Что касается судьбы самого Кейто Гренвилла, то если с ним не расправится война и король Карл пожалеет его после победы, значит, придется Брайану позаботиться и о нем. Быть может, и опередить короля. Словом, все надо как следует обдумать, а осуществить — для такого изобретательного, гораздого на выдумки человека, как Брайан, не составит большого труда.

Он кивнул, как бы в подтверждение собственных выводов, в то время как вдали таяли последние звоны с Башни Тома.


В полдень Кейто со своим помощником Джайлсом въехали во двор конюшни. Яркое мартовское солнце навевало мысли о том, что лето уже не за горами.

— Сколько пробудем дома в этот раз, милорд? — спросил Джайлс, бросая поводья и соскакивая с коня.

По интонации Джайлса Кейто понял, что помощнику вовсе не хочется привыкать к мирной жизни, он рвется обратно, туда, где уже длительное время они, пока без результата, пытаются со своим отрядом ополченцев овладеть одним из опорных пунктов — очередным замком противника. Кейто совсем недавно получил приказ Кромвеля посетить его военный лагерь под Оксфордом, где генерал проводит важное совещание, и верный Джайлс посчитал своим долгом сопровождать маркиза, оставив отряд в надежных руках других командиров.

А на пути в штаб Кромвеля они завернули сюда, в поместье Вудсток, чтобы узнать, как поживают дочери Кейто и его молодая жена.

— Мы всего на пару часов, — утешил маркиз своего помощника. — К вечеру двинемся в штаб Кромвеля. А на обратном пути я, возможно, задержусь тут на два-три дня, вы же вернетесь в войска.

С этими словами он тоже спешился и передал поводья подбежавшему конюху. В это время во двор въехали верхом на своих маленьких шотландских пони две его младшие дочери. С ними был солидный пожилой конюх. Девочки застенчиво сообщили отцу, что учатся ездить верхом и у них вроде бы неплохо получается. Во всяком случае, для всадниц четырех и пяти лет явно неплохо, с улыбкой добавил их учитель. А Кейто не мог не вспомнить, что их несчастная мать, так рано умершая от не понятной никому болезни, и сама была большой любительницей верховой езды. В отличие от ее младшей сестры.

По дороге к дому он подумал о том, что нужно обязательно научить Фиби ездить верхом и заставить ее побороть свой страх лошадей. Это же стыд и срам, если она будет на коне только позади конюха!

На обратном пути, если останется время, он и займется этим.

Кирпичные стены дома отражали солнечный свет, оконные стекла весело сверкали. Он поймал себя на мысли о том, что любит свой дом, не устает восхищаться его видом. Вспомнил, с какой радостью возвращался сюда, когда за этими стенами его ждала Нэн, мать Оливии, столь близкая ему душевно, что он почти прощал ей нелюбовь к спальне, равнодушие к исполнению супружеских обязанностей, вернее, непроходящий страх перед необходимостью. Смерть Нэн надолго выбила его из седла, он еле-еле оправился от потрясения. Оно было куда сильнее и глубже, чем после смерти матери Брайана. Когда же он взял в жены Диану, то еще больше оценил душевную близость с Нэн. Чем яснее он видел, что представляет собой Диана, тем больше разочаровывался в ней. Неужели такое произойдет и в отношении ее младшей сестры?

В холле, сумрачный свет в котором после дневного солнца заставлял шире раскрывать глаза, его встретила экономка. — Добрый день, милорд. Мы не ждали вас на этой неделе.

— У меня дела в Оксфорде, — коротко объяснил он, бросая хлыст на скамью возле двери и снимая перчатки. — Леди Гренвилл дома?

— Я думаю, она наверху, милорд. Миледи еще не выходила сегодня.

Он нахмурился. Фиби не была лежебокой, а сейчас уже полдень. Что с ней? Уж не заболела ли?

По лестнице к нему спускалась Оливия с неизменной книжкой в руках.

— Здравствуйте, отец. М-мы не ждали вас с-сегодня.

Кейто улыбнулся. Как же она походила на мать, о которой он только что вспоминал по дороге сюда! Впрочем, нос у дочери был его — длинноватый, присущий роду Гренвиллов. И так же, как он сам, она морщит его и собирает брови к переносице, когда о чем-то размышляет.

— Я спустилась за свечами, — сказала дочь. — В гостиной не хватает света, даже когда яркое солнце. Трудно читать.

— Что ты читаешь?

Он редко интересовался этим, и Оливия не скрыла удивления:

— «К-комментарии» Юлия Цезаря. — Она показала корешок книги. — Оч-чень интересно. Это о Галльской войне.

— О, я когда-то тоже прочитал.

— Понравилось?

— Не слишком. Очень уж он восхищается войной.

Оливия внимательно посмотрела на отца:

— Вас что-то огорчает?

Он протянул руку, слегка потрепал дочь по щеке.

— Ничего особенного, просто осада весьма нудная штука. И жестокая.

Оливия коснулась его руки. Они мало говорили по душам, но оба чувствовали внутреннее родство душ, которое во многом заменяло им слова.

— А где Фиби? — спросил он.

Оливия слегка нахмурилась:

— Ой, мы не виделись сегодня. Наверно, занята своей пьесой.

— Пьесой?

— Да, вы разве не знаете? Пьесой в стихах. Фиби — очень хороший поэт.

Кейто был весьма удивлен: он и не подозревал о литературных наклонностях своей юной супруги и уж тем более об ее успехах на этом поприще.

Он тряхнул головой, как бы отметая подобное, даже сами мысли об этом, и поспешил вверх по лестнице к себе в спальню, перешагивая через две ступеньки.

Когда он открыл дверь, в комнате было полутемно; шторы на окнах и полог вокруг постели не отодвинуты. Пламя в камине еле теплится.

Кейто стремительно подошел к кровати.

— Фиби, ты заболела?

Она лежала, свернувшись калачиком и забившись в угол. Когда же он окликнул ее, со стоном повернулась на спину. Насколько он мог разглядеть, лицо у нее было бледным, глаза заплыли.

Больна… Может быть, беременность?

— Что с тобой? — повторил он, раздвигая шторы на окнах и пытаясь говорить спокойно, чтобы ничем не выдать своего волнения.

Фиби снова пошевелилась на кровати, на сей раз приподнялась и со стоном согнула ноги в коленях.

— Это все месячные, — пробормотала она, не подозревая, что разрушает его надежды. — Первый день у меня всегда самый тяжелый, но на сей раз хуже, чем всегда.

Итак, целый месяц прошел впустую, не принес ожидаемого результата. Он заметно нахмурился, и Фиби по-своему поняла его взгляд.

— О, я так прямо говорю об этом… Извините.

Кейто не знал, что и ответить. Его прежние жены действительно не сообщали ему о своих временных женских недугах, а просто переходили спать на кровать в гардеробной и так же молча возвращались по прошествии нескольких дней на супружескую постель.

Не слыша больше его голоса, Фиби вновь открыла глаза.

— Прошу прощения, милорд… — Она попыталась удобнее устроиться на подушках, откинула с лица волосы. — Но я не могла не сказать этого, вдруг вы подумали что-нибудь другое? И вообще, в эти дни у меня голова идет кругом, и я могу говорить невпопад. Даже не знаю, то ничего, а то ужасно плакать хочется, и нервы разыгрываются, и я сама не своя. Ой, что я опять наговорила! Вам ведь неинтересно все это слышать, верно?

Казалось, Кейто вот-вот рассмеется, но он лишь оглядел комнату и сказал:

— Ничего удивительного, что у тебя плохое настроение.

Тут так темно и холодно, в этой комнате, что поневоле заплачешь. А за окнами тем временем настоящая весна!

Кейто раздвинул тяжелые занавески, и спальня наконец озарилась ярким солнечным светом. Подойдя к камину, он подбросил дрова, разбил гаснущие угли.

Фиби с интересом следила за его действиями, словно никогда и не представляла, что он способен заниматься простыми домашними делами.

— Вы надолго приехали? — спросила она, когда он уже направился к выходу.

Маркиз опять был во всем черном, если не считать белоснежного ворота рубашки и перстня на пальце.

— Сегодня вечером я встречаюсь с Кромвелем, — ответил он, обернувшись от двери. — Я сюда заглянул по дороге узнать, как вы тут.

— И потом сразу вернетесь к осаждающим?

Кейто пристально вгляделся в ее бледное лицо с тенями под глазами. Хочет, чтобы я побольше времени проводил с войском? Или скучает без меня? Нет, такое маловероятно.

Он намеревался провести здесь несколько дней после встречи с Кромвелем, но теперь переменил решение. Помимо всего прочего, Фиби в нынешнем состоянии не сможет разделить с ним супружеское ложе.

— Да, — ответил он, — я вернусь через неделю. — «И снова на десять минут», — с горечью подумала она. — Пошлю к тебе миссис Биссет с какой-нибудь едой, — сказал он, уже выходя за дверь.

Фиби проводила его взглядом и уставилась на захлопнувшуюся дверь. Значит, еще целая неделя ожидания? Она натянула одеяло на подбородок и вытянулась на постели. Отчего так болит живот? Раньше такого не было. Во всяком случае, болело не так сильно. Неужели из-за той мази, что Мег дала ей по ее просьбе, чтобы предотвратить беременность? Фиби упорно употребляла ее перед приходом Кейто, а затем, когда он засыпал, вставала и шла в туалетную комнату, чтобы смыть все следы. В этом месяце, как она убедилась, снадобье, полученное от Мег, помогло.

А Кейто? Как отнесся он к тому, в чем она ему только что так откровенно призналась? Об этом невозможно было судить по его лицу: оно почти всегда оставалось бесстрастным. В темно-карих его глазах ничего нельзя было прочитать. Фиби никогда не видела его разгневанным, зато нередко тон его становился неприятно насмешливым.

Снова отворилась дверь, и в спальню вошла Оливия с подносом в руках.

— Отец уже уехал, — сообщила она. — Он сказал, что ты нездорова. Я з-заметила твое отсутствие за завтраком, но подумала, что ты пошла в деревню. Вот, поешь.

Она поставила поднос на столик у постели.

— Я не голодна, — отозвалась Фиби. — Но все равно спасибо.

— Что с тобой? Месячные?

Девушки, которые еще недавно спали в одной комнате, не могли да и не хотели иметь секреты такого рода. Однако всего Фиби не рассказывала даже Оливии. Например, про мазь, полученную от Мег.

— Так худо мне еще не было, — пожаловалась она. — Сегодня я для тебя плохая компания.

Оливия не без некоторого удивления смотрела на подругу. Не бледное лицо и печальный вид Фиби вызывали удивление — ее состояние было вполне понятно, — странным казалось то, что в комнате не ощущалось ее присутствия, словно Фиби здесь не живет, а так — случайно зашла и осталась ненадолго. Здесь полностью царил дух Кейто, и Оливия тотчас высказала свое впечатление.

— Знаешь, когда тут жила твоя сестра, казалось, что комната принадлежит целиком ей, а отец здесь всего лишь случайный гость. А сейчас все наоборот.

Она подняла салфетку, закрывавшую поднос, протянула Фиби миску с кашей.

— Ты права, — согласилась Фиби. — Очень верное наблюдение. — Она помолчала. — Видно, дело в том, что я не ощущаю себя женой.

— Это м-мой отец виноват, да? — смущенно спросила Оливия. — Он очень занят и мало бывает дома. Но может быть, это и к лучшему. Почти никто не вмешивается в твою жизнь. Ты ведь сама этого хотела.

— В общем, да, — поспешно согласилась Фиби. — Видимо, я просто еще не привыкла. — Она хлебнула из кружки горячего молока с вином и улыбнулась: — Ох, сразу лучше!

Оливия, обрадовавшись, уселась в ногах, и подруги принялись, как обычно, болтать о том о сем, и конца бы этому не было, если бы со двора не послышались собачий лай и шорох каретных колес по гравию.

Подойдя к окну, Оливия радостно воскликнула:

— Это Порция!

— Правда?

Фиби откинула одеяло, выскочила из постели. Все ее боли моментально исчезли.

— Ой, там Джуно! — снова воскликнула Оливия. — Как он машет хвостом! Одевайся! Накинь плащ, потом оденешься как следует!

Фиби не нужно было уговаривать. Через две минуты подруги уже мчались вниз, чтобы обнять третью. Пора уже всем вместе обсудить жизненные проблемы, которых становилось все больше и больше.

Глава 5

Неделю спустя в дождливый полдень Кейто вернулся в Вудсток и, войдя в огромный холл, остановился в недоумении: казалось, он попал в чужой дом. Жилище явно напоминало бедлам.

Сомнения рассеялись, как только навстречу Кейто выбежал огромный рыжий пес, увидев которого однажды, уже ни за что не забудешь. Конечно, это Джуно! Он кинулся к хозяину дома с громовым лаем и, несомненно, с добрыми намерениями.

— Сидеть! — на всякий случай скомандовал Кейто, и Джуно тотчас сел, высунув язык и приветливо виляя хвостом.

Картину бедлама дополняли три детские фигурки — двух мальчиков и совсем маленькой девочки. Первые двое оседлали перила лестницы и то и дело с визгом скатывались вниз, а девочка с еще более пронзительным визгом только пыталась это сделать.

Едва ей удалось закинуть ногу на перила, Кейто посчитал своим долгом снять ее, чем вызвал недовольство всех присутствующих. Девочка заплакала, а рыжеволосые мальчики укоризненно уставились на него своими голубыми глазами, унаследованными от отца. Кейто, конечно же, прекрасно знал Руфуса, графа Ротбери; оба сорванца были его побочными сыновьями.