Не скрывая счастливой улыбки, он внимательно посмотрел на жену. Применительно к Фиби можно было сказать, что беременность красит женщину. Ни сбившаяся прическа, ни оторванная пуговица на платье, ни чернильные пятна на пальцах не портили картины.

— Вы долго пробудете дома?

— Вряд ли, — ответил он. — И вы все поедете со мной.

— Куда?

— В Хэмптон-Корт, резиденцию короля, где мне предстоит вести переговоры с его советниками.

— Ой, а как же мое представление? Я так надеялась устроить его здесь в канун Крещения! И Порция хотела приехать.

— Устроишь там. Руфус тоже приглашен на переговоры, так что вы с ней встретитесь в Хэмптон-Корте. Это совсем недалеко от Лондона, тоже на берегу Темзы.

— Вы не шутите? Мы сможем сыграть там мой спектакль?

— Да, и в роли королевы-девственницы будет беременная актриса, — сказал Кейто с улыбкой.

— Королеву Елизавету будет играть Порция, — решительно сказала Фиби.

— А кому же тогда выпадет роль сэра Дадли? Не мне ли?

— Нет! — с той же решительностью повторила Фиби. — Если не я королева, то пусть ее возлюбленного играет Руфус. Я его уговорю.

Они стояли уже возле дверей кабинета.

— Если позволишь мне пройти в комнату, — сказал он, — и войдешь сама, я покажу предназначенный тебе подарок.

— Как мило! Так давай быстрее! Где он?

— Здесь.

Кейто похлопал по карману куртки. Преувеличенно осторожно он вытащил оттуда аккуратный пакет из вощеной бумаги и вручил Фиби.

— Что это?

— Посмотри сама.

Она разорвала обертку и застыла, не веря своим глазам. В ее руках была книжечка в кожаном переплете, с золотым тиснением на обложке и корешке. И в том и в другом месте блестящие буквы складывались в ее имя и фамилию. Она раскрыла книгу и на веленевой бумаге узнала строки, написанные недавно ее рукой. Этой самой, с чернильными пятнами на пальцах!

— Моя пьеса! — воскликнула она. — Ее напечатали!

— Да, у лондонского типографа, — сказал Кейто, любуясь ее смятением.

— Но как… откуда он ее взял?

— Из моих рук, дорогая.

— А вы откуда? Я храню рукопись в малой гостиной. Она и сейчас там, я недавно видела.

— Грешен, Фиби, признаюсь. Чтобы сделать тебе подарок, мне понадобилась помощь Оливии. Она охотно переписала всю твою пьесу от начала до конца. К счастью, ей удалось разобрать твой почерк.

— И вы все время молчали и ничего не говорили мне! Я была уверена, вас не интересует моя писанина.

— Скажу честно, так оно и было. До поры до времени. Но потом я показал ее знающим людям в Лондоне.

— Кому?

— Неплохим поэтам. Джону Мильтону и Флетчеру.

— Им понравилось? — с замиранием в голосе спросила Фиби.

Кейто иронически, как он это умел, улыбнулся.

— Они вынуждены были признаться в этом. Правда, неохотно. Особенно мистер Мильтон. Никак не мог смириться с мыслью, что какая-то женщина осмелилась вторгнуться в его царство поэзии. Но и он процедил, что у тебя есть интересные строфы, прекрасные обороты речи, или как это у вас называется.

— Когда мы едем?

Фиби все вертела в руках свою книгу, глядя на нее с некоторым недоверием.

— Да хоть сейчас. Надеюсь, ты не разродишься в дороге?

Он произнес это как бы шутя, но в голосе его звучала тревога.

Фиби с трудом отвела глаза от книги и сказала:

— Нужно попросить Мег быть повивальной бабкой. Больше я никого не знаю.

— Пусть, если хочет, — сказал Кейто, — едет с нами.

— И ее черный кот тоже.

— Что? — удивился Кейто. — А, ну да, конечно. И все остальные люди или животные, которые тебе нужны для полного комфорта.

Фиби уколола его ирония, но совсем чуть-чуть; она уже поняла, что он за человек и как к ней относится. Повернувшись к нему боком, она спросила:

— Я ужасно толстая, верно? Не удивлюсь, если у меня будет сразу два мальчика. А вы что думаете?

Она смотрела на него ясным детским взглядом, ожидая ответа.

— Мне вполне достаточно одного ребенка, — тихо произнес он, убирая с ее лица прядь волос. — И по правде говоря, милая, — добавил он еще тише, — ты настолько дорога мне, что я не променяю тебя на целый выводок сыновей.

Бросив книгу на стол, Фиби кинулась в его объятия.

— Не говорите так! — воскликнула она, прижимаясь к его груди. — Я могу и хочу подарить вам много сыновей и дочерей. Таких, которые без настоящей любви не рождаются.

— О, тогда нужно спешно увеличивать число детских комнат у нас в доме, — сказал он, чувствуя, как в животе, которым доверчиво прижималась к нему Фиби, шевельнулось дитя.

Она взглянула в его любящие глаза, и оба поняли, что с этого мгновения нерасторжимо связаны друг с другом.