Эдуард Зубов - Случайная любовь

– Хочу погулять по лесу, – сказала Юля, увидев на фоне неба причудливые очертания деревьев. – Это что, лес, – спросила она.

– Нет, это скорее перелески, – ответил он.

– Все равно.

Сережа повернул лодку к берегу. Чтобы благополучно вылезти из лодки, он выбрал отлогое место и пристал к нему кормой.

– Давай посидим, – вдруг предложила Юля. – Когда еще будет такое!

Сереже казалось, что у нее сегодня поминутно меняется настроение.

Чтобы лодку не сносило течением, он уперся веслом в илистое дно.

Было тихо: ни зверя, ни птиц, ни человека. Все замерло в ожидании, но не надолго. Вот уже стали просыпаться ночные твари, и соловей начал издавать свои протяжные гортанные трели. Ночь затаилась в безмолвных прибрежных верхушках деревьев и в еще более безмолвной глуби вод. Лишь изредка она издавала легкий вздох или бормотание. А дыхание её было по-прежнему знойным и полным душистого аромата.

Улыбка лунного света скользила по каждой рябинке вод, по каждому стеблю тростника, по каждой сложившей лепестки лилии, по лицу Юли, по волнистым, ниспадавшим на плечи волосам, скользила по её руке, опущенной в воду.

– Давай погуляем, – наконец, тихо сказа она.

Сережа сошел на берег, подал ей руку и они пошли мимо залитых луною хлебов, которые словно бы принадлежали теперь совсем другому миру, чем те, что стояли здесь каких-то два часа назад.

Был уже второй час ночи, когда они переплыли реку. За все время, пока они гуляли, Сережа испытывал чувственное томление и горел только одним желанием: увлечь её под сень деревьев, прислонить к стволу, а еще лучше завалиться с ней под стог душистого сена, ощутить губами вкус её губ, лаская, вдохнуть аромат её тела.

Но Юля сегодня, капризничая, испытывала его, держала на расстоянии. И он ни одним движением не нарушил её желания. Для нее даже казалось неестественным, что он, гуляя с ней ночью наедине, настолько держит себя в руках. Но она была самолюбивой девушкой, и если вначале, понимая его желание, она с удивлением посматривала на него, то затем её чувство перешло в досаду.

Его глаза, устремленные на нее, смотревшие с тоской и легким укором, только усиливали её досаду, и она всячески старалась делать вид, что не замечает его взгляда.

Когда гуляние закончилось и они вновь переплыли на свой берег, Сережа привязал лодку цепью к прибрежному кусту, спрятал в траве весло и посмотрел на Юлю. Неужели он сегодня не поцелует её!

Она, как и три дня назад, сидела на старом потрескавшемся пне и Сережа, глядя на нее, почувствовал, что она испытывает те же, что и он, чувства, и думает о том же.

Он молча подошел к ней, она протянула руку и встала. Их пальцы сплелись. Инстинктивно чувствуя в ней перемену, он без страсти робко коснулся губами её лба (она не сопротивлялась), стал целовать её лицо. Принимая поцелуи, она привстала на цыпочки, переступила ножками и потеряла равновесие, но вовремя ухватилась за его шею.

Они чуть не свалились в крапиву и лопухи, но Сережа удержался. Ни слова не говоря, они подошли к знакомому вязу. Она спиной прислонилась к толстому стволу, положила на его плечи руки, откинула назад голову.

– Только без синячков! – прошептала она.

Её хитроумие, артистизм, отговорки, притворство, нежное тело, ждущие поцелуя губки, маленькие, прижимающие его к себе, на его плечах ручки, стройные загорелые ножки, гибкий стан и тот светленький треугольничек трусиков, который он подглядел в сокровенном месте, когда чуть не опрокинулась лодка, сделали его нетерпеливым. От желания он почти обезумел и страстно, словно впервые, стал целовать её глаза, маленькие аккуратные ушки, носик, щечки, шею, губы, касался языком её языка, а руки его то гладили, то сильно сжимали её плечи, скользили вниз по спине на ягодички…

«Обо всем можно позабыть, – в этот момент подумал он, – ко всему привыкнуть, но только не к её нежному, так его возбуждающему благоухающему телу». Ему казалось, что каждый его поцелуй несет свою, свойственную только ему пленительную новизну и свежесть.

И её тело в его руках стало совсем послушным. Затем вдруг она открыла глаза и посмотрела на него. В её широко раскрытых лихорадочно блестевших глазах он увидел неприкрытое желание.

Сережа от неожиданности в нерешительности замер, а она вдруг стала впервые его целовать. Это были стремительные девичьи поцелуи. Она почти не могла дышать, прижимаясь губами к его рту. Её язычок игриво скользнул между его губ, коснулся его языка. Их язычки сплелись, стали ласкать друг друга до тех пор, пока её нежные загорелые плечики под его руками не стали дрожать мелкой дрожью.

Кровь в ней забилась тугими напряженными толчками. Она обвила его шею руками и прижала к себе так сильно, что ему от её впившихся в кожу коготков стало больно.

«Капризница, весь вечер разыгрывающая недотрогу, капризница!» – мысленно прошептал он, чувствуя, как сильно колотится, готовое выпрыгнуть из груди, её сердце.

И как бы в ответ на его мысли, она приподнялась на цыпочки, прильнула к нему и просунула между его ног свою ножку. Теперь их бедра соприкасались, и она сразу же ощутила его горячую напряженную плоть.

Во рту у Сережи пересохло. Его руки в очередной раз скользнули по её спине вниз, под сарафанчик, стали поглаживать её ягодицы, которые напряглись, расслабились, потом опять напряглись.

Затем его руки скользнули под тугую резинку её трусиков, прижали к телу её таз, и она сделала несколько сладостных пульсирующих движений.

А он вдруг загорелся желанием прижаться своей обнаженной грудью к нежным выступающим холмикам её грудей, впитать в себя всю сладость девичьего тела. Его руки скользнули ей под блузку, и только теперь он сделал открытие: она без лифчика. «Не иначе как специально!» – мелькнуло у него в голове. И если до этого она казалась ему таинственной, то в это мгновенье, под сенью вяза в глухом месте, в глухую ночь – очень даже простой и доступной.

Сережу захлестнула новая волна чувственного желания. Его пальцы, лаская её тело, казалось, хотели найти какой-то таинственный уголок. А затем он отстранил её от себя и опустился на колени. Его руки с её бедер поднялись вверх и стали ласкать ей груди. При этом его пальцы то сдвигались, то раздвигались, словно проверяя их размер и форму.

– Совершенная, – выдохнул он с удовольствием.

– Чего? – услышал он, но не ответил.

Его нежные пальцы коснулись сосков Юли, послав горячую волну возбуждения вниз, к средоточию чувств, и вопросы любовного этикета были окончательно забыты. Он слегка пощипывал, гладил, массировал мягкие бутоны сосков, вытягивал их, пока они не стали тугими и почти что твердыми.

Юля дрожала от жарких ощущений, слегка вздрагивала, не контролируя себя, словно заколдованная. А его губы при этом целовали её животик, и ей ничего не оставалось, как, повинуясь инстинктивному желанию, сесть верхом, словно наездница, чувствуя его пульсирующую плоть, на его ноги.

«Здесь так не удобно!» – чувствуя у себя под ягодицами выпирающий из корневища сук, подумал он. «Лучше бы отнести её к стогу, на сено». Но в этот момент её лицо оказалось на уровне его лица. Сережа в лунном свете увидел лихорадочно блестевшие от захлестнувшей её страсти большие глаза, полураскрытые губы, а в следующий миг её язычок коснулся его языка.

Его горячие руки продолжали ласкать то нежно, а то сжимая холмики её грудей.

– Рубашку!

– Что? – не понимая, о чем это она, спросил Сережа.

– Подними! – не своим, грудным голосом выдохнула Юля, и её маленькие горячие ручки стали скользить, словно что-то ища, по его свежему сильному телу.

Её прикосновения наполнили его ожиданием, заставили умирать от ожидания, а его «дружок» напрягся с такой мужской силой, что казалось в чем угодно мог пробить брешь.

«Невинна ли она?» – в следующее мгновение подумал он. – Может ли девственница вести себя так откровенно?» И Сережа чуть было не спросил её об этом.

Её ручки, словно огнем обжигая его, скользнули по его спине, плечам, груди, рукам, затем опять по спине. И вдруг она обхватила его ладонями за шею и выгнулась к нему грудью, откинула голову назад.

Сережа уловил её желание. Подняв блузку, он с жаром стал целовать то одну, то другую упругие нежные груди; как ребенок нежно посасывал соски, нежно их покусывал, вновь целовал.

Через некоторое время он почувствовал, что ноги у него, оттого, что на них сидела она, онемели и, казалось, потеряли чувствительность. Изменяя их положение, он сделал неловкое движение и, потеряв равновесие, повалился на Юлю.

– Мама! – вскрикнула от боли она, поскольку ей в спину уперлось узловатое корневище. Опираясь о землю, Сережа перенес тяжесть своего тела на руки.

– Идемте к стогу, – подавая ей руку, неуверенно предложил он, и привстал, но Юля, продолжая лежать, молчала.

И в очередной раз Сережа инстинктивно почувствовал, чего же она от него ждет. Его губы коснулись её ножки, сначала одной, потом другой, затем словно он поцелуями её крестил, нежных грудей, животика. Одну руку он просунул под её бедра, а другую под спину и приподнял, удивляясь, какая же она, словно ребенок, хрупкая, легкая, и понес к стогу свежескошенного сена. Одна рука у неё свисла, словно она за что-то хотела зацепиться, а другой она придерживалась за его шею. Голова была запрокинута, волосы свисали, глаза были полузакрыты. Казалось, что она была в прострации, и в это мгновенье жила в каком-то другом, не реальном мире.

Подойдя к стогу, Сережа остановился и, желая убедиться, одни ли они в этом укромном уголке у реки, осмотрелся. Было тихо. Только круглая луна, с улыбкой благословляя, серебрила их мягким светом.

Сережа провел рукой по маленьким очертаниям её грудей, наклонился и поцеловал её в губы глубоким настойчивым горячим поцелуем. Её дыхание стало поверхностным, прерывистым, и опять волна чувственности захлестнула его.

Сережа начал вновь её целовать. «Его теплые нежные губы несут неземное блаженство», – думала она, когда он касался уголков её рта, глаз, чувственных аккуратных ушек, шеи. Он целовал её в соски, там, где холмики грудей плавно переходили на грудную клетку, и спускался все ниже и ниже, а когда дошел до пупка, она затрепетала. Это было то самое место, куда тянулись чувственные нити. И он его то целовал, то щекотал языком, то опять целовал, а она изгибалась в любовном экстазе, не находя себе места.

А вот и ножки! Он спустился ниже и стал целовать её пальчики. Поглаживая икры, он поднимался выше и выше, но ножки оставались сомкнутыми. Их следовало бы разомкнуть, но как? Это должна была сделать она.

Он, целуя, поднялся еще выше, к бедрам. А вот и коротенький сарафанчик, который мог помешать, однако Сережа и не заметил, как он, словно сам собой, запрокинулся ей на животик.

А вот и трусики, узенькие, кружевные, беленькие, такие тонкие, что их наверняка можно было бы спрятать у неё в кулачке. Какие, кстати, надеть трусики, чтобы вызвать желание, тоже, что многим невдомек, наука. И она словно знала, что может понравиться или не понравиться Сереже. А он так и представлял, что они обязательно должны быть беленькими. Белый цвет на иконах – цвет невинности, святости и чистоты.

Сережа стал осыпать поцелуями завоеванный участок её тела, но в тоже время он заботился и о её чувствах, отдавая дань её откровению. Но когда его пальчики, осмелев, полезли под резинку трусиков, он почувствовал, что в ней что-то изменилось: она напряглась, её ножки еще крепче сомкнулись.

Маленькая ручка перестала гладить его спину. На своей руке он почувствовал тепло её руки. Ему пришлось остановиться. Он, также как и она, замер. Инстинкт ему еще не подсказал, как же он должен поступать дальше. Но любовный экстаз не прошел, требовал разрешения.

Сережа опять спустился вниз, стал целовать ножки чуть выше стоп, вновь стал поглаживать икры.

Юля расслабилась, она млела, и он робко стал подниматься выше. Вот уже опять бедра, вот животик, но её ручка, словно со сложным секретом замочек, по-прежнему лежала на трусиках.

Подбирая к нему ключик, он стал целовать её ручку, и тут услышал то, что говорит почти каждая девочка, когда она решается, или не решается на «это».

– Я боюсь… – прошептала она.

Сережа приподнялся на руках и посмотрел на неё. При всем смятении, царившем в его душе, он не мог не залюбоваться её освещенным мягким лунным светом лицом, соблазнительными линиями открытой шеи, разметавшимися по сену волосами, полуобнаженной, вызывающей желание хрупкой фигуркой. Вот такой, среди прочего, в лунном свете, соблазнительной и беззащитной, он на много лет и запомнил её.

С её лица взгляд Сережи скользнул вниз на выступающие холмики грудей, на полуприкрытый стан, на держащую трусики ручку. Кровь опять закипела в нем. Скинув рубашку, упираясь на локти, держа свое тело на весу, он стал своей грудью ласкать её груди.