Гаррик потер виски в нерешительности. Его внутренний голос настойчиво велел ему поскорее отправляться в Эшбернэм, но рассудок подсказывал не дразнить Арлена, чтобы не подвергать Оливию еще большей опасности.

Неожиданно его осенило. Он пошлет в Эшбернэм… свою мать! Гаррик абсолютно доверял Элеоноре, и потому эта идея показалась ему идеальным выходом из создавшегося положения.

– Хорошо, на сей раз я последую вашему совету, отец, – кивнул Гаррик.

– Вот и отлично! – довольно улыбнулся граф.

Бедлам

Комната оказалась очень маленькой, но только потому, что в ней находилось слишком много женщин и детей. Анна замерла в неподвижности, прижавшись спиной к шероховатой грязной стене. Ее тошнило от вони человеческих испражнений и давно не мытых тел. Боясь пошевелиться, она обхватила колени руками и молча плакала. Когда же придет мама и заберет ее отсюда?

Неподалеку от Анны громко рыдала от горя и страха беременная женщина, она вот-вот должна была родить. Ее нескончаемые вопли сильно пугали девочку. Впрочем, ее все вокруг пугало.

Рядом с Анной уселась бормотавшая что-то себе под нос старуха. По всей видимости, старуха вовсе не была сумасшедшей. Просто какая-то бессердечная женщина, выйдя замуж за ее сына, тайком отправила сюда мать своего мужа доживать свой век.

Повсюду слышались стоны, крики и рыдания. Девочка тоже то и дело принималась беззвучно плакать от страха и отчаяния.

А вот какая-то молоденькая женщина, почти еще девочка. Она была беременна и тихо плакала, беспрерывно вспоминая погибшего мужа и негодяя-хозяина, отправившего ее в Бедлам, потому что она не могла работать, как прежде.

«Мама! Мамочка! Где же ты?» – беспрерывно думала Анна, горько рыдая от безысходности.

В комнате находилась еще одна маленькая девочка, которая тоже беспрерывно плакала. Анна поняла, что она была глухонемой, но зрячей. Значит, вместе им стало бы легче, но Анна не знала, как до нее доползти.

«Мама! Прошу тебя! Поскорее приезжай за мной! Мамочка, где же ты?» – пульсировало у нее в мозгу.

Еще никогда в жизни Анна не испытывала такой острой тоски по матери, такой жгучей необходимости быть с ней рядом!

Несмотря на неприязнь к отцу из-за его жестокости и непредсказуемости, рядом с матерью Анна чувствовала себя защищенной. Она и не подозревала, что существуют такие ужасные места, как Бедлам. Впрочем, весь последний месяц ей снились страшные сны, ее мучили дурные предчувствия. И вот теперь ночные кошмары сбылись.

Никогда прежде она не испытывала такого леденящего душу ужаса, как теперь, в окружении безумных вонючих женщин и детей! Когда же мама приедет за ней?!

Прижимаясь к стене, Анна подтянула колени к груди и снова горько разрыдалась.

Все будет хорошо…

Эта мысль явилась к ней ниоткуда, и Анна вздрогнула, ощутив рядом с собой чье-то присутствие. Существо это не было ни женщиной, ни ребенком, обитавшим в Бедламе, и потрогать его было нельзя, хотя от него исходило приятное тепло. Анне вдруг стало ясно, что скоро весь этот кошмар кончится, и она перестала плакать. Теперь она была не одна…

Глава 26

Элизабет замерла перед большим, в человеческий рост, зеркалом. На ее губах играла слабая улыбка.

Сняв через голову тугой корсет, она осталась в тонкой батистовой рубашке до колен. Кроме нее и бриллиантового колье на шее, на Элизабет не осталось ровным счетом ничего.

У нее была высокая полная грудь, стройные красивые ноги. Сквозь полупрозрачную ткань призывно проглядывал темный треугольничек курчавых волос.

Прикоснувшись к груди, она стала медленно и чувственно массировать соски, пока те не затвердели от возбуждения. Тогда ее пальцы скользнули ниже и остановились на внутренней стороне бедер.

Улыбнувшись своему отражению, Элизабет медленно повернулась. Глаза ее сияли.

– Ты самая красивая женщина на свете, – хрипло выдавил он, делая шаг ей навстречу. Из-под плотной ткани панталон выпирала огромная напряженная плоть.

Элизабет уставилась на это очевидное доказательство его мужественности и едва слышно рассмеялась.

Положив ладони на ее округлые ягодицы, он властно прижал ее к изнывавшему от неудовлетворенной страсти пенису.

Потом медленно опустился на колени, скользнув руками по ее гладким бедрам и раздвинув складки горячей плоти, страстно впился губами в самое заветное местечко.

Элизабет гортанно вскрикнула и вцепилась пальцами в его густые темные волосы, инстинктивно прижав его голову к своему лону.

Когда она совсем изнемогла от дерзких ласк его пальцев и языка, он лег на спину и притянул ее к себе.

– Ну, кто теперь будет командовать? – тихо спросил он, довольно улыбнувшись и ловко сбросив с нее батистовую рубашку.

– Ты! – страстно выдохнула Элизабет.

– Тогда освободи его, – прошептал он.

Встав на четвереньки, она принялась возиться с пуговицами. На шее сверкало бриллиантовое колье, полные груди касались твердыми сосками его живота, и каждое прикосновение отдавалось сладкой истомой.

Наконец его плоть оказалась на свободе, и Элизабет со стоном коснулась ее губами, потом лизнула горячим влажным языком… Ждать дольше было невозможно. Схватив ее за волосы, он властно прижал ее лицо к своим бедрам и, погрузив пенис в ее рот, издал животный стон величайшего наслаждения.

Спустя некоторое время она уже лежала под ним, обеими ногами обхватив его торс. Он погружался в ее лоно стремительными сильными толчками, и оба вскрикивали в сладострастном экстазе совокупления.

Когда все кончилось, он обнял ее, но Элизабет высвободилась из его не слишком крепких объятий и села, искоса взглянув на него.

Теперь контроль над происходящим снова был в ее руках. Она встала и не спеша прошлась по комнате, ослепляя его своей великолепной наготой.

Скрывшись на несколько минут в гардеробной, она вновь появилась перед ним в серебристых мягких туфлях на изящных каблучках. От нее пахло свежим ароматом садовых цветов. Подойдя к креслу, Элизабет опустилась в него и бесстыдно раздвинула ноги.

– Хоутон начинает мне надоедать, – лениво протянула она, глядя на любовника.

Словно завороженный, он тотчас приблизился к ней, снова опустился на колени и принялся ласкать вожделенную розовую припухлость, скрытую шелковистым пушком. Когда его дерзкий язык коснулся средоточия ее женственности, Элизабет вздрогнула и с гортанным стоном выгнулась ему навстречу, откинув назад голову. В эти мгновения она забыла о своем старом, ни на что не годном муже, забыла обо всем на свете: острое чувственное наслаждение захлестнуло все ее существо.

Приподняв голову, Лайонел взглянул на ее румяные щеки, закрытые в блаженной истоме глаза и гибкую белоснежную шею и произнес:

– Да, мне он тоже начинает надоедать…


Она думала о Мег Макдональд, стоя у чердачного окна и невидящим взором глядя на зеленые лужайки перед домом. Пейзаж весьма напоминал одну из картин Пуссена – на небе ни единого облачка, необычайно горячее солнце ярко освещает буйную зелень трав, деревьев и цветов. Погода стояла очень теплая, совсем не характерная для английского лета.

На чердаке было душно и жарко. Может быть, именно в такой вот летний день Мег Макдональд совершила самоубийство? Она вздрогнула от этой мысли.

Ухватившись за подоконник, Элеонора посмотрела вниз и представила там искалеченное, безжизненное тело молодой шотландской красавицы. Если бы Мег не покончила с собой, жизнь Элеоноры сложилась бы совершенно иначе. Ричард не стал бы ее мужем, у нее не было бы сына Гаррика… Перед ее мысленным взором пронеслась череда горестных воспоминаний о бесконечных жестокостях и унижениях, причиненных ей мужем, графом Стэнхоупом, за долгие годы семейной жизни. Все эти годы она упрямо твердила себе, что ей повезло, что она счастлива с графом Стэнхоупом, самым влиятельным и богатым человеком в определенных кругах лондонского высшего общества. Но теперь больше незачем лгать самой себе. Ее жизнь с графом была полна боли, унижения, одиночества и бесконечного терпения. Теперь, когда он лишил Гаррика наследства, Элеонора и вовсе возненавидела мужа.

Ее мысли перекинулись на Лайонела. Неужели он и впрямь воскрес из небытия? Или же был, как и уверял Гаррик, обыкновенным мошенником, охотником за чужим титулом и богатством?

Однако, несмотря на все свои недостатки, граф Стэнхоуп оставался умнейшим человеком! Нет, он не мог ошибиться!

Глаза Элеоноры наполнились слезами отчаяния и бессилия. Она отняла руки от подоконника и вдруг подумала, что когда-нибудь разделит участь несчастной Мег Макдональд, покончившей с опостылевшей и ставшей бессмысленной жизнью. Впрочем, Элеонора была не такой отважной, как покойная первая жена графа. Ее прибежищем и спасением было… вино.

Она еще раз взглянула на полоску земли под окном и вдруг совершенно явственно увидела там искореженный женский труп. Но это была не Мег, а она сама!

Вздрогнув всем телом, Элеонора выпрямилась и отошла от окна. Неужели она сошла с ума? На какое-то мгновение она вдруг почувствовала неодолимое желание последовать примеру первой жены графа, чтобы навсегда избавиться от мучительного чувства вины и угрызений совести.

Придя в себя, она дрожащими пальцами коснулась горячих щек. Очевидно, вино, употребляемое ею долгое время в неумеренных количествах, оказало свое пагубное влияние на мозг, иначе ей и в голову не пришло бы совершить такой грех, как самоубийство!

– Мама! – раздался сзади встревоженный оклик Гаррика.

Элеонора тут же сделала шаг назад, и тут кто-то сзади коснулся ее плеча. Она замерла от страха, но это была всего лишь занавеска, взвившаяся от легкого ветерка.

Гаррик шагнул ей навстречу, еле переводя дыхание, и схватил ее за руки.

– Что ты здесь делаешь? – встревоженно спросил он, заглядывая ей в глаза.

Она почувствовала, как на глаза снова навернулись слезы.

– Я… совсем не то, что ты думаешь… – прошептала она.

– Не то? А о чем я думаю? – спросил он, не выпуская ее рук.

Элеонора только теперь заметила, как он побледнел.

– Я… пришла сюда поразмышлять, – с трудом нашла она подходящий ответ.

– Именно из этого окна выбросилась когда-то Мег Макдональд, – догадливо заметил Гаррик и поспешно захлопнул створки.

– Здесь очень душно, поэтому я и решила открыть окно, – снова солгала Элеонора.

– Но почему ты плакала, мама? Прошу тебя, скажи! Неужели ты хочешь… повторить?

Она увидела в глазах сына бесконечную любовь и глубокую тревогу. Ласково коснувшись его щеки, она тихо сказала:

– Нет! Конечно, нет!

Гаррик испытующе посмотрел ей в глаза, а потом решительно произнес:

– Мне не нравится, что ты ходишь сюда, на чердак.

Элеонора лишь облизнула пересохшие губы.

– Пойдем со мной, мама. Я хочу просить тебя об одолжении, – продолжил Гаррик, направляясь к лестнице.

Элеонора согласно кивнула и послушно двинулась следом. Гаррик открыл дверь и отошел в сторону, учтиво пропуская мать вперед, но Элеонора внезапно остановилась и прошептала:

– Ты слышал?

– Нет, я ничего не слышал, – ответил Гаррик, с недоумением глядя на мать.

Однако Элеонора не двигалась с места. Она не сомневалась в том, что ее кто-то тихо окликнул. Впрочем, это могло быть всего лишь игрой ее воображения. Мало ли странных звуков издает старое сухое дерево, которым изнутри обшит весь чердак! Порой, когда она приходила сюда поплакать и просто побыть в одиночестве, ей казалось, что за ней кто-то внимательно наблюдает, но бывало и так, что она ничего не чувствовала, кроме собственной печали и угнетающего одиночества. Теперь же ей впервые явственно послышалось собственное имя, и кто-то тронул ее за шею.

Элеонора в испуге повернулась к окну.

Оно было закрыто.

За окном не шелохнулись ни одна веточка, ни один листочек, ни одна травинка, потому что ветер совсем стих.


Целый день она тайно голодала и пила только ту воду, которую ей удалось принести из кухни. К вечеру ум ее обрел былую ясность и остроту. Она дрожала уже не от слабости, а от бессильного пока что гнева. Она вспомнила, что Арлен отослал Анну в Бедлам, и теперь места себе не находила, представляя свою маленькую слепую дочку в окружении сумасшедших обитателей этого страшного заведения. Надо во что бы то ни стало бежать из поместья и спасать Анну! Но как?

Конечно, она явится в Бедлам, назовет себя и потребует отдать ей дочь, попавшую туда по недоразумению. А что, если ей откажут?

Оливия расхаживала по спальне, стараясь унять головную боль – последний симптом длительного отравления. Но мучили ее другие вопросы.

Почему Элизабет до сих пор находилась в поместье, а не в Лондоне вместе с Арленом? Передаст ли Лайонел Гаррику ее просьбу?

Сейчас она отчаянно нуждалась в его помощи!