– Руперт сказал, что больше не желает меня видеть. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

– Называется, и зачем ты только получала образование! Ты ведь можешь много чем заняться, Элли! У папы такие связи в Сити. Пусть подыщет тебе подходящую работу. Пора уже найти что-нибудь приличное. Тогда ты наконец переедешь из этого ужасного дома.

Мысли о том, что следующие сорок лет придется толкаться в метро, дыша в чужие подмышки и проклиная соседей, достаточно, чтобы по спине побежали холодные мурашки. Неужели мама не понимает? Я не хочу так называемую приличную работу. Мне нравится работать в Тэпли, где я каждую собаку знаю. Притом очень приятно иметь такую работу, из-за которой не надо нервничать, когда идешь вечером домой. И я хочу и дальше жить с Сэм. Конечно, там бывает не прибрано, и в тех случаях, когда мама наносит визит, приходится буквально окуривать весь дом и прогонять Мада в паб, но зато у нас мирно и весело, чего отнюдь не могу сказать о родных пенатах. Самые важные годы развития я провела, стараясь не ходить грязными ногами по ковру и получая разносы за отпечатки пальцев на оконных стеклах.

– Вероятно, Эмили могла бы подыскать тебе местечко, – уверенно продолжает мама, как будто моя сестра работает кассиром в Национальном банке, а не всесильным трейдером в «Голдман Сакс».

Я морщусь. Природа наделила Эм и красотой, и мозгами. Вот уж кому досталось все полной мерой. Даже в детстве она уламывала меня брать у нее Барби в кредит. Разумеется, в промежутках между фотосессиями в детском модельном агентстве.

– Если Эмили – банкир, не факт, что я тоже справлюсь, – замечаю я. – Я провалила экзамен по математике, если помнишь.

– Какие мелочи! – отмахивается мама, как будто неумение считать отнюдь не помешает мне сделать блистательную карьеру в финансовом мире. – Ну а Люси? Пускай найдет тебе работу в журнале.

Люси, вторая по старшинству сестра, в юности была моделью и регулярно появлялась на страницах «Мари Клэр» и «Космо», а потом вышла за какое-то титулованное ничтожество и посвятила свой досуг исключительно визитам в салоны красоты и общению с такими же стильными мамочками. Единственная газета, в которую меня примут на работу, – это скорее всего «Большой вопрос» [2] .

– Сомневаюсь, – отвечаю я. – Я слишком мелкая для модели.

Мама кивает:

– О да. Как жаль, что Шарлотта и Аннабель не работают. Они бы непременно что-нибудь придумали.

Я давлюсь чаем. Она действительно так плохо знает собственных дочерей? Шарлотту волнуют только те живые существа, которые обладают копытами и гривой, а Аннабель после фиаско на свадьбе скорее выколет себе вилкой оба глаза, чем согласится помочь.

– Мы как-нибудь выкрутимся, – говорит мама, похлопывая меня по руке. – Не вечно же тебе выдаваться из ряда вон.

Когда у тебя четыре старшие сестры, которые похожи на ангелов Боттичелли, в то время как ты больше напоминаешь пухлого рембрандтовского херувима, твой удел – именно что выдаваться из ряда вон. Я старалась ни в чем не походить на сестер, потому что знала: нет никакого смысла с ними соперничать. Жить на съемной квартире, встречаться с мужчинами, которые – о ужас! – занимаются ручным трудом, и плевать на карьеру – вот мой способ бунтовать. Но сейчас меня посещает неприятное ощущение, что время свободы минуло.

Когда мама уходит, окутанная ароматом духов, я шагаю к «Эстер» и благодарю Бога за то, что «БМВ» уже нет на месте. Еще одной эмоциональной травмы я не выдержу. Стоя на обочине и энергично затягиваясь последней сигаретой, я клянусь фордовской эмблемой «Эстер», что найду подходящего мужчину и дам маме повод мной гордиться. Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни. Если я сосредоточусь на поисках подходящего мужа, то, возможно, избегну нервного срыва. Мои познания о раке весьма ограниченны, но я хорошо знаю: я упаду и разрыдаюсь, если ничем не займу себя.

Итак, найти приличного мужчину, остепениться и сделать маму счастливой – вот три главных пункта в списке. И я твердо намерена их выполнить – в отличие от «выплатить кредит» и «записаться в тренажерку».

Впрочем, настроиться на нужный лад не так-то просто. Юристы не в моем вкусе; когда Руперт водил меня на корпоративные вечеринки, я от скуки лезла на стенку Но сейчас дело уже не во мне. Я должна сделать маму счастливой. После всех неприятностей, которые я причинила, я обязана ей хотя бы этой малостью.

Я докуриваю сигарету. Последнюю. Изучаю свое отражение в ветровом стекле, рассматривая свежеприобретенные морщинки и отводя спутанные волосы со лба. В очередной раз махнув рукой на финансовые трудности, я решаю отправиться в парикмахерскую и купить какую-нибудь приличную одежду, подобающую Элли Эндрюс, которая намерена подцепить идеального мужчину и порадовать бедняжку маму.

По-моему, я заслужила поощрение в виде похода по магазинам.

– Ничего себе! – восклицает Поппи, помощница Сэм, когда через несколько часов я вхожу в «Синюю луну». – Ну-ка повернись!

Я послушно кружусь перед кассой, едва не свалив стойку с ароматическими свечами, и встряхиваю только что подстриженными волосами, как настоящая фотомодель. Новая игривая прическа – до плеч длиной, волосы окрашены в яркий цвет красного дерева, в тон ресницам и бровям. Ноги гладенькие, как зеркало, а что касается линии бикини, то, будь это взлетно-посадочная полоса, пилотам уж точно понадобилось бы орлиное зрение.

– Черт возьми, – говорит Поппи. – Ну и кто он такой?

– Никто.

Я слегка раздосадована: ну и куда подевались феминистические чувства? Женщина, которая работает в магазинчике нью-эйдж и носит одежду от «Док Мартенс», должна жить в большей гармонии со своим внутренним «я».

– Одобряю, – произносит Поппи, заправляя длинные черные волосы за уши. – Решила после прошлой субботы сменить имидж? Кстати, клевый имбирный оттенок. Умно придумано – замаскироваться, чтобы друзья и родичи Руперта тебя не узнали.

– Это не имбирь, а каштан, – возражаю я.

– Тебе идет, – говорит Поппи, ныряя под прилавок. – Знаешь что? Хочешь, я разложу тебе таро? Посмотрим, не грядут ли перемены к лучшему.

Она вытаскивает потрепанную колоду карт и велит снять. Пока Поппи раскладывает карты, я грызу ногти и с тревогой думаю о маме.

– Ух ты! Ты только посмотри, Эл! – восклицает Поппи, тыча в вылинявшие карты тонкими пальцами. – Это – твое настоящее. В общем и целом – хаос, проблемы и метания.

– Ну надо же, – сухо замечаю я. – Есть какие-нибудь хорошие новости, или мне лучше прямо сейчас утопиться в котле с пастернаковым супом?

– Ты чересчур драматизируешь, – замечает Поппи. – Сейчас я посмотрю остальные карты. Не сомневаюсь, что тебя ждет лучезарное будущее.

Она переворачивает карты, смотрит на меня, снова на них и хмурится.

– Странно… Никогда ничего подобного не видела.

– Что там такое? Что странно?

– В твоем будущем – одни только мужчины. Буквально повсюду. Ну ты даешь! – Поппи хихикает. – Если верить картам, ближайшее будущее полно парней.

Я таращусь на нее. Поскольку я совсем недавно поклялась найти себе идеального мужчину, чтобы мама могла мной гордиться, таро и впрямь сверхъестественная штука.

– Серьезно?

– Да! Вот три старших аркана, которые символизируют мужчин, имеющих влияние на твою жизнь. Одного из них опасайся, поскольку в его власти повредить тебе. Другой будет близким другом, которому ты сможешь доверять. А третий… – Поппи молчит и морщит лоб. – Честно говоря, не разберу. Он какой-то туманный.

Как типично! Почему ясновидцы всегда останавливаются на самом интересном месте?

– Хватит говорить загадками! Ну же! Кто они такие? – требую я. – Один из них – наверняка Руперт.

– Не знаю! Карты – это только символы. Не надо меня теребить.

– Чушь, а не символы, – бормочу я. Надо же, чуть не купилась.

– О-о, карты начинают обретать некий смысл. – Поппи поднимает глаза. – Эта, последняя, называется «Любовники» и означает брак. То есть ты выйдешь замуж. Причем тебя ждет любовь на всю жизнь. Блин, Элли, тот третий мужчина – твоя половинка!

– Правда? Как его зовут? – восклицаю я, немедленно позабыв о недавнем скепсисе. Если Поппи назовет мне имя идеального мужчины, выйти замуж станет намного проще, а мама просто запрыгает от счастья. Остается лишь надеяться, что Поппи увидела не Руперта. Не нужно никаких карт, чтобы догадаться, что он скажет, если я попрошу второго шанса. С другой стороны, если он действительно любит меня так сильно, как утверждает, то, возможно, охотно распахнет блудной Элли объятия. Разумеется, если Руперт действительно и есть любовь всей моей жизни…

Но Поппи смотрит на меня как на дуру.

– Я не могу назвать тебе имя! Как ты не понимаешь? Гадание на картах – неточная наука. Я даже не знаю, в каком порядке ты встретишь этих мужчин. Может быть, ты уже знакома со своей главной любовью, а может быть, вы столкнетесь завтра. Боже, как интересно! Я страшно хочу знать, кто он такой.

Мы смотрим друг на друга, крайне заинтригованные, и даже не замечаем мужчину, который поставил рюкзак возле полки с одеждой и терпеливо ждет, когда его обслужат.

Неужели карты не врут? Неужели моя жизнь вот-вот изменится?

Надеюсь, что так.

– Простите, что прерываю, – произносит низкий сексуальный голос, который отзывается у меня где-то внизу живота, – но я ищу Саманту Деламир. Она здесь?

При этих словах и звуке голоса, их произнесшего, мое сердце начинает биться так быстро, что вот-вот разорвется.

Я очень медленно поворачиваюсь, замечаю знакомую улыбку и враз чувствую себя пятнадцатилетней. Перевоплощение происходит быстрее, чем можно сосчитать до трех.

– Привет, Элли, – говорит Джей.

7.17

– Господи, ты до сих пор сидишь в халате! – восклицает Сэм, распахивая дверь и ставя поднос на столик рядом с кроватью. – Ты сейчас должна нежиться в ванне и потягивать шампанское!

Ее брови взмывают ввысь, когда она замечает, сколько я уже вылакала. Сэм поспешно забирает бутылку. Она очень серьезно относится к обязанностям подружки невесты и исполняет их по-военному четко, вкладывая не меньше сил, чем в свои демонстрации и марши протеста. Если уж Сэм взялась за дело, у меня нет иных вариантов, кроме как дойти до алтаря.

– Эй! – восклицаю я. – Отдай! Мне нужно выпить!

– По-моему, уже хватит, – твердо отвечает Сэм, выплескивая остатки в горшок с полузасохшим цветком. – Нехорошо, если невеста будет шататься.

– Вряд ли я смогу пережить свадьбу в трезвом виде, – признаюсь я. – А вдруг я совершаю ошибку? Вдруг поступаю неправильно?

Но Сэм не намерена выслушивать мои жалобы. Она упирается руками в бедра и пристально смотрит на меня.

– Ни слова больше! Ты сама знаешь, что вы – идеальная пара. И все мы знаем.

Я снова беру альбом с фотографиями и принимаюсь листать его так быстро, что папиросная бумага шелестит, а картинки сливаются. Многое изменилось с того солнечного дня, когда эти торжественные моменты были навсегда запечатлены фотографом. Одни люди живут дальше, как жили, другие успели влюбиться, третьи расстаться. Жизнь сложилась не так, как мы думали. Вдруг моя свадьба окажется ошибкой?

– Не распускай нюни, – предупреждает Сэм, когда я, с трудом ворочая языком, делюсь своими опасениями. – Жизнь никому не дает гарантией. В том-то и прелесть.

Вот в чем наше главное различие. Сэм обожает риск и перемены, тогда как я цепляюсь за прошлое, словно толстый неповоротливый моллюск за скалу, и тяну время, так что даже Гамлет покажется рядом со мной сущим живчиком. Просто чудо, что я вообще решилась выйти замуж.

Наверное, только потому, что влюбилась. По крайней мере надеюсь. Что бы это ни значило, как сказал старый добрый принц Чарльз.

– Съешь тост, чтобы немного протрезветь, – приказывает Сэм, плюхаясь на кровать и протягивая мне кусок хлеба. – Я нажарила целую прорву.

И она не шутит. Таким количеством можно прокормить наших космонавтов на Марсе. Интересно, сколько батонов истратила Сэм?

– Ешь! – требует она, когда я беру тост.

Как только я подношу тост к губам, случается нечто очень странное. То, чего я ждала всю сознательную жизнь и о чем мечтала, боясь, что этого никогда не произойдет.

У меня пропадает аппетит. Тост не лезет в горло, прожевать его – не проще, чем отгрызть кусок от тумбочки. Мне вообще не хочется есть. Я ощущаю дурноту.

Прекрасно, самое время. Почему я не лишились аппетита несколько месяцев назад, когда отчаянно пыталась сесть на диету, чтобы влезть в свадебное платье? Я ходила в оздоровительный клуб, свято соблюдала «овощные дни» и «рыбные дни» и съела столько обезжиренного сверхлегкого сыра, что просто каким-то чудом не замычала. Я питалась почти исключительно прозрачным супчиком, а от сельдерея у меня до сих пор челюсти сводит. В результате я похудела всего на фунт – наверное, не надо было съедать целую упаковку сливочного сыра за раз. И все-таки я продолжала сидеть на диете, поскольку не хотела идти к алтарю, будучи похожей на жабу в кружевах. Наконец я поняла, что не создана для оздоровительных клубов, когда на одном из собраний мы похлопали бедной заблудшей душе, которая с восторгом сообщила, что у нее сегодня великий день: она зашла в «Макдоналдс» и всего-навсего выпила диетическую колу. Я чуть не уронила челюсть в стакан с диетическим шоколадом. Великий день? Ужасный день!