Я тихонько смеюсь, заворачиваюсь в простыню, и топаю к своей сумке, чтобы достать одежду. Я все еще немного робею даже после того, что мы сделали. Я умудряюсь одеться до того, как развернуть простыню. Он не спрашивает, что я делаю, когда встает и надевает свои джинсы и кофту.

Я выглядываю в окно и вижу темное небо. Все кажется идеальным, нетронутым, как будто я впервые держу жизнь в своих собственных руках.

— Сейчас уже поздно?

Он поворачивает запястье и смотрит на часы.

— Около семи тридцати.

— Неудивительно, что она беспокоится. Я пропустила ужин.

Он переплетает наши пальцы, когда я открываю дверь.

— И насколько плохо все будет?

Я веду его вниз по лестнице.

— Она задаст тебе тысячи вопросов и будет невероятно веселой.

— А что насчет твоего отца?

— Уверена, он будет без умолку болтать про футбол.

У меня пищит телефон, и я останавливаюсь у подножия лестницы, чтобы проверить сообщение.

— Еще одно от твоей мамы? — интересуется он, и я качаю головой.

Сет: «Привет, дорогая. Как дела? Надеюсь, что хорошо. Ты уже отведала вкусных угощений?».

Я: «Может быть... А о каких угощениях ты говоришь?».

Сет: «ТВОЮ МАТЬ!!! Так да? Потому что у меня странное ощущение, что ты это сделала».

Я: «Сделала что?».

Сет: «Ты знаешь что».

Я гляжу на Кайдена, который смеется надо мной, в уголках его глаз появляются морщинки.

— Это от Сета.

Он наклоняется вперед, чтобы лучше рассмотреть, но я закрываю ладонью экран.

— Вы говорите обо мне?

Я закусываю губу, чувствуя, как краснеют мои щеки.

— Нет.

— А вот и да, — гордо восклицает он. — Даже после всего я могу заставить тебя покраснеть. Господи, я хорош.

Я наклоняю голову, позволяя волосам закрыть мое лицо.

— Я не краснею.

— Краснеешь. — Он кладет палец на мой подбородок и приподнимает мое лицо. — И я этому рад. — Он слегка касается меня губами, даря мне нежный поцелуй, который я ощущаю до самых кончиков пальцев.

С улыбкой я отстраняюсь, но замираю, когда мельком замечаю на подъездной дорожке еще одну машину.

— Чья это машина?

Кайден следует за моим взглядом и пожимает плечами.

— Понятия не имею.

В смущении я открываю заднюю дверь. Несколько секунд спустя меня все это покидает: каждый вздох, каждое биение сердца, каждый поцелуй, каждое мое мгновение. Перед глазами пляшут черные точки, когда я вижу сидящего за столом своего брата Джексона, пожирающего пирог прямо из формы. Напротив него сидит его лучший друг Калеб Миллер. Он листает журнал, его темные волосы поредели и отросли, как будто он не стригся многие годы. Когда он поднимает глаза, мой взгляд инстинктивно устремляется к полу.

— Эй, разве это не маленькая мисс Кэлли, которая так выросла, — говорит Калеб, и я гляжу на карандаш, лежащий на столе перед ним. Я представляю себе, как множество раз втыкаю его ему в глаз, чтобы причинить как можно больше боли.

— Мама решила, что ты сбежала, — произносит Джексон, слизывая с вилки взбитый крем. — Она написала тебе сотню сообщений.

— Молодец, — огрызаюсь я. Я всегда испытывала горькую ненависть к брату за то, что он все время таскает с собой этого кретина. Знаю, что ему неизвестно, но и я не могу это вычеркнуть. — Можешь сказать ей, что мы пришли и что со мной все в порядке, так что она может перестать мне писать?

— Нет, — отвечает Джексон. — Я не твой посыльный. Она в гостиной. Скажи ей сама.

— Что ты здесь вообще делаешь? — спрашиваю я, когда палец Кайдена касается внутренней части моего запястья. Моргая, я смотрю на него. Я чуть не забыла, что он здесь.

Кайден качает головой, и его изумрудные глаза передают то, что мне не нравится. Он видит — чувствует — то, что глубоко прячется под моей кожей.

Калеб встает из-за стола и идет через кухню, его движения неторопливы, как будто ничто в мире его не заботит.

— Так, как тебе футбольный колледж? — спрашивает он у Кайдена. — Я слышал, что на этом уровне все гораздо серьезнее.

Кайден не сводит с меня глаз.

— Все не так уж плохо. Просто нужно проявлять достаточную выносливость.

С садистским выражением лица Калеб оглядывает воспаленную щеку Кайдена и открывает шкафчик.

— Да, ты проявляешь огромную выносливость. Кстати, миленький «фонарь».

Кайден одаривает его холодным жестким взглядом, его пальцы на ладонях сжимаются в кулаки.

— А тебя еще не выперли из колледжа за продажу травки в кампусе?

— Эй, мне же нужно на что-то жить, — говорит Калеб, захлопывая шкафчик. — Не у всех есть папочкины деньги и стипендия.

Челюсти Кайдена сжимаются, и я дергаю его за руку.

— Может, пойдем?

Он кивает, пятясь к двери и держа меня за руку, его глаза впиваются в Калеба, чья тревога возрастает.

— Ну уж нет, — говорит мне Джексон. — Ты не оставишь меня тут, чтобы меня замучила мама.

— А ты разве не должен быть во Флориде? — спрашиваю я с яростью и неуверенностью в голосе. — Тебя здесь не должно быть.

Он взъерошивает волосы и встает из-за кухонного стола с формой для выпечки в руке.

— У нас в последнюю минуту все изменилось.

— Ты не должен работать? — саркастически спрашиваю я. — Или ты только что уволился с очередной работы?

— У меня есть чертова работа, Кэлли. — Он бросает форму в раковину и смотрит на меня. — Так что хватит вести себя, как дрянь. Я не знаю, почему ты все время так со мной разговариваешь.

— Эй. — Кайден встает впереди меня. — Перестань так ее называть, черт возьми.

— Я могу называть ее так, как захочу, — парирует Джексон, складывая руки на груди. — Ты не знаешь, через какое дерьмо пришлось пройти этой семье из-за нее. Ее маленькие проблемки или что там чуть не свели маму с ума.

Калеб с интересом наблюдает за мной, ожидая моей реакции. Я не могу отвести от него взгляда. Я хочу, но он берет надо мной верх, потому что знает, что это за проблемки — он их создал. Я медленно ослабеваю, разваливаюсь на кусочки словно Царица ночи — цветок, цветущий один раз в году ночью и умирающий до рассвета, его жизнь и счастье быстротечны.

— Оставь ее в покое. — Калеб вскидывает брови с расползающейся на губах улыбкой. — Может, у Кэлли есть на то свои причины.

Забери меня отсюда. Забери меня отсюда. Спаси меня. Спаси меня. Спаси меня.

Вдруг мои ноги начинают двигаться, а меня куда-то тащат. Задняя дверь распахивается, и меня спускают по лестнице на середину подъездной дорожки.

Стоя у подножия лестницы в свете крыльца, Кайден с неуверенностью в глазах смотрит на меня, его руки лежат на моих плечах.

— Что случилось? У тебя такой взгляд...

Я сдавленно выдыхаю.

— Я не очень-то люблю своего брата.

На его шее двигаются мышцы, когда он с трудом сглатывает.

— Кэлли, мне знаком страх. Поверь мне. Я видел его на лицах своих братьев, испытывал множество раз. Ты боишься его. Я вижу это по твоим глазам.

— Боюсь своего брата? — притворяюсь я, про себя моля Бога, чтобы он не узнал, и боясь того, что в этом случае может произойти.

— Не надо, — строго говорит он, прижимая ладонь к моей щеке. — Ты боишься Калеба. Он... он сделал это с тобой?

— Да. — Я даже не собиралась говорить, оно просто само вырвалось. Я гляжу на него, прислушиваясь к биению сердца в груди, к пению ветра, к ломающемуся звуку где-то вдалеке.

Он сглатывает комок в горле.

— Кэлли... я... тебе нужно кому-нибудь рассказать. Нельзя позволять ему спокойно жить своей жизнью.

— Это не имеет значения. Прошло слишком много времени, и даже копы ничего с этим не могут поделать.

— Откуда ты знаешь?

Я пожимаю плечами, чувствуя себя оторванной от мира.

— Потому что я уже интересовалась этим вопросом и поняла, что у меня больше нет вариантов. Что сделано, то сделано.

Он встряхивает головой, его челюсти сжимаются.

— Это несправедливо.

— Как и твоя жизнь, — говорю я, желая вернуть свое мгновение. Я хочу его вернуть. Господи, пожалуйста, верни мне его. — Справедливости вообще нет.

Повисает молчание, и все вырывается наружу, когда я утыкаюсь ему в грудь, текут слезы из-за того, что тайна, которую я хранила, разлетелась на маленькие кусочки. Против моей воли он берет меня на руки и баюкает, а потом несет по лестнице в мою комнату, пока я выплакиваю каждую слезинку, что таится у меня внутри.

Он ложится со мной на кровать, и я зарываюсь лицом на его груди. Каким-то образом я перестаю плакать, и мы лежим, чувствуя боль друг друга. В конце концов, я засыпаю в его руках.

Кайден

Как только она засыпает, я наблюдаю за ее дыханием, пытаясь постигнуть смысл жизни. Злость накрывает меня как чертова бьющаяся о берег волна. Мне хочется убить Калеба. Забить до смерти самыми болезненными способами.

Когда я слышу, что Калеб и ее брат, смеясь, покидают дом, с разговорами о предстоящей вечеринке садятся в машину и уезжают, что-то внутри меня щелкает. Внезапно вся накопившаяся злость прорывается, и я знаю, что делать.

В тот вечер Кэлли спасла меня от избиения, после которого я, наверно, бы не выжил, но еще она спасла меня от самого себя. До нее я умирал изнутри, в моем сердце ничего не было, кроме зияющей дыры.

Осторожно высвободив руку из-под ее головы, я беру свой телефон и выскальзываю за дверь, перед уходом бросая на нее еще один взгляд. Сбегая с лестницы, я шлю Люку сообщение, чтобы он за мной заехал, а потом по подъездной дорожке ухожу от ее дома в неизвестность.

Я иду в том направлении, где никогда не был, позволяя холодному воздуху поглощать меня. Спустя пятнадцать минут к обочине подъезжает грузовик Люка. Потирая руки, я запрыгиваю внутрь, когда теплые потоки охватывают мою кожу.

— Ладно, что у тебя там случилось с этим гребаным сообщением? — Он натягивает пониже шапочку-бини и включает нагреватель сильнее. — Ты понимаешь, что мне вот-вот должно было повезти с Келли Аналло?

— Прости, — бормочу я. — Где ты был?

— У озера. — Он выворачивает руль вправо и едет по боковой дороге. — Там была вечеринка.

— Ты случайно не видел там брата Кэлли и Калеба Миллера?

Он останавливается у знака «стоп» и включает стеклообогреватель, когда лобовое стекло запотевает.

— Ага, они приехали как раз, когда я поехал за тобой.

— Тогда езжай туда. — Я машу ему рукой, чтобы он ехал. — Мне нужно кое-что сделать.

Мы едем молча, я дергаю коленом и стучу пальцами по двери. Грузовик качается, когда мы пробираемся сквозь деревья и выезжаем с другой стороны. Мы останавливаемся, и я замечаю возле костра у берега Калеба, болтающего с какой-то блондинкой в мешковатой куртке поверх обтягивающего розового платья.

— Мне нужно, чтобы ты кое с чем мне помог, — говорю я, когда Люк паркует машину и вылезает из нее.

Он замирает, высунув одну ногу наружу.

— Что такое? Ты как-то странно себя ведешь... меня это немного беспокоит.

Я не свожу взгляда с Калеба. Он ниже меня на пару-тройку сантиметров, но я помню, что на вечеринках он участвовал в нескольких драках и, определенно, мог затеять и свою.

— Мне нужно, чтобы ты меня подстраховал.

Вытащив сигарету изо рта, Люк изумленно смотрит на меня.

— Ты собираешься устроить драку?

Я решительно киваю.

— Да.

— Так ты хочешь быть уверен, что тебе не надерут твою тупую задницу? — Он прикрывает ладонью рот и щелчком открывает крышку зажигалки.

— Нет, я хочу, чтобы ты меня остановил прежде, чем я его убью. — Я поворачиваю ручку и выпрыгиваю из машины.

— Ты что? — Перед его лицом поднимается облако дыма.

— Останови меня прежде, чем я его убью, — повторяю я и захлопываю дверцу.

Он встречается со мной спереди у машины, стряхивая пепел с кончика сигареты на землю.

— В чем дело, приятель? Ты знаешь, я не очень хорошо действую в безрассудных ситуациях.

Я притормаживаю в конце ряда машин.

— Если кому-то... кого ты любишь, причинили боль самым ужасным способом, что бы ты сделал?

Он пожимает плечами, глядя на костер.

— Все зависит от того, что именно сделали.

— Что-то очень плохое, — говорю я. — И это оставляет шрамы на всю жизнь.