. В конце концов, он клиент…

«Что, если мне все это привиделось? Совершенное безумие…»

Но тут она увидела Джона, стоявшего на каменной террасе. Сунув руки в карманы голубого пиджака, он смотрел на длинную линию газонов. Она думала, что найдет его на скамейке, в расслабленной позе, но увидела на его лице выражение легкой тревоги. Похоже, он видит больше, чем траву, деревья и затянутое облаками небо.

Она хотела окликнуть его, но почти отпрянула, когда он повернулся к ней, словно излучая свет. Как само солнце в этот хмурый день.

Его улыбка была воплощением приветливости, и он, казалось, искренне рад видеть ее, словно тоже боялся, что его спутница передумает и сбежит.

Глянув на небо, он заметил:

– Думаю, что все обойдется, и кроме того, небольшой дождь еще никому не повредил. Пройдемся?

Он предложил ей руку: старомодная вежливость, и Лиззи с радостью ее приняла. Прикосновения, пусть и платонические, восстанавливали чувство равновесия, которого ей так не хватало в обычной жизни.

Они пошли рядом, к тому, что выглядело началом заросшей тропинки, вьющейся через густую рощицу. Лиззи гадала про себя, проходили ли здесь время от времени любовники, решившие на время уйти от уютного ситцевого интерьера «Уэйверли» или духоты номеров.

Когда они достигли рубикона между парком и лесом, Джон остановился, отнял руку, вынул из кармана толстый конверт и протянул ей.

– Боюсь, что потом увлекусь и забуду.

«Ну признайся же ему!»

– Джон, мне нужно кое-что тебе сказать.

Она нервно теребила конверт. Какой толстый! Сколько здесь, черт возьми?

– О, сейчас я не хочу слышать ничего серьезного.

Он нахмурился, между бровями пролегла морщина.

– Я жду не дождусь, как бы поскорее перепихнуться и, наконец, позабавиться немного.

Он подмигнул и бросил на нее взгляд завзятого волокиты.

– Понимаешь, о чем я? Горячо, горячо…

– Понимаю, но видишь ли…

Но он заставил ее замолчать, прижав палец к губам.

– Нет… не стоит. Ничего грустного. Я здесь главный, – вкрадчиво, но неумолимо промурлыкал он. Перед ней снова был господин. Никаких споров.

– Да… да… конечно… прости.

– Не стоит извиняться. По крайней мере, пока.

Прежде чем она успела возразить, он взял у нее сумочку, открыл и заглянул внутрь.

Лиззи покраснела. Сверху лежали трусики и презервативы. Джон ухмыльнулся, но ничего не сказав, взял у нее конверт, бросил в сумочку и снова защелкнул замочек.

– Возьми. Теперь все в порядке.

Он был явно доволен собой и, взяв ее за руку, повел по тропинке.

Они не могли идти рядом, потому что тропинка была узкой и неровной. Но он не выпускал ее руки, и она ощущала себя в безопасности, хотя едва знакомый человек вел ее в самую чащу, подальше от любопытных глаз. По обе стороны тропинки возвышались древесные стволы. Деревья были старые, высокие, и вскоре газоны и отель пропали из виду. Они словно отправились в экспедицию, в поход за неизведанным. Птицы пели, ветви деревьев шелестели под ветерком. Лиззи невольно сжала пальцы Джона, заставив того остановиться и обернуться.

– Надеюсь, ты не боишься? Вряд ли здесь водятся дикие звери.

– Если не считать вас, мистер Смит.

Он снова ухмыльнулся.

– Совершенно верно. Пройдем еще немного. Я нашел прекрасное уединенное местечко, когда бегал сегодня утром.

Бегал, вот как?

Она попыталась представить, как он бежит по дорожке, в кроссовках, шортах и жилете. Неудивительно, что он в такой хорошей форме!

Очень скоро они добрались до того самого местечка, открытой, но уединенной лесной поляны, где возле маленького пруда с берегами, поросшими сорной травой, лежало поваленное дерево. Наверное, в ясный день солнце отражалось бы от воды, освещая поляну, казавшуюся идеальной волшебной ареной – все равно, для плотских наслаждений или священных ритуалов.

Джон немедленно повернулся к Лиззи, снял с ее плеча и отшвырнул сумочку на поросшую мхом землю, схватил девушку за руку, крепко прижал к себе и стал целовать. Она обняла его, приоткрыла губы, чтобы впустить язык. Он стиснул ее попку и прижался к ее промежности своей.

Боже, какой он твердый! В самом деле твердый!

Он продолжал наслаждаться ее ртом, пробуя на вкус, врываясь внутрь языком, вдавливая свою окаменевшую плоть в ее живот.

– Вот чего я хотел с того момента, как ты появилась в ресторане, – пробормотал он, целуя ее шею. – Этого и в сто раз больше.

Его зубы чуть оцарапали кожу под ухом.

– Мне постоянно хотелось схватить тебя, бросить на стол и играть с тобой, пока не кончишь… потом сунуть в тебя своего молодчика и отодрать, пока не завопишь.

Бедра Лиззи дернулись, прижимая «киску» к его члену, который, несомненно, заставит ее кричать от наслаждения.

Но Джон Смит может заставить ее кричать от наслаждения и другими способами, более запретными. Захочет ли он секса здесь, в лесу, или просто задумал поиграть?

Когда он вновь завладел ее губами, она прильнула к нему, с одобрительным, но нечленораздельным восклицанием.

Несколько секунд они целовались, и он насиловал ее языком и губами, так что она, пьяная от похоти, едва стояла.

Он, задыхаясь, отстранился, глядя на нее безумными потемневшими глазами.

– Черт, так не пойдет! Я никак не могу сообразить, что хочу делать. Нужно снять напряжение.

Он взял ее за плечо и нажал.

– На колени… сейчас.

Лиззи, почти теряя сознание, повиновалась. Она почти не замечала влажность мха под коленями. Сейчас она думала только о Джоне. Его плоти. Быстрых ловких пальцах, расстегивавших брюки и выпускавших на волю почти неправдоподобную эрекцию.

Он был огромен, и с того места, где она стояла, выглядел еще больше. Без колебаний и вопросов он сжал ее затылок и прижал к ее губам набухшие яички. Его «петушок», негнущийся и властный, искал входа.

– Открой рот, шлюха, – тихо прошипел он, прежде чем сделать первый толчок и наполнить ее рот твердой плотью. Он не щадил ее, безжалостно врываясь. Глубоко, до самой глотки. Это должно было казаться унизительным и неудобным, но Лиззи хотелось петь, кричать от радостного торжества. Он использовал ее, но и это было счастьем.

Джон охал и рычал, придерживая ее голову, трахая в рот, грубо и требовательно. Она же вне себя от счастья, сжала его бедра, помогла проникнуть еще глубже, каким-то чудом не задохнувшись. Наслаждаясь каждым выпадом и каждым дюймом. И была на седьмом небе, когда он вскрикнул, выругался, зарычал, совсем не похожий на цивилизованного человека, которого она знала. Он вел себя как дикарь и всего лишь через несколько мгновений дернулся, раз, другой, третий, и, не спросив позволения, наполнил ее рот спермой. Так и не выпустив ее. Заставляя глотать.

Грудь его тяжело вздымалась. Джон покачнулся, но Лиззи поддержала его, крепко обнимая, ощущая вкус густого семени на языке. Член по-прежнему был у нее во рту, а когда обмяк, она осторожно, помня об особой чувствительности, вылизала его начисто.

Ее же плоть ныла от неудовлетворенного желания. Из «киски» капала прозрачная жидкость… но пройдет совсем немало времени, и он снова будет готов.

– Черт, да, это было хорошо, – все еще чуть задыхаясь, похвалил он, гладя ее по голове. Она скорее ощутила, чем увидела, как он потянулся к ленте, скреплявшей ее волосы, и поняла, что он в беспамятстве, растрепал густой черный конский хвост.

– Поразительно.

Он свернул ленту и спрятал в карман, словно желая сохранить на память. Волосы Лиззи упали на плечи темным, гладким занавесом.

Она не шевелилась. Он был ее господином и не давал разрешения встать. Оттрахав ее в рот, он четко обозначил их роли – рабыни и господина.

Все еще не отходя, он продолжал пропускать сквозь пальцы черные пряди. Проводил ими по временно обмякшему «петушку». Тот слегка дернулся, словно уже начинал оживать.

– Ты, дорогая, прости за прямоту, превосходно умеешь отсосать у мужчины.

Он приподнял ее голову, заставив взглянуть на него.

– Лучше тебя у меня еще не было.

– Не думаю, что заслужила такие похвалы. В этой неожиданной интерлюдии я отнюдь не была активной участницей. Скорее, подвернувшимся под руку сосудом, чем звездой шоу.

Он насмешливо глянул на нее и тут же прищурился:

– Иногда требуется немалое искусство, чтобы быть пассивной, принимать, не давая, а у тебя в высочайшей степени развито это качество.

Он снова погладил ее по голове, как ребенка, и стал приводить себя в порядок, заправляя «петушок» в брюки. Лиззи разочарованно вздохнула, жалея, что он не дал ей возможности показать, что она умеет делать губами и языком.

– Раздевайся, Бетти. Я хочу видеть твое роскошное тело.

Она почти ожидала этого, но все же сердце глухо забилось. Они были не так уж далеко от «Уэйверли», и если смогли найти эту тропинку, значит, и другой гость или гости вполне могут решить прогуляться.

Глянув наверх, она обнаружила, что небо сильно потемнело, а над головой нависли тяжелые черные тучи. Скоро начнется ливень.

– Но, посмотри, что творится! Вот-вот пойдет дождь.

– Но я желаю этого, Бетти. И мне не нужно солнце. ТЫ – мое солнце.

В его глазах промелькнуло странное, почти конфузливое выражение, но он тут же улыбнулся.

«Я чувствую то же самое. Ты мое солнце, Джон Смит. Мой золотой…»

Даже в неожиданно наступивших сумерках он, со своими сверкающими волосами и почти блаженной улыбкой, выглядел порочным, позолоченным ангелом. Это пугало ее, но ради него она сделает все. Все на свете.

И обнажиться под открытым небом, каждую секунду рискуя быть обнаруженной, – это такие пустяки!

«Кроме того, он заплатил тебе. Поэтому делай, как велено».

Она нахмурилась, вспомнив о своем обмане и невозможности открыться, но выжидающий блеск в глазах Джона быстро отогнал тревожные мысли.

Пытаясь выглядеть невозмутимой, умелой и грациозной, она стала раздеваться. Воздух по-прежнему был теплым, но Лиззи задрожала, сбрасывая туфли, за которыми последовали жакет и сарафан. Лиззи швыряла одежду, не глядя, куда она падает, не думая о часах, проведенных за швейной машинкой, о старании, с которым шила этот сарафан. Вскинув голову, она смело глянула Джону в глаза, словно подстрекая найти изъяны в ее светлом кружевном лифчике и таких же трусиках.

– Восхитительно, но прочь все это, пожалуйста. Я хочу видеть тебя голенькой, как дриаду[9].

Она сняла чулки и лифчик, выступила из трусиков, а затем положила их в протянутую руку Джона.

– Это я подержу у себя. Тебе все равно они не понадобятся на весь остаток дня, потому что большую часть времени я стану либо пороть тебя, либо драть, либо играть с твоей «киской». В те минуты, когда ты сама не будешь играть с ней, чтобы развлечь меня.

Он говорил так безжалостно, так бесстыдно, но в глазах таились игривые искорки. Соски Лиззи набухли болезненным желанием.

Подойдя ближе, он встал за ее спиной и прошептал:

– Ласкай свои сиськи, роскошная шлюха. Я хочу видеть, как встают твои соски.