— Но вас не будет несколько месяцев! — простонала она. — И вы должны плыть морем и можете упасть в него и утонуть?

— А вот этого уж определенно не случится! — заверил он ее со смехом. — Хотя, признаюсь, моряк из меня никудышный. Я всегда предпочитал твердую землю.

— Почему же вы не любите плавать на корабле? — спросила она с интересом.

Он с преувеличенным ужасом показал рукой на горло:

— Тошнит. С того самого момента, как ступлю на палубу.

— Думаю, со мной бы этого не случилось, — сказала она задумчиво. — Хотя я никогда не всходила на борт.

— И не надо. Оставайся на суше.

Однако она некоторое время еще пребывала в задумчивости, а потом с загадочной улыбкой произнесла:

— Все же я хотела бы побывать в открытом море.

С этими словами она вновь улеглась и стала гладить его грудь, играя завитками волос на ней. Ее по-прежнему восхищало и удивляло его мускулистое тело, все-все: изящные, на удивление небольшие руки, длинные тонкие пальцы, развитая грудь, плоский живот и сильные ноги.

Ее руки уже скользнули ниже, к его животу, и еще ниже, где уже вздыбилась жаждущая плоть. Тогда бездумно, не размышляя о том, что делает и как выглядит при этом, она приподнялась, опустилась на него сверху и со стоном приняла его в свое лоно.

Не без радостного удивления она ощутила, что способна управлять своими движениями и эмоциями — замедлять или ускорять темп, изменять направление.

Он тоже не оставался безучастным. Его пальцы и губы ласкали ее грудь, ноги тоже пришли в движение.

Их совместный ритм все убыстрялся и убыстрялся… И вот со счастливым стоном она опустилась на него ослабевшим телом, а он продолжал гладить ее влажную спину, плечи и шею.

— Как все странно… — задыхаясь, пробормотала она, уткнувшись ему в ключицу. — Кажется, это не я, а кто-то во мне… Почему так?

Он слегка приподнял ее голову, взглянул в потемневшие глаза.

— У тебя врожденный дар любви, — тихо, словно по секрету, сказал он. — Это дается далеко не всем.

— О, я всегда чувствовала, что в чем-то должна быть счастлива, — прошептала она. — Но не знала, что в любви.

Она снова осторожно приподнялась и легла с ним рядом, положив одну руку ему на грудь. Они долго лежали молча, вероятно, она скоро уснула.

Кейто размышлял о своем решении ехать в Роттердам. Про Италию он сказал Фиби из соображений секретности. Оно было импульсивным, это решение, и его принял прежний Кейто, Кейто, не знавший любви и привязанности к семье, к своим женам. Теперь же, в эту минуту, глядя широко открытыми глазами в темный потолок, он бы еще хорошенько подумал, прежде чем вызваться в такую поездку. Потому что и в самом деле не хотел покидать свой дом на неопределенное время, в течение которого не сможет видеть, ощущать, любить эту умную, наивную и неловкую девочку… эту жрицу любви.

Но дело сделано, обратного пути нет и быть не может. И конечно, Кромвель прав — немало опасностей подстерегает его в этом предприятии. Менее предсказуемых, чем на полях битвы… Что это? Она, кажется, проснулась? Или так и не засыпала? О чем она говорит?

— Наверное, было бы лучше, — услышал он ее шепот, — если бы я поехала с вами.

— Это совершенно невозможно, — отрезал он.

Просто с ума сошла! Какие мысли приходят ей в голову вместо крепкого сна после всего того, что сейчас было между ними.

Фиби откатилась в сторону на широченной постели и села, откинув волосы с лица и скрестив ноги.

— Я не смогу находиться тут без вас долгие недели и месяцы, — дрожащим голосом произнесла она. — Я совсем… увяну. Или получу чахотку.

Он не удержался от смеха.

— Лестно слышать такие слова о моем благотворном влиянии, но тем не менее должен ответить решительным отказом.

Она помолчала и потом спросила почти деловитым тоном:

— Откуда вы отплываете?

— Из Хариджа.

— Чтобы добраться туда, потребуется несколько дней?

— Да, дня три, наверное.

— Что, если я поеду с вами до Хариджа, чтобы мы еще немного побыли вместе? Кроме того, я никогда не видела моря.

— Это слишком далекое путешествие для тебя.

— Почему? Я вполне выдержу, а потом с вашей охраной, которую вы, наверное, возьмете с собой, вернусь обратно. Чего же проще?

Она наклонилась и поцеловала его в кончик носа.

— Самое главное затруднение в том, — сказал он с легким смешком, — что ты с трудом отличаешь голову лошади от крупа.

Она не ответила на шутку, спросив вместо этого:

— Когда вы едете?

— Через два дня.

— Значит, в запасе целых двое суток! — торжественно объявила Фиби. — И я их проведу не слезая с седла той лошади, которую вы для меня купили. Если я докажу вам к тому времени, что умею ездить верхом, вы возьмете меня с собой?

— Нет, Фиби. Об этом не может быть и речи. Твое место здесь, в доме, и тебе незачем трястись по дорогам даже под охраной моих воинов. А теперь давай спать. Я сегодня много ездил и порядком устал.

Не обращая внимания на то, что из глаз ее брызнули слезы, он задул свечу и повернулся на бок.

Фиби услышала, как его дыхание уже через несколько минут стало ровным. Он уснул.

Она же уснуть не могла. «Он невозможный!» — думала она с горечью. Почему бы не позволить ей поехать с ним в этот Харидж? Ведь тогда еще целых три ночи они будут вместе перед долгой разлукой. Какой он жестокий!

Свет луны падал из окна на небольшой сундук в изножье кровати, освещая пряжку свисающего с него ремня. Ремня, на котором были ключи. Его ключи!

Что стоит ей сейчас подняться, взять с подсвечника комок теплого еще воска и опустить туда эти ключи? Сделать их отпечатки. Правда, Брайан еще не показал документа, который хотел отправить от имени Кейто в штаб армии парламента, а Кейто через день-два уедет, и такой удобный случай, как сейчас, может уже не представиться, и тогда придется ждать его возвращения из Италии.

Фиби соскользнула на пол и замерла, боясь пошевелиться, прислушиваясь к его тихому дыханию. Нет, он крепко спит. На цыпочках она обошла кровать, приблизилась к погасшей свече, соскребла воск и скатала шар.

Даже не нужно снимать ключи с ремня. Но какой из них от ящика стола? Наверное, один из тех, что поменьше. Она опустилась на колени, отделила эти ключи от остальных. Они звякнули.

Фиби замерла. Что, если Кейто проснется? Как объяснит она ему, что делает в темноте на полу, сжимая в руке воск? Резким движением она вдавила один из ключей в тепловатый комок, потом то же самое проделала со вторым ключом.

Вот и все! Как просто и противно. Теперь, согласно совету Брайана, ей останется только вручить ему слепок, и он сделает копии. А уж потом — все складывается в их пользу — она сможет с полным на то правом сказать человеку, с которым отправит документ Брайана, скрепленный печатью Кейто, что тот уехал и просил ее переслать эту бумагу самому Кромвелю. И тот получит ее, и в штабе все поймут, какой Кейто преданный друг и соратник, а когда он вернется из Италии, встретят с распростертыми объятиями. А он простит свою верную жену и оценит и поймет, что она своим поступком отвела от него необоснованные подозрения, а то и опасность.

И еще поймет, что она не просто юная жена, которой надлежит сидеть дома, ни во что не совать нос и не влезать в дела мужа и помогать ему. Короче говоря, поймет, что ей можно доверять.

Доверять?

Она опустилась на сундук, не выпуская из пальцев остывающий восковой комок. О чем она, черт возьми, говорит? О каком доверии?

Разве можно быть такой наивной? Попросту неумной? Как можно говорить о каком бы то ни было доверии к человеку, который таким способом решает доказать свою верность и заботу? С помощью обмана и подлога! Путем воровства! Идиотка!

Да как она вообще могла позволить Брайану Морсу уговорить ее на подобное? Какое затмение на нее нашло? Что с ней случилось?

Кажется, она знала ответ. Ей так хотелось найти путь к сердцу Кейто, завоевать его интерес к себе не только как к женщине; доказать, что она способна на серьезные поступки; что может и хочет быть ему помощницей в делах, — так стремилась доказать все это, что легко поддалась на уговоры Брайана и чуть было не стала послушной исполнительницей его плана. Возможно, и правильного по сути, но неправедного, нечистоплотного по способу осуществления. Не зря Мег со своим чутьем на людей предупредила ее остерегаться Брайана. Ей стало холодно в ночной рубашке на сундуке, она бросила взгляд на неподвижную фигуру спящего Кейто, и сердце у нее дрогнуло от любви. Как осмелилась она даже в мыслях… Нет, не только в мыслях — она гневно сдавила в руке злополучный кусок воска. Как смела она притронуться к этим злополучным ключам? И теперь у нее в руках свидетельство ее позора, ее бесчестья!

Она еще сильнее сжала восковой шар, превращая его в лепешку, окончательно уничтожая все следы своего греховного поступка, своего недолговременного душевного затмения, после чего бросила бесформенный кусок на подсвечник и забралась в постель.


Когда на следующий день Брайан Морс, усталый и злой, вернулся из поездки в Оксфорд, он не нашел в доме ни Кейто, ни Фиби.

Дворецкий Биссет сообщил, что лорд Гренвилл уехал еще с утра, но куда — ему, Биссету, неизвестно, а леди Фиби находится в конюшне. Странно, Брайан был наслышан о ее страхе перед лошадьми, а потому, скривив в усмешке губы, в недоумении отправился на конюшню.

Действительно, Фиби была там. Он застал ее возле невысокой кобылы, и его позабавило, с каким обреченным, но в то же время решительным видом она похлопывает животное по шее.

— А, вот вы где, — сказал он, подходя к Фиби. — Мне говорили, Кейто куда-то уехал. Не знаете куда?

— Наверное, об этом лучше узнать у него самого, — ответила она, продолжая гладить лошадь. — Когда вернется.

Ответ прозвучал довольно холодно — таким образом Фиби, по-видимому, настраивала себя на то, чтобы в дальнейшем держаться подальше от Брайана, раз он уже чуть было не втянул ее в свои сомнительные предприятия.

Брайан нахмурился. Итак, что-то изменилось. Что-то произошло. Уж не попалась ли эта дурочка на краже ключей? О Господи, только не это!

— Я привез документ, — произнес он, понизив голос. — Можете взглянуть. А вы, случайно, не сделали слепки с ключей?

Фиби покачала головой, не отрывая рук от лошади. Теперь она поглаживала холку.

Так же негромко Брайан сказал:

— Я слышал, Кейто вскоре надолго уедет. Когда и куда?

— Кажется, дня через два. В Италию.

— Вот как? Очень странно. — Больше он не стал говорить на эту тему, ибо понимал, что Фиби знает обо всем этом не больше, если не меньше, чем он. Зато продолжил разговор о главном: — Ключи необходимо достать до его отъезда, Фиби. Я опасаюсь, что его отсылают с какой-то миссией, если, конечно, по-прежнему подозревают в измене. — Участливым тоном он прибавил: — Возможно, они даже замыслили сделать так, чтобы Кейто не вернулся, а ему с его прямодушием и в голову не придет, что они способны на такое коварство.

Рука Фиби замерла на шее лошади. Страшно подумать, но слова Брайана не лишены смысла. Неужели Кромвель и его сподвижники осмелятся на подобное?

Морс заметил беспокойство Фиби и возобновил атаку:

— При этих обстоятельствах вы, надеюсь, понимаете, как важно поскорее доставить Кромвелю вот этот документ. — Он похлопал себя по нагрудному карману. — А для него совершенно необходима печать. Иначе как доказать, что это послал именно лорд Гренвилл, а не кто-нибудь другой? Например, я. Нужно во что бы то ни стало, пока не поздно, убедить членов парламента в невиновности Кейто.

Трудно спорить с доводами Брайана, но она больше не поддастся на его уговоры. Ни за что! Ведь, в конце концов, она может поговорить с Кейто, высказать все свои и его, Брайана, соображения. Неужели ничем не убедить упрямца?

— Я не стану доставать ключи, Брайан, — тихо сказала она, возобновляя попытки получше познакомиться с лошадью.

Брайан замер, услышав слова Фиби. Только спокойно, не нужно с ней ссориться, настаивать, выказывать гнев, возмущение. Еще вчера вечером она была полностью в его власти и вот сейчас пытается вырваться. Нет, он не допустит этого!

— Что вы такое говорите, Фиби? — почти ласково сказал он. — Подумайте об опасности, которая угрожает вашему супругу. И отчего вы изменили свое решение, позвольте узнать?

— Потому что так делать нечестно. Гадко! — ответила она по-детски. — Напрасно я на это соглашалась. К счастью, во мне заговорила совесть. Лучше поздно, чем никогда!

Проклятая дура! Все рушится! Брайан был уже не в силах сдерживаться:

— Да вы понимаете, что в жизни… в настоящей жизни, не в книжках… приходится порой прибегать к не слишком изящным средствам? Во имя спасения человека. Или дела, которому себя посвятил. А вы… со своей дурацкой детской непосредственностью… хотите все испортить. А когда опомнитесь, будет поздно.

Его лицо было совсем близко. Она видела его бешеные глаза, мокрые губы. Казалось, еще мгновение, и он ее ударит. Но они находились посреди конюшни, неподалеку были люди, и Фиби чувствовала себя защищенной. Однако от его напора, от переполнявших ее чувств — в основном смятения и страха за Кейто — ей стало просто нехорошо. В голове мутилось.