Анна Годберзен - Слухи

— О, мистер Кэрнз, вы так добры! — Элизабет так и не отняла у Сноудена своей руки, и тон ее был медовым. — Я и представить себе не могу лучшего способа отметить Рождество, и…

Когда сестра закончила свою речь, Диана увидела фигуру в холле. Эта женщина, заглядывавшая в полуоткрытую дверь, пыталась пригладить свои волосы, но они становились еще более растрепанными. Длинная ночная сорочка, свободно ниспадавшая от талии, придавала ей вид какой-то безумной участницы греческого хора — так подумалось Диане, прежде чем до нее дошла вся серьезность ситуации. Эта маленькая фигурка с тревогой наблюдала за происходящим огромными глазами, темными, как черные озера в лесу. «Вот что такое настоящий сюрприз», — подумалось Диане; затем она осознала, что им с сестрой придется многое объяснить.

«Светские дамы неохотно расстаются со своими обидами. Я знала некоторых, которые более двадцати лет таили злобу на своих соперниц в свете или на своих сестер и детей. Такова их привилегия. Однако есть среди нас и такие, кто просыпается в рождественское утро в надежде, что в этом году праздник будет днем объединения.»

Миссис Л. А. М. Брекинридж. «Законы пребывания в великосветских кругах»

Молчание могло бы длиться часами. Элизабет заметила, что мать наблюдает за ней из прихожей, и, вспомнив, чего от нее всегда ожидали, медленно повернулась, оказавшись лицом к лицу с маленькой главой семьи. Она сознавала, что никогда еще так плохо не выглядела. На ней было все то же поношенное платье — Элизабет порылась в своем шкафу, но все ее вещи исчезли, и ей нечего было надеть. Миссис Холланд стояла с приоткрытым ртом: она внимательно разглядывала дочь с головы до ног и с ног до головы. Затем большими шагами проследовала в центр комнаты и притянула Элизабет к себе на грудь.

— О, слава Богу, слава Богу, слава Богу, — повторяла миссис Холланд снова и снова.

Мать никогда не прижимала ее к себе с тех пор, как Элизабет была ребенком. Впрочем, скоро мать отстранилась и закричала таким мощным голосом, что опасения дочери относительно ее здоровья развеялись:

— Клэр, иди сюда!

Клэр поспешно вошла в комнату, разрумянившись от того, что ей пришлось бежать. Она огляделась. Элизабет ободряюще ей улыбнулась, и после того, как Клэр долго на нее смотрела, кончик носа горничной покраснел, а на глазах выступили слезы.

— Клэр, — резко произнесла миссис Холланд. Она погладила Элизабет по волосам. — Задерни шторы. Как ты видишь, мисс Холланд к нам вернулась. Мистер Кэрнз, прошу прощения, вы, наверное, считаете нас очень странной семьей. Надеюсь, вы останетесь на рождественский обед. Диана…

Все посмотрели на Диану которая снова принялась теребить кружева. Больше всего ей хотелось провалиться сквозь землю.

— Да?

— Диана, ты поможешь Клэр приготовить ланч для мистера Кэрнза. И постарайся, чтобы он не скучал.

Миссис Холланд обвела взглядом комнату, словно оценивая, до какой степени восстановилась ее власть. Клэр задернула портьеры, и затененная комната вновь стала той гостиной, которую помнила Элизабет. Без естественного освещения трудно было заметить, что не хватает азиатских ваз и одного — двух пейзажей, исчезнувших со стен.

— А ты, Келлер…

Элизабет запаниковала:

— Мама, он не виноват. Он…

— Я не знаю, о чем ты говоришь, Элизабет. — Мать взяла ее за локоть, и Элизабет почувствовала, что этим прикосновением ей приказывают молчать. — Я спрашиваю Келлера, где он был. Мне было чертовски трудно найти кого-нибудь, кто так же хорошо разбирался бы в лошадях, как ты, — продолжала она, обращаясь к Уиллу. — Ты уехал, и я виню тебя в том, что мне пришлось их продать.

— Простите, миссис Холланд.

Уилл взглянул в глаза своей прежней хозяйки так, как мог бы посмотреть в морозное утро, когда не было другого выхода, кроме как выйти на холод. Он стойко выдержал ее взгляд.

— Но вы же знали, что я не могу оставаться здесь вечно.

Он моргнул, затем перевел взгляд на Элизабет. Ей хотелось подойти к нему и встать рядом, чтобы показать всем свои чувства, но по его взгляду она поняла, что в этом нет необходимости.

— Келлер, мы обсудим это позже.

Теперь миссис Холланд взяла Элизабет за запястье и увлекла ее за собой из гостиной. Четверо оставшихся в комнате хранили молчание. Элизабет заметила на ходу запах хвои, исходивший от елки, и тихое потрескивание огня в камине, который затопил сегодня утром Уилл, а также его ободряющую улыбку. Потом они с матерью начали подниматься по лестнице. Элизабет ощутила привычный страх перед крутым нравом матери. Как же ей рассказать, где она была и что делала? Но ее утешало, что мать так крепко держит ее за руку, — это говорило о том, что она не так уж плохо себя чувствует. Они как раз добрались до площадки второго этажа, когда над перилами показалась голова тетушки Эдит.

— Элизабет! — закричала она.

Хорошо, что Эдит держалась за перила. Она бегом пустилась вниз по лестнице и, поравнявшись с племянницей, обняла ее.

— Как же это? — прошептала она, отстраняясь.

Похудевшее лицо тетушки хранило следы фамильной красоты Холландов, которой Эдит славилась в молодости. Элизабет заглянула в маленькие круглые глаза тетушки и увидела, как та потрясена.

— Может быть, мы все присядем где-нибудь? — предложила Элизабет, и мать с теткой повели ее в спальню.

Элизабет и тетушка уселись в кресла у камина, а миссис Холланд направилась к окну и выглянула на улицу: Она молча возилась с кружевными занавесками, раздергивая их.

Элизабет не находила слов. Та Элизабет, какой ее воспитали в этом доме, снова вернулась, и такой девушке было не объяснить, что увлекло ее на Запад. Но тетушка призывала ее заговорить — так упорно она смотрела на племянницу. Рот ее искривился, словно она собиралась заплакать. Пауза затянулась, и Элизабет поняла, что ей придется заговорить первой. И как только она начала, вдруг оказалось, что она уже не может остановиться:

— Я не могла выйти за Генри Скунмейкера. Не могла это сделать. Я не могла за него выйти, и мне нужно было с этим покончить. Я люблю Уилла, мама. — Выражение лица матери не изменилось. Однако для Эдит это было уж слишком, и она потупилась. — Он уже уехал, когда я это поняла. То есть я уже знала, что люблю его, но, когда он уехал, я поняла, что жить без него не могу. Что не могу выйти замуж за Генри. И тогда я последовала за Уиллом и нашла его в Калифорнии. Он работал на судоверфи и откладывал деньги, чтобы арендовать участок возле Лос-Анджелеса. Он всегда так упорно трудится, и он много скопил. Даже здесь, в Нью-Йорке. У него было предчувствие, что там будет нефть, и теперь мы нашли ее. Уилл говорит, ее так много, что мы станем богатыми… И тогда мы сможем вам помочь, мама. Уилл тоже этого хочет.

— О, Элизабет. — Мать испустила тяжкий вздох. — Я возлагала на тебя такие надежды.

— Я знаю.

У Элизабет защипало глаза, и впервые за этот день она была не в силах взглянуть на мать. Она оглядела комнату, в которую едва ли заходила с детства. Комната была небольшой, и женщины так близко находились друг от друга, что Элизабет чуть ли не физически ощущала их смятение.

— Я знаю.

— Похоже на один из замыслов твоего отца, — продолжала мать, закрыв тему. Миссис Холланд оставила в покое занавески, и, когда снова заговорила, в голосе ее звучала горечь. — Ты бы могла выйти за кого угодно.

— Да. Но когда дошло до дела, оказалось, что я не могу.

Мать отвернулась от окна и посмотрела на нее долгим печальным взглядом. В луче света танцевали пылинки.

— О, Элизабет, — сказала она наконец. — Увидеть тебя вновь и обнаружить, что это не ты.

— Но это же я, мама. И мы скоро разбогатеем — мы все, благодаря Уиллу.

Миссис Холланд не обратила на эти слова никакого внимания. Она качала головой, и руки ее нервно сжимались и разжимались.

— Все это слишком дико, Лиззи. Не знаю, с чего ты взяла, что можешь поступать как тебе заблагорассудится. Убегать из дому. Ты знаешь, что ты сделала с нашей семьей? Ты знаешь, что ты сделала со мной?

— Я знаю, — загробным голосом ответила Элизабет.

— Ну так вот, пока я жива, ты не вернешься в Калифорнию. И никогда больше не увидишь Уилла Келлера…

— Луиза, — вмешалась Эдит, не поднимая на невестку глаз; однако тон у нее был решительный. — Мой брат всегда любил этого мальчика. И вообще, не получается ничего хорошего, когда разлучают любовников.

Элизабет была уверена, что слово «любовники» так же шокировало мать, как и ее саму. Пауза затянулась, но, видя, как изменилось лицо матери, Элизабет подумала: уж не намекает ли тетушка на какую-нибудь семейную тайну, в которую она не была посвящена?

— О! — наконец выдохнула миссис Холланд. Она закрыла лицо руками, плечи ее опустились. — О, Элизабет.

А между тем на первом этаже в доме Холландов развернулась бурная деятельность. Диана с облегчением увидела, что, судя по всему, Сиоуден не заметил, что его намеренно обманули.

— Какой сегодня поразительный день, — сказал он, когда Диана спустилась из своей спальни, где сняла пеньюар и надела юбку в горизонтальную зеленую полоску и черную шифоновую блузку. — Как мне повезло, что я оказался здесь в момент возвращения мисс Холланд.

— А как повезло нам, что вы здесь и сможете отпраздновать с нами, — ответила Диана.

Ей все еще было неловко за свою ложь, поэтому она была особенно любезна и предупредительна со Сноуденом.

— Без вас у нас и не было бы такого праздника, — добавила она искренне, поскольку его слуги были заняты тем, что доставляли в дом все необходимые продукты для настоящей рождественской трапезы.

Они разбрелись по дому, вытряхивая старые льняные скатерти и начищая оставшееся фамильное серебро. Они доставили новые канделябры, вазы и подушечки для кресел.

— Поскольку ваши мать и сестра заняты, быть может, вы бы посоветовались насчет меню обеда с мисс Брауд и со мной, прежде чем окончательно составить его? — Сноуден смущенно улыбнулся. — Пока мы ждем; чтобы остальные спустились к ланчу.

— Конечно, мистер Кэрнз… — Диана осеклась, увидев сквозь стеклянную дверь фигуру. Она чуть не запрыгала от радости, поняв, кто это. — Мистер Кэрнз, я отлучусь на минутку?

— Конечно.

Диана поспешно направилась к дверям и вышла на крыльцо с узорными железными перилами, где стоял Генри в черном пальто и шляпе. Она закрыла за собой дверь, но, оглянувшись, увидела, что Сноуден не сдвинулся со своего места в центре прихожей.

— За нами наблюдают, Генри.

Она старалась говорить спокойно и не улыбаться слишком много. Холодный воздух забирался под ее тонкую блузку.

— Так что не делай ничего опрометчивого, — добавила Диана подмигнув и таким игривым тоном, как будто призывала его к противоположному.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Генри.

Он пристально смотрел на нее, и глаза у него были встревоженные. Он явно не спал всю ночь. Ей было ужасно плохо без него, но, увидев Генри, она поняла, что ему было еще тяжелее во время их вынужденной разлуки. Она слышала, что мужчины очень тяжело переносят неудовлетворенность, и сейчас решила, что его измученный вид объясняется этим.

— Я сейчас не могу, Генри, — ответила она.

Она чувствовала себя скверной, оттого что вот так стоит с ним на виду у всех. Ей становилось все труднее стоять перед ним, не смея до него дотронуться.

— Тут такие новости, и в доме все вверх дном. Меня вот-вот хватятся.

— Но, Диана…

Генри сделал к ней шаг, и она чуть не поцеловала его, несмотря ни на что. Но Сноуден так и стоял в прихожей — она чувствовала его взгляд. Диана чувствовала, что может себя выдать, если продолжит беседовать с Генри, поэтому она отступила к двери и взялась за ручку.

— Генри, приходи позже. Приходи сегодня вечером. Но если ты сейчас не уйдешь, то у меня будут из-за этого неприятности! — прошипела она.

И Диана приоткрыла дверь, чтобы Генри не смог больше ничего сказать. Он продолжал смотреть на Диану, и в его глазах читалось такое страстное желание, что она ослабела. Ей стало так чудесно от этого взгляда, что она еще немного помедлила на пороге, прежде чем исчезнуть за дверью. Итак, она была готова еще немножко обманывать Сноудена.

Спустя несколько часов, после длительной беседы, Элизабет вышла из спальни миссис Холланд и увидела, что Уилл ждет ее. Не там, где он мог бы услышать разговор, а возле ее спальни. Подойдя к нему, Элизабет взяла Уилла за руку и повела вниз по лестнице для слуг. Там было совсем темно, и потолок был низкий. Этим путем она всегда пробиралась к любимому, когда желание начало перевешивать последствия, и еще до того, как было принято какое-то решение.