Я улыбнулась:

— Но если б я убила Пэнси, то ничем бы не рисковала, влезая в расследование, а раз вы велите мне этого не делать, значит, сами не верите в мою виновность.

— Важно не во что я верю, а что могу доказать. И к сожалению, я не могу доказать вашу непричастность. Все добропорядочные граждане Греховодья, вероятно, сплотятся вокруг Селии и потребуют вашего ареста. Не забывайте, что Пэнси была племянницей мэра. Все может закончиться паршиво.

Вот же хрень!

Страх пронзил меня точно молния. Совсем забыла про контекст! Я ведь уже не Вашингтоне с сотнями тысяч людей и штатом адвокатов в моем распоряжении. Я в крохотном городке на байю. Чужачка, которая угрожала жертве убийства, связанной с политически важными местными.

Да уж, затаилась.

* * *

После стандартного предупреждения Картера не уезжать из города я рванула в спальню, дабы позвонить Харрисону и убедиться, что моя личина Сэнди-Сью прикрыта по всем фронтам. Спина напряглась, пока я сжимала трубку в ожидании ответа. Напарник не обрадуется такому повороту, а Морроу вообще с ума сойдет.

— Что стряслось? — раздался сонный и встревоженный голос Харрисона.

Он прекрасно понимал, что звонок в шесть утра — да еще и по предназначенному только для экстренных случаев мобильнику — ничего хорошего не предвещал.

Я кратко обрисовала ситуацию, опустив только причины нашего столкновения с Пэнси. Реакция Харрисона перешла от хихиканья над моим набегом в мир красоты к недоумению по поводу очередного трупа в непосредственной от меня близости.

— Иисусе, Реддинг! Ты можешь справиться с самым сложным вооружением, будто сама его разработала; можешь пересечь смертельно опасную местность, словно просто гуляешь по парку, но ты не в состоянии тихонько посидеть в этой своей деревне и хотя бы день ни во что не встревать! Я начинаю думать, что Морроу прав и настоящая проблема в тебе.

Я стиснула зубы, чтобы не послать его подальше. Харрисон, в общем-то, не виноват. Нужно быть здесь, чтобы понять, насколько Греховодье странное.

— Этот город — самое сложное из моих заданий. Я не училась быть гражданской. И точно не готовилась проводить конкурс красоты. Думаешь, сам бы лучше справился?

— Я парень.

— Вот именно. И я, по сути, тоже — по крайней мере, с точки зрения среднестатистической женщины. Ощущаю себя не менее потерянной, чем был бы ты на моем месте. Будто Алиса в Стране чудес. Я ничего здесь не понимаю и не могу сравнить ни с чем из своей обычной жизни. Ну какой из меня получился бы убийца, переживай я об испорченной прическе или сломанном ногте?

Харрисон вздохнул:

— Ну хорошо, легенда тебе явно не подходит, и я уверен, Морроу понятия не имел, что своим полным отсутствием женственности ты привлечешь всеобщее внимание. Но это не объясняет четыре трупа, всплывшие с твоим приездом.

— А я-то что могу сделать, если они продолжают появляться? Я не в силах помешать людям помирать от чужих рук.

— Черт. — Харрисон ненадолго замолчал, раздосадованный не меньше, чем я. — Не угрожай ты ей, все было бы проще. Чего такого она тебе сделала?

— Назвала меня дурой.

— О.

Он знал, как это слово меня бесит. Я готова стерпеть «сумасшедшую», «уродку», «бесчувственную тварь»… даже «толстуху», хоть это и неправда. Но никто не смеет безнаказанно называть меня дурой или слабачкой.

— И чем же ты это заслужила? — спросил Харрисон.

Твою мать. Я-то надеялась, что обойдемся без подробностей.

— Макияж, который я сделала девочкам, отличался от ее стандартов.

— Не удивлен, но паршивый макияж редко провоцирует на оскорбления. Не в зомби же ты их превратила?

Я вздохнула:

— В Леди Гагу.

— Нет.

— Пэнси сказала, что тема — высшее общество. Откуда мне было знать, что некоторые поп-певицы маскируются под аристократок.

— Даже не знаю, смеяться или плакать. Сделай мне одолжение, Реддинг. Открой шторы, чтобы тебя видел каждый прохожий. Затем сядь перед теликом и часов двенадцать без перерыва смотри что угодно, кроме Си-Эн-Эн. Два в одном: и узнаешь, что в мире творится, и обеспечишь себе свидетелей на случай, если всплывет еще один труп.

Я и так полночи изучала поп-культуру, но Харрисону об этом знать не обязательно.

— Что ты скажешь Морроу?

— Минимум, но даже это, наверное, доведет его до инфаркта.

— Он не может меня вытащить. Станет только хуже.

— Согласен, и это ему тоже не понравится. Ты же в курсе, как Морроу ненавидит безвыходные ситуации.

— Добро пожаловать в клуб.

— Держись, Реддинг. Я сделаю все возможное, чтобы сохранить твою легенду. Перезвоню, когда будут новости. А ты оставайся на виду. Если понадобится, сядь посреди главной улицы и играй на банджо. И убедись, что и на другое время у тебя есть свидетели, если эта королева красоты не единственная жертва.

Завершив звонок, я направилась в ванную — одеревеневшие от напряжения спина и шея отчаянно нуждались в горячем душе. Вообще, с самого прибытия в Греховодье я нечасто бывала одна, но, кажется, интриганки Ида Белль и Герти не считались надежным алиби. Не хотелось втягивать других в собственные проблемы, однако если постоянно находиться на людях, то, наверное, и все, с кем я взаимодействую, минуют расстрельный список Картера.

Я собрала волосы в пучок на макушке и, как и всегда в подобные моменты, заскучала по своему трехсантиметровому ежику, похороненному под всеми этими нарощенными патлами. Некоторые длинные пряди избежали захвата, и пришлось брать дополнительные заколки.

Процесс можно было бы упростить, просто воспользовавшись зеркалом, но с тех пор, как мы вернулись из Нового Орлеана, я не могла на себя смотреть.

Генезис, безусловно, гений. Она придала моим волосам простую естественную форму, так что теперь даже я сама могла с ними справиться. А потом она развернула кресло, дабы я в полной мере оценила ее труды, и я лишилась дара речи. Остальные приняли это за радостное ошеломление поразительными способностями мастера, но причина крылась в другом. Я выглядела в точности как мама. Перед приездом в Греховодье надо мной уже поработали, и я улавливала ее черты в отражении. Разлет бровей, изгиб губ — но все это мельком.

Будто заметить движение краем глаза.

Да и не задерживалась я перед зеркалом, чтоб приглядеться повнимательнее. Но там, в салоне, я словно смотрела на фотографию — самый мой любимый мамин снимок. Она сидела в шезлонге на пляже Мартас-Винъярд. [1] Наш последний семейный отдых перед ее смертью. Тогда мой отец был другим… более человечным.

Годы взрослой жизни промелькнули и исчезли из моей памяти, но я помню каждую минуту того лета на пляже. Идеального лета.

А потом мама умерла. И все полетело к чертям.

Глава 6

Я едва приготовила кофе, когда в дверь вновь заколотили. На сей раз на пороге обнаружились мои любимые пенсионерки, и выглядели они неважно. Ида Белль радовала уже привычным образом «мне не дали собраться», включавшим в себя халат и бигуди. На Герти, которая хоть и попыталась одеться, красовались фиолетовый спортивный костюм и широкая красная повязка, отделявшая спутанные волосы от багрового лица. Герти стояла, прислонившись к дверному косяку, и хрипела точно астматик.

Я выглянула наружу, но не нашла поблизости ее древнего «кадиллака».

— Вы сюда прибежали что ли?

— У кое-кого машина сломалась, — сообщила на удивление не запыхавшаяся Ида Белль.

— А кое-кто отказался выводить свою в туман, чтоб полировку не испортить, — прохрипела Герти.

— Вчера ваш «кадиллак» был в порядке. Что случилось?

Она втянула воздух и скривилась, как и всегда, когда не хотела в чем-то признаваться.

— Я сбила белку по дороге из кафе.

Я выпучила глаза:

— И-и-и-и-и? В Греховодье водятся гигантские титановые белки?

Ида Белль махнула рукой и прошла мимо меня в дом:

— Проклятая белка сидела на дереве.

— Опять не надели очки?

— Мне не нужны очки! — возмутилась Герти.

— Угу. — Я жестом предложила ей войти. — Сможете добраться до кухни, не разгромив по пути мебель?

— Хамки вы. Обе, — проворчала Герти, следуя за подружкой.

— А вы почему не запыхались? — спросила я Иду Белль.

На прошлой неделе ей пришлось бежать к моему дому, и пыхтела старушка как паровоз.

— Я, конечно, не запускала себя так сильно, как Герти, но недавний случай показал, насколько я расслабилась. Потому я теперь прохожу на своей беговой дорожке по три километра в день. И так как прежде, в отличие от некоторых, была в довольно неплохой форме, тело ответило быстро.

Когда мы гуськом двинулись из гостиной, Герти показала спине Иды Белль средний палец.

— Я все вижу, — отозвалась та, даже на миллиметр не повернув голову.

Я ухмыльнулась, и мы наконец вошли на кухню, где Ида Белль тут же схватила кофейник. Герти тем временем почти восстановила дыхание, и я еще раз оглядела ее наряд.

— Под влиянием Общества красных шляпок [2] и «Пляжа» [3]?

Она перестала помешивать кофе:

— Чего?

Я обвела рукой фиолетовый костюм:

— Образ. Я подумала, это некий мэшап. Забудьте.

Ида Белль подняла брови:

— Что именно ты делала после ухода из кафе?

— Могу сказать, чего не делала. Не убивала Пэнси Арсено.

Она кивнула:

— Мы знаем.

— Бедная Селия. — Герти шмыгнула носом.

— Да уж, — согласилась я. — Человек не должен переживать своих детей, а тем более находить их убитыми. Держу пари, она разваливается на куски.

— Беатрис сказала, что пришлось дать ей седативное. И одна из кузин забрала Селию в Новый Орлеан.

В повисшей тишине мы устроились за столом и по молчаливому соглашению за первые несколько глотков не проронили ни слова. Затем Ида Белль вздохнула:

— Я, конечно, рада целых две минуты не слышать болтовни Герти, но нам надо обсудить серьезную проблему.

— Я в курсе. И уже сообщила обо всем своему напарнику в Управлении. Он сделает все возможное, чтобы укрепить мою легенду, но если Картер начнет копать слишком глубоко, она не выдержит.

Герти округлила глаза:

— Конечно же, он не думает, что это ты! Картер молод и ему далеко до наших стандартов скрытности и изворотливости, но он умен.

— Герти права, — согласилась Ида Белль. — У тебя есть нужные навыки и даже возможность была, но не мотив. Никому и в голову не придет, что вся эта ерунда с конкурсом красоты может стать поводом для убийства.

— Жителям Греховодья — придет, — заметила я.

Глаза Герти стали еще больше. Ида Белль шумно выдохнула:

— Дерьмо. Ты права. Пэнси все терпеть не могли, но они ни за что не признают, что ее убил кто-то из местных. Ты идеальный козел отпущения, и вчерашняя ссора только укрепит эти подозрения в большинстве слабых умов.

— Не говоря уже о том, — поддержала Герти, — что наш идиот мэр будет искать быстрое решение. В этом году выборы. Трудно собрать голоса, когда позволяешь убийце собственной родственницы избежать наказания.

Я и так знала, что все серьезно, но теперь, когда все разложили по полочкам, ситуация выглядела совсем уж мрачно.

— И что нам делать? Харрисон велел держаться на людях, чтоб в случае нового убийства у меня было алиби.

— Это прекрасно, если предположить, что будет еще одна жертва и убьют ее так же, как Пэнси, — кивнула Герти. — А если это единичный случай?

Ида Белль покачала головой:

— Скорее всего, единичный и есть. Посмотрим правде в глаза: Пэнси была из тех, кого ненавидят сильно и долго. Сами же слышали вчерашний спор Марка и Джоани в церкви.

— Да уж. Вполне возможно, что кто-то годами ждал ее возвращения в Греховодье в надежде отомстить за школьные деньки.

Я нахмурилась:

— Вы правда думаете, что кто-то мог ждать несколько лет, чтобы убить Пэнси из-за какой-то школьной ерунды? Звучит бредово даже по меркам Греховодья.

От напряженных раздумий лоб Герти прорезали морщины.

— А вдруг мысли о возмездии год за годом вели убийцу в бездну безумия. И то, что должно было стать простой местью, закончилось пролитой кровью…

— Серьезно, доктор Фил? — не сдержалась я.

— Всю ночь телик смотрела! — догадалась Ида Белль.