Кейси Марс - Сон

— Слушай, а с родителями своими ты не говорила?

— Ты же их знаешь… — Родители любили ее, но были чересчур заботливы. Отец считал всех психиатров бандой мошенников, а волнение матери за дочь было излишне мелочным и суетливым. Этого было достаточно, чтобы не надоедать им своими жалобами на то, что Дженни становится все хуже.

— А что говорит Говард? — Говард Маккормик был партнером Билла в фирме, занимавшейся вычислительной техникой.

— Говард был не в восторге, когда я в первый раз обратилась к психиатру.

— Значит, он думает, что эти визиты тебе не помогут?

— К сожалению, да. Впрочем, мы не так уж много говорили об этом.

— Но ведь ты в последнее время часто видишься с ним.

— Говард — очень хороший друг.

— Предпочитаешь считать его своим другом? Сдается, одной дружбы ему будет мало.

Дженни подняла чашку и осторожно подула на горячий шоколад.

— Рановато думать о таких вещах. Может быть, со временем… Сама не знаю.

— Так ты рассказывала о своих снах… — напомнила Дотти, чувствуя, что за этим что-то кроется. Она работала здесь уже десять лет — с тех самых пор, как ее муж сбежал со стриптизершей, оставив жене кучу неоплаченных счетов и трехлетнюю дочь. В свои тридцать девять лет Дотти Маршалл научилась неплохо разбираться в людях. Дженни преклонялась перед ее проницательностью и практической жилкой.

Молодая женщина сделала глоток шоколада, пытаясь подыскать нужные слова.

— Честно говоря, я не уверена, что все еще переживаю из-за смерти Билла. Во всяком случае, руку на отсечение не дала бы. Просто чувствую, что меня что-то гнетет. В последнее время я все больше и больше убеждаюсь, что мои сны не имеют никакого отношения к убийству Билла. — Дотти подняла глаза и приготовилась к спору, но Дженни не дала ей открыть рта. — Я вовсе не хочу сказать, что его смерть тут абсолютно ни при чем. Конечно, она послужила своеобразным толчком, но не только она одна. Я не верю, что все дело в убийстве. Похоже, тут есть что-то другое, и это далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.

— Если это так, то сны могут оказаться ключом к тайне. Вероятно, со временем они подскажут тебе ответ.

Дженни задумалась:

— Вероятно. Боюсь, ты права. Значит, они будут продолжаться, пока я не пойму подсказку. — Она оглянулась и посмотрела в окно. Тени от колеблющихся на ветру веток эвкалипта метались по запотевшим стеклам. — Но они означают что-то ужасное, — продолжила Дженни, — что-то жестокое, свирепое и безобразное! Молю Бога лишь о том, чтобы это не было…

— Чем?

— Тем, что сидит глубоко внутри меня. Частью моего существа.

— Немедленно прекрати, Дженни Остин! Ты одна из самых красивых, самых милых женщин, которых я знаю. Внутри тебя нет ничего безобразного. Если в этих снах есть какая-то загадка, рано или поздно ты поймешь, что они значат, и перестанешь о них думать.

Дженни попыталась улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и неискренней. Она потянулась и пожала подруге руку.

— Ах, Дотти, как бы мне хотелось, чтобы ты оказалась права! Честное слово…

Когда она ушла из кафе и вернулась домой, начинал брезжить рассвет. При дневном свете Дженни спала без опаски. Она припарковала машину и вошла в гостиную. На диване лежала большая, связанная ее бабушкой кремовая афганская шаль с персиковыми узорами. Дженни нырнула под нее и покрепче закуталась.

Слава Богу, библиотека открывается только в девять… Она закрыла глаза и наконец уснула безмятежным сном без всяких сновидений.

* * *

Джек Бреннен склонился над открытыми бухгалтерскими книгами, лежавшими поверх морских карт. Уже не первую ночь он ломал голову над записями в этих книгах. Сидя за столом в штурманской своего двадцатипятиметрового спасательного судна «Мародер», он запустил длинные пальцы в волнистые черные волосы.

— В чем дело, малыш? Не спится?

Джек от неожиданности выпрямился и тут же успокоился, увидев знакомую чуть сутуловатую фигуру, освещенную тусклым светом латунной лампы, стоявшей рядом с компасом на столе тикового дерева. Чарли Дентон, его партнер и старинный друг, был единственным, кто постоянно жил на корабле, если не считать видавшего виды рыжего полосатого кота по кличке Феликс.

— Я еще не ложился, — ответил Джек. Хотя день на корабле начинался рано, Джек был настоящей совой. После вечернего заката его переполняла энергия. По ночам он мог потягаться с кем угодно. Его страстью были гоночные автомобили и пылкие женщины.

— Если ты пытаешься придумать, как поправить наши финансовые дела, то не там ищешь, — сказал Чарли. Это был продубленный всеми ветрами человек лет под шестьдесят, широкогрудый, не высокий, но и не низкорослый. Его отличало умение шутить с самым невозмутимым видом. Почти всю свою жизнь он провел на море, о чем говорили его походка вразвалку и изрезанное морщинами лицо.

В былые времена он учил Джека искусству спасателя. Тогда Чарли был полновластным хозяином «Мародера», а Джек просто служил под его началом. Но настала трудная пора. Чарли понадобились деньги, поэтому он сделал Джека своим партнером, и они вместе заложили судно, чтобы расплатиться с долгами.

Джек снова углубился в записи.

— Что же ты не сказал мне об этом два часа назад? — Он одарил компаньона невеселой улыбкой, поскольку действительно надеялся найти в книгах решение всех проблем. — У меня чертовски много дел и чертовски мало времени, чтобы тратить его на проклятые бумажки.

За последние годы они выплатили почти все свои долги, но начавшийся кризис нанес им новый удар. Последний крупный платеж вновь поставил их на грань финансовой катастрофы.

Лицо Джека стало серьезным.

— У меня голова идет кругом, Чарли. — Он угрюмо уставился в книги. Записи, сделанные аккуратным, каллиграфическим почерком, ни слова не говорили о том, как раздобыть денег. — Никто не хочет рисковать, давая взаймы. Того, что мы заработали на нефтяных платформах, надолго не хватит, а эти ублюдки спят и видят, как бы взять нас за горло…

Рука Чарли легла на плечо Джека.

— Но ведь мы ведем дела еще с двумя фирмами. Должно хватить.

— И даже это нас не спасает. Придется надеяться на чудо. — О том, чтобы продать машину, он и мысли не допускал. «Шелби-мустанг-67» после корабля был его самой большой ценностью. Кроме того, за машину тоже предстояло внести последний взнос, так что выручить за нее много было нельзя. Да и помогло бы это как мертвому припарки. А мотоцикл «харлей» лежал в гараже Олли Брауна, разобранный на части…

— Ты сделал все, что мог, — прервал его невеселые раздумья Чарли, если бы не твоя помощь, я бы лишился «Мародера» еще несколько лет назад.

— Да, но от этого не легче. — Джек толчком отодвинул стул и поднялся на ноги, едва не задев макушкой потолок. — Ладно, ты прав: Бог не выдаст свинья не съест.

— Будем надеяться. — Чарли бросил взгляд на латунные корабельные часы, висевшие на обшитой тиком переборке. — Шел бы ты спать, — участливо предложил он, скорее по-отечески, чем как старший компаньон, и Джек почувствовал это. — До рассвета уже рукой подать.

— Спокойной ночи, Чарли, — кивнул Джек. Но он еще не собирался покидать рубку. Стоя над книгами, он до головной боли думал, как же спасти корабль. Бреннен отказывался признавать, что может снова потерпеть неудачу, хотя за свои тридцать три года повидал их немало. Но он любил этот корабль, любил морскую жизнь и был преисполнен решимости не расставаться с ними ни за что и никогда.

Завершился самый обычный день. Казалось, что и ночь будет такой же обычной. Неслышно уходили в прошлое минуты, текли секунды — сотни, тысячи секунд. Они складывались в часы. Двенадцать. Час ночи. Два. Скоро должно было пробить три.

Дженни смотрела в потолок. Она немного почитала старую книгу. «Дорога» Джеймса Миченера несколько лет пролежала в дальнем ящике. Роман был длинным, а шрифт — мелким, трудноразличимым. Дженни надеялась, что это поможет ей уснуть, но в глубине сердца чувствовала, что все бесполезно.

Несколько часов спустя она положила тяжелый том на маленький дубовый столик у кровати, выключила лампу и погрузилась в тишину.

Странная вещь эта бессонница… Дженни не металась, не переворачивалась с боку на бок, как делает большинство людей. Непонятное нервное возбуждение невидимыми иголками покалывало все тело. Она чувствовала каждый удар собственного сердца, ощущала, как в жилах пульсирует кровь. И сколько ни закрывай глаза, результат тот же: казалось, внутренний взор пронзает тьму, рождая острое чувство беспокойства, столь же раздражающего, сколь и изматывающего. Все это высасывало из нее жизненные силы, как будто к нервным окончаниям был подведен невидимый электрический провод. Все внутри подрагивало от напряжения.

Ей удавалось немного поспать только на рассвете. Однако когда тьма начинала бледнеть, это было сомнительным утешением. Надо было вставать, принимать душ, одеваться и плестись на работу. В полдень получать из автомата сандвич, поглощать его в библиотечном буфете, а затем дремать на твердом пластиковом диване в женском туалете…

Дженни несколько раз мигнула, привыкая к темноте. Досада грызла ее, окончательно прогоняя сон. Она разочарованно вздохнула, спустила на пол длинные, стройные ноги, встала и пошла к шкафу. Слабо заколыхалась ночная сорочка.

Открыв зеркальную дверь, она вынула теплый шерстяной халат, удивительно шедший к ее волосам, надела его поверх ночной сорочки, сунула ноги в босоножки и медленно спустилась по лестнице.

Она знала, куда идет. Ярко светила луна, и серебристая дорожка на воде безошибочно указывала нужное направление. Дженни на минутку остановилась, вынула из резного бюро за дверью ключи от подъезда, положила их в карман халата и бесшумно выскользнула в темноту.

Снаружи было совсем тихо, если не считать отдаленного рокота волн, жужжания насекомых и негромкого шума мотора низко летящего самолета. Она приучилась находить успокоение в ночных звуках, радоваться им и не бояться их. Как всегда за эти два года, они влекли ее к себе, суля избавление от ночных кошмаров и постоянной бессонницы.

Едва ли было благоразумно одной выходить в такой час на улицу, но снотворное она принимала только в особых случаях, а теперь, когда Билла не стало, вряд ли кто-нибудь согласился бы составить ей компанию. Выходя на тротуар через маленькую кованую калитку, Дженни отвернулась. Она не могла видеть то место, где когда-то в луже крови лежало тело ее мужа.

Вместо этого она посмотрела на плескавшиеся вдали волны, позволяя им отвлечь и успокоить себя, и по пустынной улице пошла в сторону океана. Перейдя на другую сторону, она ступила на тропу, петлявшую среди зарослей травы, и вскоре оказалась на берегу. Дженни оставила босоножки у полосы прибоя и шагнула к воде, наслаждаясь прикосновением холодного белого песка к погружавшимся в него босым ступням.

Дженни бросила взгляд на лунную дорожку, убегавшую к стоявшему у горизонта кораблю, а затем прошлась вдоль кромки воды по вылизанному волнами, крепко слежавшемуся песку. Завороженная шумом прибоя и с детства привыкшая к холодной воде Тихого океана, она не замечала прикосновения к лодыжкам отсыревшего подола ночной рубашки.

Молодая женщина не торопясь дошла до причала на дальнем конце пляжа, где были привязаны рыбачьи лодки. Ночь продолжала оставаться холодной и лунной, но в воздухе повис легкий туман; пахло солью, рыбой и терпким ароматом моря.

Начиная чувствовать озноб и надеясь, что долгая прогулка поможет ей уснуть, Дженни повернулась и направилась к дому. Глаза ее остановились на пятне света от уличного фонаря, который стоял рядом со знакомой тропой. Она сделала два коротких шага и вдруг застыла на месте.

Навстречу ей шли трое мужчин. Как же она не заметила их раньше? Они громко смеялись, пошатываясь и подталкивая друг друга. Дженни заметила, что двое из них были латиноамериканцы, смуглые и черноволосые. На одном была просторная мятая красная спортивная куртка; второй был в черных кожаных штанах. Третий мужчина был светловолос, бородат, в красной полосатой майке и с серьгой в ухе.

У Дженни сердце забилось так же неистово, как при пробуждении от кошмарного сна. После смерти Билла она боялась небольших компаний, которые время от времени приходили сюда, чтобы поплавать на лодке или устроить пикник на берегу. Полиция считала, что причиной гибели ее мужа стала перестрелка между двумя такими группами.

Они назвали это несчастным случаем при стрельбе, приписали смерть шальной пуле, выпущенной кем-то из бандитов, и даже не удосужились поискать убийцу. Это случилось в разгар фиесты, в начале августа, когда город заполняли толпы туристов. Во время праздника в Санта-Барбару всегда наезжало множество сомнительных типов, а в тот год от них просто не было отбоя.