— Будешь моей женой?

Вот так просто, с какими-то нелепыми полевыми цветами в руках, не думая ни о чем. Слова сами сорвались с его губ, потому что перед ним сидела та, без кого этот месяц был самым долгим в жизни. А она так умилительно выглядела с маринованным огурцом в одной руке и шоколадной конфетой в другой, что другим словам не нашлось места в его голове.

Маша замерла, Олег застыл за спиной Антона, восторженно улыбаясь. Проглотив едва не застрявший в горле кусок, она попыталась осознать, что только что произошло.

Перед ней на коленях стоял мужчина, причем не просто мужчина, а тот, мысли о котором не покидали ее голову целый месяц. И он задал ей такой вопрос… И, кажется, она должна что-то ответить. Причем, не только ответить, но и сказать… ведь у нее тоже есть важная новость. Слова застряли где-то глубоко внутри, никак не желая слетать с языка. И только когда глаза увидели, что за цветы Антон держит в руках, плотину прорвало…

Маша заплакала. Это были слезы счастья и облегчения, и они, как назло, тоже мешали говорить. Тогда она, всхлипывая, просто взяла букет и прижала его к груди.

— Это нет? Или да? Или я тебя обидел? Машуня, звездочка родная, да что с тобой? — испугался Антон.

Олег в один миг оказался рядом и горячо обнял Машу.

— Мамочка, ну что ты? Тебе не понравились цветы??

— Ну вас, — промямлила она, откусив конфетку, и хитро добавила: — Мы согласны!

— Да! — счастливо выкрикнул Олег. — Мы с мамой согласны!

Антон обхватил Машины колени и горячо пообещал:

— Я никому не дам вас в обиду! Вы — два моих солнышка!

— Ну-ну, два… — улыбнулась Маша и с нежностью погладила свой живот.

ЭПИЛОГ

— Васька, Васька, стой, мама меня наругает!

Пятилетний Антон бегал по двору за пронырливым поросенком, удравшим из загона, который мальчик играючи отворил.

— Васька! — еще раз крикнул ребенок, но поросенок юркнул в приоткрытую дверь избы. Забежав следом, Антон притих.

За столом, накрытым полотняной скатертью, сидела бабушка и со злостью качала головой, глядя в белую чашку.

— Ничего не выйдет у меня, голубушка. Проклятие, что на роду твоем лежит, слишком сильное.

— Но что-то же можно сделать? Заговорить, отмолить грехи, к батюшке сходить! — женщина, сидящая напротив, рыдая, заламывала руки.

— Можно только молиться, чтоб у тебя дочь родилась, а не сын… Пойми ты, глупая, цыганское проклятие только жертвой можно прервать, да не абы какой, а конкретной!

— Скажи же, что надо сделать?! Я на все готова ради своего ребенка!!

— Ну, слушай. Проклятие будет снято только в том случае, ежели мужчина из рода проклятых не пожалеет жизни своей для спасения человека из рода проклявших.

— Жизнь за жизнь? — испуганно заморгала женщина.

— Да.

Антон на цыпочках подкрался сзади и заглянул в чашку, которую бабушка все еще держала в руках. Ничего особенного — большое черное пятно, похожее на крест, что стоит на верхушке поселковой церкви. Только там крест красивый, золотой, а в кружке — черный, как уголь в печи.

— Ну-ка, кыш, постреленок! — шикнула бабушка, и Антон стремглав выскочил из избы.

Через несколько минут следом вышла женщина, одной рукой придерживая большой живот, а другой зажимая рот. Осторожно подойдя к двери, Антон просунул нос в щель все еще надеясь разыскать поросенка.

— Только когда мужчина твоего рода пожертвует своей жизнью за мужчину моего рода, рассыплется в прах заклятие моей Зары. Только тогда…

Потряхивая космами, будто присыпанными печной золой, бабушка, охая, продолжала разглядывать грязную чашку, словно ища там подробные ответы на все вопросы. Но ответы судьба не дает никому, меняя их с каждым новым витком человеческой жизни.

Так и в истории двух родов, что невероятным образом пересеклись во вселенной, ответы нашлись своевременно. И к счастью, судьба не забрала жизнь пятилетнего ребенка, готового пожертвовать собой ради того, в ком текла кровь цыганки, проклявшей мужское семя обидчика.