— Ты знаешь, — шепнул Антон.

Лифт остановился, и с сожалением расставшись с прерывистым дыханием желанного мужчины, Маша рванула к дверям квартиры, тщетно пытаясь попасть ключом в замочную скважину.

— Я сам, — отрезал Антон, перехватив ее запястье.

Забрав связку и уверенно открыв двери, он улыбнулся, приглашая спутницу в сумрак прихожей.

Едва оказавшись в квартире за захлопнувшейся дверью, оба отбросили все формальности. Нетерпеливо обвив руками шею Антона, Маша нашла его губы. Ключи, брошенные на тумбу дрожащими от предвкушения руками, сиротливо звякнули и приземлились на пол.

Властно притянув Машу, Антон развернул ее спиной и, проложив дорожку поцелуев вдоль шеи к уху, ловко расстегнул молнию на платье. Струящаяся материя соскользнула с гладких плеч к стройным ногам. Сильные мужские руки обжигали нежную кожу, скользили по хрупкому телу, оставляя за собой разряды электротока. Маша захлебывалась от желания, кусая губы и безуспешно пытаясь расстегнуть рубашку непослушными пальцами. Не выдержав, она настырно рванула ткань, и последние пуговицы запрыгали по полу, укатившись под пуфик.

— Да ты тигрица, — восторженно заметил Антон, стягивая с себя рубашку.

— Мур-р-р, — подыграла Маша и провела ноготками по его спине. Рывком он поднял на руки податливое тело и, вздрагивая от влажных поцелуев, осыпающих его шею и грудь, стремительно зашагал в сторону спальни.

Опустив свою ценную ношу на постель, Антон отстранился, чтобы освободиться от брюк, но Маша требовательно прижалась, обвивая его бедра ногами. Досадно поморщившись, он принял условия и опустился на локти. Широкие ладони гладили живот, губы блуждали по лицу плечам. Вызволив из атласного бюстгальтера аккуратную грудь, Антон обхватил губами затвердевший сосок, и Маша невольно выгнулась навстречу. Задыхаясь от предвкушения, она взяла в руки его лицо и подарила самый страстный поцелуй, на какой только была способна, позволив Антону стянуть с себя ажурные трусики.

Не в силах контролировать желание, он окончательно разделся и резким толчком ворвался в наслаждение. Хриплые стоны сорвались с губ. Словно извиняясь за грубость, Антон сменил ритм. Его прикосновения стали нежными, движения — плавными, невидящий взгляд блуждал по Машиному лицу в попытке сфокусироваться. Там, в синих омутах, горела страсть. Сегодня, сейчас, ей нужна нежность и забота. Она так устала быть сильной, ей просто надо быть желанной, необходимой, любимой… Медленные движения становились быстрее, сильнее, жестче. Каскад темных волос в беспорядке рассыпался по подушке. Пальцы яростно вцепились в простынь, лицо украсилось маской величайшего блаженства. Видя пухлые губы приоткрытого рта, слыша шумно вдыхаемый на каждом толчке воздух, чувствуя запах страсти, Антону все труднее было сдерживаться. Он замер…

— Пожалуйста… — тихий шепот разорвал тишину, отразившись звоном в голове.

Ловко обхватив его бедра, Маша змеей выскользнула из-под Антона и в один миг оказалась сверху. Дразнящие движения бедер, аккуратные холмики грудей, едва прикрытые ниспадающими влажными прядями; опущенные ресницы… Наслаждение в каждом касании, в каждой секунде слияния тел. Сжав ладонями упругие ягодицы своей наездницы, Антон задал ритм. Мгновение, вспышка, запрокинутая в экстазе голова в ореоле летящих локонов… И взрыв! Собственное тело отказалось слушаться, растворившись в ощущениях. Маша обессилено опустилась Антону на грудь, тяжело дыша. Аккуратно проведя пальцами по темным завиткам, скользнув языком по мужскому соску, она улыбнулась:

— Для первого раза неплохо.

Антон рассмеялся и, прижав нахалку, еще хриплым от страсти голосом пригрозил:

— Тогда придется повторить и, — взгляд метнулся к настенным часам, — думаю, не один раз.

В эту ночь мужчина и женщина сгорали дотла и возрождались заново с каждым движением…

ГЛАВА XVIII

Утро пришло неумолимо быстро, и былая бесшабашная, пропитанная вкусом неожиданного счастья нега сменилась приступом тоски и щемящей боли. Маша неохотно открыла глаза. Она не спешила этого делать, ведь в очередной раз пришло проклятое число — тринадцатый день месяца, когда не стало Юры. Наверное, это хорошо, что оно наступило именно сегодня — успело отрезвить, дать хлесткую пощечину. И, если бы рядом не лежал мужчина, тот самый, что дарил Маше нежность и страсть минувшей ночью, да охапка роз, красовавшихся в резной вазе на столике у окна, она, наверное, усомнилась бы в реальности всего, что с ней произошло за последний месяц.

— Все нормально? — за скорбными мыслями Маша даже не заметила, что Антон проснулся. Она обернулась к нему и тихо сказала:

— Да, все хорошо. Я сейчас за Олегом поеду, а потом мы… На кладбище съездить надо.

Антон невольно нахмурился.

— Ты уверена? Может…

— Антон, так надо, — твердо отрезала Маша. — Мы каждый месяц ездим, а сегодня годовщина.

— Как знаешь, — не стал спорить Антон, хотя, по его мнению, ежемесячно посещать могилу покойного с ребенком бессмысленно и чревато душевными расстройствами. Ладно Маша, а Олег? Он совсем маленький, зачем бередить рану? — Может, ты одна съездишь? А я Олега заберу.

— Антон! — закипела Мария. — Мы едем вдвоем, понятно?

Она осеклась под пристальным мужским взглядом. Антон не понимал, как легко можно так быстро меняться. Сегодня ночью он узнал ее настоящую — живую, страстную, нежную. И вот она снова холодная, резкая, как будто решает спор в своей карьере.

— Извини, — прошептала Маша, — но это и правда не подлежит обсуждению. Я буду признательна, если ты позаботишься об обеде.

— Сходим в ресторан.

— Нет-нет, мы будем обедать дома. Олег и так устанет.

Антон раздраженно выдохнул, но сдержался.

— Хорошо, обедать будем здесь.

— Спасибо, — натянуто улыбнулась Маша и упорхнула в ванну.


За резной оградкой было спокойно и тихо. Трава не успела прорасти, Маша лишь выдернула пару колючек, поправила венки и возложила на холмик букет цветов. Потом присела на скамейку и позвала сына.

Олег сел рядом с мамой и принялся жевать свежую булочку с маком. Обычно они вспоминали какие-нибудь смешные случаи из их семейной жизни, из-за чего посещение Юриной могилки получалось не столь прискорбным. Сегодня оба молчали. То ли истории закончились, то ли Маша испытывала странную неловкость, но Олег чувствовал, что это тринадцатое число отличается от всех предыдущих. В силу возраста он не понимал этих изменений, не смея, однако, спросить о том, что было для его сознания непостижимым и важным. И только детское незащищенное сердце интуитивно сжималось и разжималось с большей силой, замирало и пускалось вскачь.

Тем временем Маша решилась на то, что сознательно оттягивала все это время. Пока сын кушал булочку, она достала ставший ненавистным мятый тетрадный лист, нашла место, где закончила читать признания тети Зины в прошлый раз и, вздохнув, продолжила.


… Я, признаться, Вальке-то не поверила. Мало ли, что с перепугу за сына навыдумываешь? Да только как узнала, что Юрочка умер, так еще гуще и поседела. В тридцать два сердце остановилось. Не бывает таких совпадений, Мария! Теперь за Олега бороться тебе надо, как Валя за Юру боролась. У нее не получилось… Вот только сказала мне Валентина, что к ведунье она какой-то ездила, когда беременная была. Та и поведала, что есть управа на проклятье. Исчезнет оно, если мужчина из Шуваловых жизни своей не пожалеет за род цыганский. Не знаю, что это значит, да и звучит страшно. Ты ж, Маша, когда понесла, Валя опять в те края наведалась, да только опоздала — померла уже старуха. У матери Юриной не было времени, чтобы обдумать все, а у тебя, Маша, годы в запасе. Береги мальчика своего!

Ну вот, все вроде. Я, Мария, тоже сдаю. Не та стала, нет в теле силы былой. Может, ты письмо читаешь это, а я и не жива уже… Удачи тебе, девочка! Коли даст судьба, может, свидимся, а нет, знай, что не забавы ради написала тебе. Сыночка за меня поцелуй. Бог в помощь.


Машины руки задрожали, она снова перечитала все письмо. И опять, и еще раз, будто надеясь, что часть страшных слов растворится, исчезнет с бумаги. Боже, неужели это правда? Ей срочно нужно в Антоново! Если тетка Зина до сих пор жива, то Маша узнает все подробности и обязательно найдет выход! Только бы не поздно…

Тем временем, покончив с булкой, Олег стал крошить другую галкам. Они уже кружились над головами в предвкушении скорой наживы и теперь не стеснялись клевать крошки с могильного холма в присутствии людей. Маша положила на столик пару конфет, и те сразу утащили птицы.

— Мам, а почему папа так рано умер? — спросил Олег.

Маша вздрогнула. Тайком вытерла непрошенные слезы и, сложив письмо, убрала его в сумочку. За все прошедшие месяцы сын ни разу не задал такого вопроса, он вообще не спрашивал, как это случилось и почему. Казалось, что он просто принял факт того, что папа теперь живет на небе.

— Малыш, я не знаю, — прошептала Маша. — Наверное, он был очень хорошим.

Олег нахмурился и поджал губы.

— Ты тоже хорошая. И я. Получается, я тоже скоро умру? — Олег посмотрел на мать так серьезно, что внутри у Маши затрепетало. Перед глазами заплясали обрывки фраз из письма.

— Не говори глупостей! — разозлилась она и поспешила выйти за ограду, увлекая за собой Олега. — Пойдем, пора домой.

— Нет! — заупрямился мальчик. — Я хочу к папе!

— Олег! — чуть ли не завыла Маша. — Что ты какое несешь? Ну, послушай, мы обязательно сюда придем, просто… Просто сегодня слишком жарко, и у меня уже кружится голова, понимаешь? Что ты будешь делать, если я упаду? Так что, давай, поехали домой.

Олег обиженно посмотрел на памятник, потом на маму и вздохнул:

— Ладно, поехали. Только папа на нас обидится.

— Не обидится, — заверила Маша. — Он знает, что я жару плохо переношу.

— А Антон приедет с нами? Потом.

— Антон? — удивилась она и, присев на корточки, взяла сына за печи и посмотрела в глаза. — Олег, послушай, Антон ждет нас дома и уже, наверное, волнуется. Давай не будем его расстраивать.

— Он тоже хороший, — серьезно заметил мальчик. — Как папа. Я не хочу, чтобы он умер.

Настала тишина. Маша не знала, не понимала, как правильно говорить с сыном на такие темы, поэтому сказала то, что ответил бы любой:

— Антон не умрет.

ГЛАВА XIX

В квартире витали ароматы еды, и Маша с Олегом невольно потянули носами, хотя аппетита не было у обоих.

— Как все прошло? — поинтересовался Антон.

— Спасибо, нормально, — Маша сняла солнцезащитные очки и повесила их на зеркало. Вздохнув, она, ни к кому не обращаясь, произнесла: — Даже не верится, что год прошел. Олег, пора обедать.

Притихший мальчик побрел на кухню.

— А ты? Может, перекусишь? — предложил Антон.

— Нет, спасибо. Я, если можно, выпью чая.

Маша скрылась в ванной, а Антон отправился в кухню. За все время, проведенное в этом доме, он уже привык к обязанностям не только няни, но и кухонного работника. Одни блины чего стоят… Правда, по большей степени, они с Олегом питались в ресторане, но иногда мальчик упрямился, и тогда Антон заказывал пищу на дом. Вот и сегодня после тяжелой поездки ребенок вряд ли захотел бы куда-то идти, как считала Маша. Антон был другого мнения, но спорить не стал.

— Ну что, чемпион, по супчику? — подмигнул он Олегу. — Твой любимый, с тестом.

Ребенок молчал, уставившись в пол. Антон поставил перед ним тарелку и сел рядом.

— Если остынет, будет невкусным, — предупредил он.

Олег хмуро посмотрел, но спорить не стал — нехотя взял ложку и начал есть. Маша неторопливо вышла из ванной и присоединилась к скромной компании, взяв кружку с крепким чаем.

За столом царила неестественная тишина. Олег, ни на кого не глядя, ел суп, Маша погрузилась в свои мысли, изредка делая глоток. Антону было неуютно, он чувствовал себя лишним. Когда тарелка Олега опустела, мальчик пошел в свою комнату.

— А второе? — крикнул вслед Антон, но Олег даже не обернулся. — Ну и ладно. Маш, может, все-таки, поешь? Что с чая возьмешь?

— Жарко, — она помотала головой. — Возможно, вечером.

— Ну, как знаешь, — Антон хлопнул по столу и принялся загружать тарелки в посудомоечную машину. Ему было немного обидно, ведь он так ждал их возвращения, старался, черт побери.

— Антон, мне надо уйти. Сможешь посидеть с Олегом?