Барбара Картленд - Солнечный свет

— Я не могу с самого начала, — ответила девушка. — Потому что я не знаю, где оно, это начало.

— А кто был ваш отец?

— Брат дяди Джарвиса.

— Значит, ваше имя Стэмфорд?

— Да, но мне им не разрешают пользоваться.

— Почему?

— Я точно не знаю, но, путешествуя за границей, отец использовал много имен. Это как-то связано с дядей Джарвисом — это он заставлял отца переезжать из страны в страну и менять имена.

— И ваша мать тоже ездила с ним?

— Конечно. Она любила его. Они очень любили друг друга. Она бы босиком пошла за ним на вершину Гималаев, если бы он того захотел.

— Но у него не было средств?

— Отец был очень богат. Но я думаю, большая часть денег приходила от дяди Джарвиса. Они ждали нас в банке той страны, куда мы приезжали. Мы жили с большим комфортом и очень счастливо.

— Но вы не возвращались в Англию?

— Я знала, что нам туда нельзя. Иногда папа начинал нервничать, становился замкнутым, и я знала: он скучает по друзьям, по охоте, по всему, что любил до отъезда за границу.

— Так что же случилось? — спросил герцог.

— Когда мы вернулись обратно в Европу, мы жили в Греции, пока отец не захотел еще раз побывать в Италии. Мы приехали в Неаполь, и там началась эпидемия тифа…

Герцог почувствовал дрожь в пальцах Хионы, но она продолжала:

— Это было ужасно… Все болели… И мы не успели уехать из города — мама и папа слегли. Сначала папа, потом мама…

— Но вы выжили?

— К несчастью…

Молчание нарушил герцог:

— А что же случилось потом?

— После смерти родителей мир для меня перестал существовать. Я оставалась на вилле, снятой родителями. Банк, который выдал мне деньги, пришедшие на имя отца, сообщил дяде Джарвису в Англию о смерти родителей. Таким образом он узнал, где я…

— И как я догадываюсь, приехал за вами?

Хиона закрыла глаза.

— Я не хочу говорить об этом.

— Но я смогу помочь только в том случае, если вы расскажете мне все, Хиона.

— Я думаю, вы не сможете мне помочь. Никто не сможет. Но если хотите выслушать историю моего несчастья, я продолжу…

— Да-да, именно об этом я и прошу.

— Дядя Джарвис появился и сказал мне… — Она глубоко вздохнула, и герцог понял: Хиона не в силах произнести эти слова. Но все же их произнесла, хотя и перешла на шепот: — Он сказал, что мои родители не были женаты и я незаконная дочь, или, как он заявил, ублюдок… — Внезапно она вырвала руку из руки герцога и с негодованием воскликнула: — Это неправда! Я знаю, это неправда! Папа вынужден был бежать с мамой, потому что отец хотел женить его на аристократке. И дядя Джарвис был с ним заодно!

— А ваш отец отказался?

— Он был помолвлен, но потом встретил маму…

— И они влюбились?

— У них была настоящая глубокая любовь. Папа понимал, что его отец никогда не согласится на этот брак, и уговорил маму бежать. Они были, были женаты, и я знаю где это произошло!

— Там должна быть запись, ее нетрудно найти.

— Но у меня нет возможности искать.

— Я могу найти.

— Вы? Вы будете искать?

— Да, это второе, что я обещаю сделать для вас.

— Мой дед по матери служил викарием в маленькой приходской церкви в Гемпшире. Но не он обвенчал их. Мама не хотела, чтобы у отца были неприятности, боялась, что он может пострадать. И поэтому они с папой поженились в портовом городе Дувре, я в этом уверена.

— Почему вы так думаете?

— Чтобы избежать шума, они решили уехать во Францию.

— А шум был?

— Думаю, да. Уверена. Когда они жили во Франции, дядя Джарвис приехал их навестить и сказал, что папа должен оставаться за границей из-за скандала, вызванного его поведением. Была и еще одна причина… — Хиона беспомощно развела руками. — Но какая — я не знаю. Папа никогда не рассказывал мне о ней. Мама говорила, что именно тогда дядя Джарвис стал присылать много денег, заставлял их менять имена и переезжать из страны в страну.

— А что случилось с деньгами?

— Дядя Джарвис заявил, что я — незаконнорожденная и ему стыдно, противно, что я живу на свете. Он сказал, что я не имею права на папины деньги и они его по закону.

— Я уверен, это не так. Рождены вы в законном браке или нет, если деньги вам завещаны, они ваши.

— А как мне это доказать? Дядя Джарвис привез меня в Англию, поселил здесь, в Стэмфорд-Тауэрсе. Он держит меня, как в тюрьме. Я никого не вижу, никуда не выхожу, а если осмелюсь привлечь чье-то внимание, он изобьет меня до смерти.

— А за что он сегодня избил вас?

— Не сегодня, вчера. Перед вашим приездом. Я пошла посмотреть, как накрыты столы в столовой. Я никогда не видела столько золотых блюд сразу, таких роскошных гирлянд из тепличных орхидей. А дядя Джарвис меня увидел…

— И избил?

— Я думаю, он рад любому случаю, чтобы пройтись плетьми по моей спине. Он приказал слугам плохо меня кормить, чтобы я ослабла и умерла и он бы от меня избавился…

Когда герцог попытался сказать, что не может поверить в звериную жестокость сэра Джарвиса, Хиона, уставшая от переживаний, уткнулась в свои колени, закрыв лицо руками. При этом платье ее на спине раскрылось, и герцог увидел на белой коже перекрестные рубцы: фиолетовые начинали заживать, другие — с запекшейся кровью — были совсем свежими…

Он не верил своим глазам и чувствовал, как в нем разгорается гаев. Такой же гнев охватывал его во время войны в Португалии при виде раздетых и покалеченных солдат. Он был готов тогда убить всех, творивших подобную жестокость.

Герцог понял: интуиция, заставившая его настороженно отнестись к сэру Джарвису, не подвела. Надо было немедленно спасать Хиону, на спине которой герцог увидел не только рубцы, но и ее худобу, выпирающий позвоночник. Девушка явно голодала.

Теперь было очень важно убедить Хиону довериться ему, убедить в том, что он ее спасет от зверя, пытающегося загубить молодую жизнь.

— Послушайте меня, Хиона….

Подчиняясь, как ребенок, она подняла к нему лицо, и он увидел, что девушка уже сумела успокоиться.

Он снова взял ее за руку:

— Я хочу, чтобы вы мне доверяли. Обещаю, даю слово чести, я вас спасу, я докажу, что ваши родители состояли в браке… И вы станете счастливой.

Хиона смотрела на герцога неверящими глазами. Когда же в них отразился луч заходящего солнца, они зажглись, как первые звезды, только что появившиеся над головой.

— Я поняла это, едва только увидела вас, — проговорила она тихо. — Ну, что каким-то образом, я не понимаю каким, вы посланы спасти меня…

Герцог, продолжая держать ее за руки, сказал:

— Сейчас я возвращаюсь в дом. Я подумаю, что мы можем сделать. Мы должны встретиться здесь завтра вечером.

— Но завтра вечером бал…

— Вот и хорошо. Нам будет легче исчезнуть, не вызвав ни у кого подозрений.

— Но у них могут возникнуть подозрения, если вы надолго исчезнете. В конце концов вы самый важный гость.

— Я думаю, самый важный — это мой подопечный, виконт Люсьен Фроум. Полагаю, вы знаете причину нашего визита?

— Клэрибел собирается выйти за него замуж?

— Если я разрешу.

— Судя по слухам в доме, все уже решено.

— Напротив. Я совершенно ясно дал понять, что думаю над тем, стоит пи моему подопечному делать предложение мисс Стэмфорд. И сейчас совершенно твердо могу заявить: нет ни малейшего шанса на мой положительный ответ.

— Очень мудро. Она не принесет ему счастья.

— А откуда вы знаете? И что вы о ней знаете, кроме того, что она дочь вашего дяди?

— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Не буду настаивать, — сказал герцог, — сейчас моя главная забота — вы.

— Я не собиралась втягивать вас в свои дела. И не надеялась, что увижу вас…

—…кроме как через окно? — с улыбкой перебил герцог. — Но мы встретились, Хиона, и я думаю, это — судьба.

Он почувствовал, как задрожали руки девушки, и спросил:

— Что вас пугает?

— Я просто подумала о ярости дяди Джарвиса, узнай он о моем разговоре с вами. А если бы еще узнал, о чем мы говорили…

— Он не узнает, — прервал ее герцог. — Но мы должны вести себя крайне осторожно. — Он поднялся и, поскольку все еще держал Хиону за руки, поднял и ее.

— Я возвращаюсь. Надеюсь, вы сумеете вернуться незамеченной и никто в доме не заподозрит о нашей встрече?

— Да, сумею. Слуги не любят ходить по темному лесу, им страшно. Меня же никто не хватится.

— А вы ужинали?

Она рассмеялась:

— Нет, но я найду что-нибудь у себя в комнате. Мне не велено выходить на кухню при гостях — их слуги и горничные могут меня увидеть.

— Вы такая худенькая, — заметил герцог, взволнованный мыслью о том, что девушка голодает.

Хиона пожала плечами:

— Я была избалована изысканной кухней при родителях. Мама считала, что кулинария — это искусство, и теперь мне трудно питаться объедками со стола слуг, но больше мне не на что рассчитывать.

— Настанет время, и все вернется на круги своя, — пообещал герцог. — Идите спать и надейтесь — вас ждет светлое и прекрасное будущее, яркое, как солнце, которое снова взойдет завтра утром.

— Хочется в это верить, — вздохнула Хиона.

— Если вы молитесь, а мне кажется, вы молитесь, попросите Всевышнего, чтобы ночь прошла поскорее.

— Как вы все замечательно понимаете! Именно эти слова мне всегда говорил мой папа.

— Думаю, ваш отец хотел бы, чтобы вы мне поверили, — я появился здесь, чтобы помочь вам.

— Я хочу верить, но боюсь…

— Дядю? Забудьте о нем.

Девушка глубоко вздохнула, и герцог понял: она боится новых побоев и дядиного гнева, если тот узнает, что она раскрыла семейную тайну.

— Вы обещали мне верить, — тихо сказал герцог.

— Я верю. Клянусь вам, верю, — страстно проговорила Хиона. — И благодарю вас, вы принесли надежду во мрак и отчаяние, обступившие меня.

— Считайте, что все уже позади. Скоро вы все забудете. А пока нам следует держаться очень осторожно.

Хиона согласно кивнула.

Герцог отпустил ее руки и, когда слова уже стали ненужными и последний луч солнца ускользнул за горизонт, повернулся и пошел обратно по дороге, извивающейся меж сосен, потом — среди кустов, и по ступенькам спустился вниз.

Ускорив шаг, он прошел не прямо к дому, а направился в другую часть сада и оттуда повернул к террасе, ведущей в гостиную с другой стороны. Теперь он ступал медленно и небрежно, словно погруженный в свои мысли. Возле ступенек террасы почувствовал: за каменной балюстрадой кто-то стоял и наблюдал за ним.

— Так вот вы где! — воскликнул сэр Джарвис, когда герцог величественно поднялся по ступенькам. — А я уж подумал, не случилось ли чего с вами.

— Я любовался вашим садом, Стэмфорд, — ответил герцог. — Он восхитителен. Вы должны мне назвать имя того, кто спланировал эту красоту.

Сэр Джарвис рассмеялся:

— Я очень рад, что он вам нравится. Не слишком ли самоуверенно с моей стороны, если я скажу: я сам? Да, да, это одно из моих достижений, которым я вправе и вполне заслуженно горжусь.

Не было сомнений, он говорил искренне. В то же время герцогу почему-то показалось, что он лжет.

Если Хиона не могла заснуть, не в силах поверить в происшедшее, то и герцога одолела бессонница. Весь вечер он заставлял себя держаться с сэром Джарвисом как можно приветливее и доброжелательнее, чтобы исключить любые подозрения, которые могли бы насторожить его. Наконец он вошел к себе в спальню, где Хибберт уже ждал его, и молча разделся.

Слуга собирался выйти из комнаты, перекинув через руку вечерний костюм герцога, когда тот сказал:

— Хибберт, что ты думаешь об этом месте? Мне интересно узнать твое мнение.

Слуга внимательно посмотрел на хозяина, понимая: вопрос задан не без причины. В армии он служил у герцога ординарцем и очень ловко добывал в захваченных городках или деревнях такие сведения, какие не мог раздобыть ни один англичанин. Но Хибберт, хотя и носил английское имя, являл собой букет национальностей: легко говорил на французском и португальском.

Немного подумав, он медленно проговорил:

— Ваше сиятельство, у сэра Джарвиса чересчур много слуг, больше, чем в любом доме, где мы бывали. Но ваше сиятельство спрашивает мое мнение, и я могу сказать: здесь людям не очень хорошо живется.

— А почему?

— Я, конечно, не вполне уверен, но здесь какая-то другая жизнь. Я думаю, хотя, может, смешно, но здесь все чего-то боятся.

— Ничего смешного. Попытайся выяснить, чего они боятся, и вообще узнай все, что сможешь.