Энни Бэрроуз - Спасение у алтаря

– О, Роберт, – сдавленно произнесла Дебора и подняла руку к его щеке.

Он перехватил ее раньше, чем она успела коснуться рубцеватой кожи, и сжал запястье с такой силой, что ей стало больно.

И прежде чем она успел понять, что происходит, муж потащил ее в спальню и опрокинул на кровать.

Когда он стал ее целовать с такой страстью, какой не проявлял даже в Довкоте, у Деборы заныло сердце.

Но потом Роберт закрыл глаза, задрал ее юбки и, уткнувшись лицом в ее шею, стянул свои бриджи. А когда он без предисловий вошел в нее, у него вырвался стон, напомнивший Деборе о том, что им двигала не страсть, а боль. Боль, причиной которой была Сюзанна. И даже если он находил утешение в ее теле, не она была той, кто возносил его к вершине.

Чувствуя, как ее грудь содрогается от беззвучных рыданий, Дебора сделала то единственное, что могла сделать для него. Она обвила руками шею мужа, обхватила его ногами за талию и позволила излить в нее всю свою печаль и страдание, принимая их с отчаянием и обреченностью. Но, даже сознавая, что он просто использует ее, Дебора не смогла запретить своему телу ответить на его безумный порыв. Желание мгновенно достигло предела, и в ту секунду, когда Роберт содрогнулся в агонии, из глаз Деборы хлынул неудержимый поток слез, которые, скользнув по щекам, стекали в волосы.

– Я не стану извиняться, – хрипло шепнул он ей на ухо. – Мне плевать, что я сделал вам больно.

– Я понимаю, – прошептала она и, разжав руки, уронила их на постель. – Но мне не больно.

– Нет? Значит, вам понравилось, верно? – Он приподнялся и посмотрел на нее с выражением жгучего презрения. – Вам нравится, когда с вами обращаются грубо, как с дешевой шлюхой. Вы и есть шлюха.

Роберт сполз с нее и, перевернувшись на спину, закрыл лицо рукой, как будто не мог выносить ее вида.

Дебора почувствовала, что часть ее души умерла. Разве не он всегда уверял ее, что ему нравится, когда она отвечает на его страсть не меньшей страстью? А теперь он говорит ей такие вещи. И было слишком поздно пытаться объяснить, что она ничего не могла с собой поделать. А если бы после всего, что произошло, она сказала, что любит его, Роберт стал бы думать, что она просто ищет способ оправдать свое поведение.

Он воспользовался любовью, которую она так откровенно и искренне предлагала ему, и извратил ее. Он превратил ее в нечто грязное, отвратительное и бросил ей в лицо. Дебора соскользнула с кровати и выбежала из спальни.

Но этого оказалось недостаточно. Она не могла оставаться с ним под одной крышей… ни секунды дольше.

Схватив свою шляпку со столика у двери, она тихо вышла на улицу и в нерешительности остановилась на ступеньках. Выехавший из-за угла кеб остановился за три дома от нее, чтобы высадить пассажиров.

Дебора торопливо пошла по мостовой, намереваясь отправиться в единственное место, где могла найти приют.

– Вы могли бы отвезти меня на Халф-Мун-стрит? – спросила она кучера.

Ей нужно было повидаться с матерью.

Смешно устраивать бал, чтобы отпраздновать свадьбу двух людей, которые практически не разговаривают друг с другом, думала Дебора десять дней спустя. Бледная и дрожащая, она стояла рядом с напряженным молчаливым мужем, приветствуя прибывающих гостей.

Хотя, похоже, только леди Уолтон заметила, что с ними что-то неладно. За обедом, который предшествовал балу, графиня бросила взгляд на их хмурые лица и, наклонившись к Деборе, шепнула ей:

– Первые несколько недель брака сплошной кошмар, верно? Но когда все эти глупости останутся позади, я уверена, что вы будете счастливы, как мы с Чарльзом.

Дебора в этом сильно сомневалась. Да, она, конечно, видела, что, несмотря на свои в высшей степени чопорные манеры, граф Уолтон очень любит свою жену. Это проявлялось во множестве деталей. В легком прикосновении руки графа к ее талии, когда он сопровождал жену, во взглядах и улыбках, которыми они обменивались, говоря о чем-то своем.

Роберт никогда не улыбался Деборе. А после того злополучного пикника и последовавшей за ним сцены он больше не прикасался к ней. Он высказал свое презрение к ней в такой форме, что она навсегда потеряла надежду, что в один прекрасный день он сможет ее полюбить.

Однажды он даже поспорил с братом по поводу этого бала. Несмотря на то что его давали в честь их свадьбы, Роберт не видел причины, которая могла бы заставить его танцевать.

– Неужели ты думаешь, что мне хочется выставлять себя на посмешище, ковыляя по скользкому паркету, пока гости под шумок заключают пари, как долго я продержусь, прежде чем упаду? – язвительно заметил он.

Деборе захотелось лечь и умереть. Если бы он женился на Сюзанне, то не стал бы возражать. Она помнила, как капитан таскался за ней с одного бала на другой, умоляя ее потанцевать с ним. И не похоже, чтобы его волновало, что скажут или подумают гости лорда Ленсборо, когда она в конце концов сдалась.

– Почему бы вам не открыть бал вальсом? – предложила Элоиза. – Вместо всех этих действительно длинных и сложных английских танцев?

– Это не совсем традиционное начало для бала, но я думаю, вальс вполне подойдет, – ответил граф, очевидно гордясь удачным предложением жены.

Роберт немного успокоился и, воткнув нож в мясо, пробурчал:

– Ладно, я станцую с женой часть вальса, но на этом все.

Ради Сюзанны он согласился бы ходить по горячим углям, а со своей презренной, невзрачной женой не хотел танцевать даже один спокойный вальс.

А ведь вальс требовал, чтобы она держала его левую руку – искусственную руку, одна мысль о которой заставляла Сюзанну стонать от отвращения.

Дебора бросила печальный взгляд поверх левого плеча мужа, когда музыканты взяли первый аккорд, и вспомнила, как недовольно Роберт дернул подбородком, когда Линии помогал ему привязать протез, прежде чем надеть на него рубашку. Он напомнил ей рыцаря, которого готовил к битве его верный оруженосец. Дебора почувствовала, что могла бы с гордостью держать эту руку, демонстрируя всему миру, что между ними никогда не может произойти ничего плохого, если бы только муж не проявлял такого нежелания держать ее в своих объятиях.

Роберт почувствовал, как на лбу выступили капли пота. Проклятье! Возможно, ему было бы легче выдержать все эти английские танцы и, превозмогая боль, скакать на своей деревянной ноге. Потому что ничто не могло быть хуже, чем на глазах стольких людей топтаться по паркету с женщиной, на лице которой застыла гримаса отвращения. Но разве он мог винить ее? То, что они делали, походило больше не на танец, а на осторожную ходьбу под музыку. Когда-то давным-давно Роберт с наслаждением кружил своих партнерш в вихре танца, увлекая их в угол зала, чтобы воспользоваться возможностью прижать к себе красивую женщину чуть ближе, чем позволял этикет. Теперь он мучился страхом наткнуться на какое-нибудь препятствие, которое потребует от него сделать что-то более сложное, чем базовые шаги танца. К счастью, после нескольких тактов этого мучительного напряжения к ним присоединились граф с Элоизой. За ним последовал Ленсборо со своей женой, и вскоре вокруг них закружилось множество пар, и Роберт, почувствовав, что может спокойно покинуть танцевальную залу, направился прямиком к соседней открытой двери.

– Слава богу, это закончилось, – сказал он, выпуская руку Деборы.

– Полагаю, остальное время вы проведете возле карточного стола? – сухо спросила она, когда он опустился на стул. С того дня, когда они ездили на пикник, это стало для него привычным поведением на тех немногих приемах, которые они посещали вместе. Капитан привозил жену, представлял ее друзьям, а потом, бросив ее на их попечение, уходил наблюдать за игрой.

Поднявшись на ноги, Роберт отвесил исполненный ледяной вежливости поклон и удалился, оставив ее совершенно одну. В другие дни это было простительно, но сегодня, когда предполагалось, что они празднуют свою свадьбу, он мог бы не так откровенно демонстрировать, что сожалеет об этом.

Неужели он намеренно старается унизить ее?

Дебора расправила плечи, подняла голову и снова прошла в бальную залу. Она не позволит, чтобы кто-нибудь заметил ее печаль. Не даст никому повода жалеть ее.

Так она себя и вела, делая вид, что счастлива танцевать с другими джентльменами и вовсе не расстроена тем, что супруг публично сторонится ее. Вскоре все ее танцы оказались расписаны между товарищами Роберта, которые шутливо сочувствовали Деборе, сокрушаясь, что свадебные оковы приковали ее к такому зануде, как ее муж. И даже пара высокопоставленных приятелей графа, которые не удостоили бы ее даже кивком, когда она была мисс Гиллис, сочли уместным уделить ей внимание теперь, на ее собственном балу.

Постепенно Дебора успокоилась настолько, что перестала думать о себе. Она вспомнила, что должна проследить, все ли в порядке у Сюзанны. Дебора видела, как подруга танцевала с графом, но, судя по ее лицу, даже это не слишком радовало ее. А сейчас ее и вовсе нигде не было видно.

Дебора подошла к дивану, где сидели пожилые дамы, и спросила мать, не знает ли та, где Сюзанна.

– Она вышла на террасу, полагаю, чтобы взять себя в руки, – проницательно заметила миссис Гиллис.

– О, ну тогда я, пожалуй, пойду и немного побуду с ней.

– Конечно, дорогая, будь любезна. Должна тебе признаться, я ума не приложу, что с ней делать. Раньше одно только приглашение на такой бал, как этот, вызвало бы у нее восторг… – Она умолкла, качая головой.

Дебора точно знала, что в свое время значила для ее амбициозной подруги возможность оказаться в таком избранном обществе и танцевать с графом.

Она дошла до самого конца террасы, когда снизу из сада, куда вела небольшая лестница, до нее донеслись слабые всхлипы. Дебора спустилась вниз. Чем дальше она отходила от дома, тем сильнее росло ее беспокойство по поводу того, что ее подруга, похоже, окончательно потеряла самообладание, потому что ее рыдания перемежались какими-то словами. Однако, когда Дебора наконец увидела Сюзанну, то вместо того, чтобы броситься и обнять подругу, она застыла на месте.

Потому что Сюзанна была не одна. И мужчина, который стоял рядом с ней, который обнимал ее и прижимал к своей груди, заглушая ее рыдания, – этот мужчина был Роберт.

– А теперь успокойтесь, – сказал он в тот самый миг, когда Дебора остановилась как вкопанная в пяти футах от них.

Однако больше всего ее потрясло не то, что она видела, как ее муж обнимает Сюзанну. Дебору поразило, что ее высокомерная подруга преодолела свое отвращение настолько, что позволила ему обнимать себя. Что она, цепляясь за его мундир, подняла к нему заплаканное лицо и призналась:

– Я совершила такую ужасную ошибку!

– Но не такую большую, как я, – ответил Роберт, с отчаянием глядя в ее красивое лицо.

Дебора пошла назад в бальный зал с ощущением, что все ее существо сковал ледяной панцирь. Позже она никогда не могла вспомнить, что последовало за ее возвращением и как закончился бал. Должно быть, она механически выполняла фигуры танцев, которые обещала безликим мужчинам, приглашавшим ее танцевать. Перед ее глазами стояла одна-единственная картина – ее муж, говоривший своей возлюбленной, что он совершил ужасную ошибку.

Конечно, он имел в виду то, что не сделал предложения Сюзанне. Если бы он пришел к ней и объяснил, что она может стать владелицей огромного состояния, этот бал могли бы давать в ее честь. Она бы стала членом семьи графа Уолтона и могла бы ездить с графиней на Бонд-стрит за покупками.

Ради этого брезгливая и надменная Сюзанна смогла бы преодолеть свое отвращение к увечьям Роберта. И теперь она наверняка жалела, что не сделала этого раньше. Да, она совершила ошибку, отвергнув его обожание.

Деборе не хотелось думать о том, каким будет следующий шаг этих злополучных влюбленных теперь, когда они достигли взаимопонимания. Что бы они ни предприняли, это непременно вызовет грандиозный скандал. Впрочем, Роберту он едва ли сильно навредит. Он женился по расчету. Никто не ждет, что он станет хранить верность своей невзрачной жене-бесприданнице. И если уж самая красивая дебютантка сезона сама бросилась ему на шею, кто станет винить его за то, что он не отказался от такого подарка? Другие мужчины только посмеются и назовут его ловким малым, и все двери останутся для него открытыми.

Но для Сюзанны это означало гибель. Даже если Роберт не зайдет так далеко, чтобы сделать ее своей любовницей, найдется немало любопытных глаз, которые, став свидетелями тайного свидания мисс Халу орт, подобного тому, что видела Дебора, раструбят об этом на весь город. Падение нравственное в глазах общества не менее предосудительно, чем падение физическое. Оступившуюся молодую женщину не примут ни в одном из приличных домов жестокого, не прощающего ошибок Лондона. Никто и не подумает предложить ей руку помощи.