Джейн Фэйзер - Случайная невеста

Он прикрыл глаза под шелковой повязкой, высвободил руки и скользнул ими по ее бедрам к талии.

— Отчего ты так замерзла? — спросил он, согревая ее груди в своих ладонях.

— Там дует, — ответила она, уткнувшись в ямку на его плече.

— Где?

— У окна, где я стояла.

Голос звучал сдавленно, потому что она не отрывала рта от его тела. Как давно ей хотелось вот так прижаться губами к жилке, которая бьется у него на шее, и вот ее мечта сбылась!

— Действительно, и как я, глупец, не догадался!

Опять этот насмешливый тон! Впрочем, его пальцы ловко ласкали ее сосок, он твердел у него в руках, и ей было уже не до обид.

Она чувствовала, как в ее лоне разгорается огонь, и, заерзав у него на коленях, невольно застонала.

Кейто продолжал мять пальцами ее соски. То, что он не видел ее саму, придавало чувствам большую остроту. Никогда раньше он не подвергал изучению ее тело — ни глазами, ни на ощупь, ему и в голову не приходило. Однако сейчас с нарастающим интересом и желанием он предавался этому занятию. Здесь все еще незнакомое, неизведанное, и он хотел освоиться как следует.

Эта чувственная, всецело отдающаяся ему молодая женщина у него на коленях ничем не напоминала ту, скованную и напряженную, покорно сносящую его ночные вторжения, которую он знал в прежние ночи.

Кейто скользнул руками ниже, к ее животу, и с удовольствием ощутил его мягкую округлость. Как спелый сочный плод.

Фиби вновь пошевелилась у него на коленях, ее бедра чуть дрогнули. Сейчас ее лоно содрогалось от легких спазмов наслаждения и чуть различимой боли. Она не могла сказать, где это ощущение сосредоточено, еще труднее было бы описать свое состояние, но чем дольше он скользил рукой по ее животу, тем интенсивнее делалась боль.

— Сними повязку у меня с глаз, — тихо произнес Кейто. — Не совсем понимаю, что ты задумала, но больше не хочу играть роль слепца.

Фиби повиновалась, развязав узел у него на затылке. Повязка упала, но рук она не отняла, они словно знакомились с головой любимого. Ни один волосок, ни одну морщинку она не хотела оставлять неисследованными: брови, лоб, крылья носа, ямочка на подбородке.

Кейто на какое-то время замер, с удивленной полуулыбкой следя за ней, за ее движениями.

Вот она наклонилась к нему и поцеловала его веки; они сделались влажными от ее языка.

— Согрелась?

Она кивнула, не прерывая своего занятия.

— Что все это значит? — повторил он вопрос в который уже раз. — Только не говори, что это также из разряда сюрпризов. Как и твои платья.

— Именно, так оно и есть. Я хотела… хотела дать тебе понять, что я… Только мне трудно выразить словами. И тогда я… Да какая разница? Разве неприятно?

— Приятно. И черную неблагодарность проявит тот мужчина, который осмелится утверждать противоположное. Кроме того, как известно, дареному коню в зубы не смотрят. Хотя, по правде говоря, я по-прежнему не понимаю, почему и за что свалилось на меня такое счастье.

Ее опять покоробили его тон, ироничные слова, и ей не захотелось отвечать, а он не стал настаивать.

Впрочем, он крепко обнял ее за талию, немного приподнял к себе и, просунув руки между ее бедрами, слегка раздвинул ей ноги.

— А сейчас я попробую удивить тебя, — шепнул он.

Фиби на мгновение застыла. Ее будто бы внезапно выставили на всеобщее обозрение — все самые тайные места, и она попыталась воспротивиться.

И снова одна рука Кейто оказалась у нее на животе, а другая поднялась к груди и стала теребить сосок, поглаживая и лаская его.

Какое-то странное ощущение зародилось у нее в самом низу живота и запульсировало в области лона. Бедра раскрылись сами собой, и его рука свободно скользнула между ними.

Кейто раскрыл так называемый цветок любви, и она подалась ему навстречу. Он проникал все глубже, в жаркое и влажное средоточие страсти, в самый центр ее взбудораженной сути, одновременно касаясь самого чувствительного бугорка, о существовании которого она и не знала. Подобно соску на груди, бугорок этот затвердел и вызывал еще большее возбуждение во всем теле. Фиби уже не сдерживала стонов; живот, бедра, лоно — все в ней напряглось до предела, а его пальцы не переставали ласкать этот неведомый ей орган.

Спустя мгновение она вскрикнула от наслаждения. Тело ее стало извиваться у него на коленях, дыхание сделалось прерывистым, и вот она уже на вершине блаженства и задыхается от пароксизма страсти.

Кейто еще теснее прижал к своей груди ее горячее влажное тело.

Но странно — как только утихли судороги наслаждения, там, в глубине лона, она ощутила новый призыв к нему, к ее мужчине, к его рукам и телу. Новая волна желания накрыла ее с головой.

Фиби приникла к его губам — благодаря, умоляя о продолжении, целовала шею, выемку плеч, соски. Запахи его тела щекотали ее ноздри — мускус, и сама плоть, и лаванда. Она хотела его для себя… всего.

Она уже чувствовала, как его вздыбленная плоть уперлась ей в живот, и дотронулась до манящего вздутия, продолжая покусывать его соски.

Кейто издал невольный стон, и она испытала чувство удовлетворения, даже торжества, неловко и неумело принялась расстегивать его штаны, а затем с победным восклицанием коснулась рукой его восставшей плоти, которая еще увеличилась в размерах от прикосновения.

Кейто немного приподнял Фиби, чтобы высвободить свою плоть, и вот она уже у нее перед глазами. Фиби со стоном шевельнулась, чтобы принять Кейто, и вот он уже вошел и с удовлетворенным восклицанием откинул голову на спинку кресла.

Снова его руки были на ее груди, на сосках, на всем теле, и она инстинктивно помогала ему: изгибалась, раздвигала и сжимала бедра, помогала ему проникать все глубже, туда, где их обоих ожидало волшебное и полное удовлетворение.

Потом она обхватила его обеими руками и прижалась так, чтобы ощутить каждую клеточку любимого тела. И вот внутри у нее что-то оборвалось… в глазах засверкали звезды… Или что это было? И она унеслась куда-то в небытие…

Кейто тоже не сдержал стона наслаждения, когда наступила разрядка. Фиби не сразу отпустила его, а когда он все же выскользнул из нее, снова прильнула к его плечу. Глаза у нее закрылись, она будто уснула. Но вот они снова открылись, и на его губах заиграла улыбка, в которой таился вопрос.

— Скажи, Фиби, — тихо проговорил он, — ты… Что все это значит?

Она поднялась с его колен и встала рядом с видом провинившейся ученицы, только совсем голая, лоснящаяся от пота.

— Я подумала… — начала было она, но запнулась. — Порция мне сказала…

— Порция! — воскликнул он со смехом. — И тут она? Никуда от нее не деться!

— Но должна же я была поговорить с кем-то! — словно оправдываясь, воскликнула Фиби. — Ведь невозможно терпеть…

— Что терпеть?

— То, что было у нас почти каждую ночь… Я знала… чувствовала, что-то не так. Это нельзя назвать любовью. А я… — она всплеснула руками, ее полные груди затряслись, — я хотела любви. Но не знала… не понимала, как сказать об этом… — Она умолкла.

— И решила показать? — спросил он совершенно серьезно.

— Да.

Он задумчиво посмотрел на нее. На совершенно нового человека, раньше, оказывается, он ее совсем не знал. В ней не было ни скованности Нэн, ни холодного безразличия Дианы, она напоминала пылких женщин его случайных ночей — была, как ни удивительно, такой же страстной, такой же искушенной. Хотя он знал ее девственницей. Как же такое случилось? Он даже не мог сказать, нравится ли ему это или нет. Впрочем, понимал, что рассуждает сейчас как истый пуританин. Вернее, как истый лицемер. Но кто же мог предположить, что с ее-то происхождением и воспитанием в ней таится столько неприкрытой страсти? Неприличного вожделения… Заметив, что она дрожит от холода, Кейто сказал:

— Ты замерзла. Скорее в постель! — Оттянув полог, он с удивлением воскликнул: — Фиби! Что там такое? Представление продолжается?

Он указал пальцем на два валика под одеялом.

— Ах, это… — Она пожала плечами. — Я боялась, что вы взглянете на постель перед тем, как раздеться, и если меня там не окажется… Тогда бы не получилось, как я задумала.

Он только покачал головой, не найдясь с ответом, и, выкинув валики, скомандовал:

— Ложись!

Фиби взобралась на огромную постель, утонула в мягком, набитом пухом матрасе. Ох, здесь тоже совсем неплохо! Только простыни такие холодные, что просто обжигают.

Стоя к ней спиной, Кейто стал раздеваться, и впервые за все время, что она здесь, в этой спальне, в душе Фиби не зародилась обида, неловкость, даже унижение, как во все предыдущие ночи. Ей по-прежнему нравилось его тело — мощная грудь, широкие плечи, могучий торс, сильные ноги, но сейчас все это уже частично принадлежало ей и перестало быть чем-то недосягаемым, какой-то неосуществленной мечтой.

Он приблизился к постели, и она уставилась на темные волосы у него внизу живота, на ту часть тела, которая еще недавно казалась ей такой огромной, жаркой, заполняющей собой все на свете, а сейчас выглядела такой маленькой и уязвимой. Даже трогательной.

Надо же, ведь только что на этом кресле… По телу Фиби пробежала дрожь.

Кейто лег в постель и расслабленно вытянулся во всю длину.

— Почему вы не хотели по-настоящему любить меня? — вырвался у Фиби вопрос после некоторого молчания.

— Не думал, что тебе это нужно, — ответил он, тоже помолчав, — что тебе понравится, — неловко поправился он.

— Но почему же нет? — с удивившим его простодушием воскликнула она.

В самом деле, почему? Он закинул руку за голову и задумался.

— Насколько я знаю, — произнес он спустя мгновение, — наши жены… женам вообще не свойственно вожделение… страсть… И я полагал, ты ничем от них не отличаешься.

— Жены не предназначены для этого? — переспросила Фиби. — Но отчего? Разве это плохо? Или неприлично?

Он не захотел, вернее, не сумел прямо ответить на вопрос.

— Во всяком случае, ты, Фиби, исключение из правил.

Она не знала, принять это за комплимент или за осуждение.

— А как же любовь? — снова спросила она.

— Любовь не имеет ничего общего с этими отношениями, — услышала она удивившие и возмутившие ее слова.

Но ни возражать, ни продолжать расспросы не было сил. Последнее, о чем она подумала, уже засыпая: нужно научить маркиза Кейто Гренвилла любить ее. При сохранении тех, других отношений.

Под низко нависшим небом Брайан Морс подъехал к дому своего отчима. Кругом лежал глубокий снег, только узкая подъездная дорожка была расчищена воинами Кейто Гренвилла.

Брайан задержал взгляд на больших окнах и двускатной крыше, занесенной снегом. Дом был весь из камня, построен сравнительно недавно, и Брайан все считал и пересчитывал, сколько же он мог стоить его хозяину. Впрочем, сколько бы он ни стоил, для такого богача, как маркиз Гренвилл, это пустяк.

«А его богатство — это, в конце концов, мое богатство. Только надо до него дотянуться» — эта мысль беспрестанно крутилась в голове Брайана.

Он спешился, привязал коня к столбу у двери и постучал в нее медным молотком. Дверь открыл одетый с иголочки слуга. Этого человека Брайан не помнил. Когда он жил в замке Гренвилл, его там, видимо, еще не было. Человек смотрел на него с вежливым недоумением и некоторым беспокойством. Последнее было неудивительно в столь тревожное время.

— Лорд Гренвилл у себя? — спросил вновь прибывший, очищая сапоги о край ступеньки.

— Могу я узнать, кто его спрашивает, сэр?

— Кто там, Биссет? — послышался голос Кейто из сумрака холла.

Он подошел ближе, в глазах у него мелькнула тревога при виде гостя, но голос звучал спокойно и благожелательно.

— Неужели ты, Брайан? Вот неожиданность! Проходи, грейся.

Дворецкий отступил в сторону. Брайан вошел в дом отчима.

— В самом деле, милорд, — сказал он, снимая перчатки, — вас не может не удивлять мое появление, однако хотелось бы надеяться, что ваше недоумение сменится приязнью, когда вы услышите мои объяснения.

С этими словами он протянул руку отчиму, и тот сдержанно пожал ее, обратившись после этого к дворецкому:

— Биссет, распорядитесь, чтобы коня мистера Морса поставили в стойло… Ты уже завтракал, Брайан?

— Еще нет, сэр. Я выехал из Оксфорда до рассвета, чтобы было меньше риска встретиться с патрулями. И мне повезло. Наверное, из-за снегопада.

«Действительно, что могло подвигнуть моего пасынка пробираться в такую погоду ночью через лес, да еще в одиночестве? — не без интереса подумал Кейто. — Какая необходимость?»

— Пойдем. — Он кивнул в глубь холла, где находился его кабинет. — Принесите туда хлеба, мяса и эля, Биссет.

Оливия и Фиби, спускаясь в это время по лестнице, застали мужчин уже на пути в кабинет. Оливия сразу же узнала человека, с которым провела немало дней в своем доме и которого никогда не любила.