Логан Ченс - Спаси меня

Многие годы я сидел с ней на заднем дворе, глядя в телескоп на кучку крошечных белых точек на ночном небе. Она все рассказывала и рассказывала о созвездиях, и даже знала название каждого крошечного пятнышка.

Кто-нибудь еще знает все эти вещи? Кто-нибудь знает, что когда Лиззи спит, она должна быть покрыта одеялом с головы до ног? Или что она накалывает на вилку только один кусочек еды за раз со своей тарелки?

Я – все это знаю, но одновременно не узнаю ее теперь. Может быть, она больше не ест только красные желейные бобы и перешла на другие цвета.

– Земля вызывает Плаксу – говорит Лэнс.

– Не называй меня так, – отозвался я.

– Ты придешь послушать, как я играю завтра вечером? – спрашивает Девин.

– Да, конечно. Приду.

Только на следующий вечер я не иду смотреть на его игру. Я лежу в постели с головной болью, которая может сдвигать горы.

Меня убивает мигрень всех мигреней, и я закрываю глаза, желая, чтобы боль отступила.

Спустя время, решаю, если что-то и может успокоить эту боль, то только сексуальный голос Лиззи. Я звоню и жду, когда она возьмет трубку.

– Привет, солдат, – нежно говорит она.

И вот – головная боль отступает.

– Привет, – я вспоминаю ее маленькое розовое бикини и ложусь на кровать. – Чем занимаешься?

– Только что легла в постель. У меня завтра трудный день.

– О, да? – мой член дергается, от картинки, которая вырисовывается в голове – полуголая Лиззи лежит в постели. – Ну, очевидно, я должен спросить, что сейчас на тебе надето, – дразню я ее. Но я чертовски, серьезен.

Она смеется.

– Розовая майка и шорты со звездами.

Мой пульс учащается. Блядь. Зачем я спросил? Это, должно быть, сексуальнее, чем бикини.

Я меняю тему:

– Прости, что звоню так поздно.

– Все нормально. Ты в порядке? – спрашивает она.

Я присаживаюсь, снимаю футболку и откидываюсь назад, теперь на мне лишь боксеры.

– Да. Просто хотел услышать твой голос.

– Ну, я рада, что ты позвонил. Я весь день думала о тебе.

Я навострил уши, словно собака в период течки (мое тело реагирует таким же образом!).

– О, да? Почему это?

– Я думала о том вечере, о тех парнях. О том, каким ты был крутым.

Я улыбаюсь.

– Ничего особенного. В армии и не такому учили.

– Ты там когда-нибудь боялся? – ее голос понижается, и я представляю себе, как она лежит на кровати, ее непослушные волосы, рассыпавшиеся по подушке.

– Иногда. Однажды мы попали под удар, я действительно думал, что никогда не вернусь домой.

– Я так рада, что ты вернулся, – мягко говорит она. – Я бы сильно по тебе скучала.

Она меня возбуждает. Дело даже не в разговоре, а в ее сексуальном дыхании и голосе, именно они на меня так действуют.

– Почему? – я хочу подвести ее к тому, что она меня хочет, даже если знаю, что это не так. С ней – на другом конце провода, безопасно.

Храбрость – это то, что мне никогда не приходилось ставить под сомнение. Я без проблем мог ворваться во вражеский лагерь или влиться в сражение. Но сейчас я чувствую себя трусом, ждущим затаив дыхание; надеющимся, что Лиззи что-то скажет, что угодно, чтобы показать, что она меня хочет.

– Я скучаю по тому, как весело нам было вместе. Мне не хватало разговоров с тобой.

– Я уверен, что Большой Рыжик составлял тебе кампанию, – ревность ударяет меня под дых.

– О, пожалуйста. Это не так, – смеется она, и это самый сладкий звук, который я когда-либо слышал.

– Да, это верно. Только я помню, что тебя заводит, – я закрываю глаза вспоминая. – «В твоих губах волшебная сила», – цитирую Шекспира.

Она резко вдыхает.

– Я люблю Шекспира. И ты прав. Это меня заводит.

Мой член подпрыгивает, твердеет при ее словах.

– О, да? Ты сейчас заведена? 

Она колеблется, прежде чем ответить:

– Я не могу сказать тебе этого.

Блядь. Так и есть, она возбуждена.

– Скажи мне. Просто двое друзей разговаривают о том, что их заводит.

– Ну, хорошо, твоя очередь. Что тебя заводит? Что разгорячает твою кровь? – спрашивает она.

Я провожу рукой по члену.

– Розовые бикини, – я делаю глубокий вдох. – «В моей душе как будто шла борьба, мешавшая мне спать», – цитирую еще одну строчку сонета Шекспира.

– Вот черт. Великолепная строка, – тишина заполняет линию, а затем: – Это правда? Ты с чем-то борешься?

Я раздумываю над тем, что сказал. В голове идет борьба. В сердце идет борьба. И в душе нет мира. Из-за желания, которое я испытываю к Лиззи, из-за каждодневного ада внутри головы, уменьшающимися надеждами на счастливую жизнь… да, я нахожусь в состоянии войны.

– Нет, я в порядке, – отвечаю я. Мое настроение ухудшается, головная боль возвращается. – Слушай, знаю, что ты завтра работаешь. Я должен тебя отпустить.

– О, хорошо.

– Скоро увидимся, – после того, как она прощается, я вешаю трубку, закрываю глаза и пытаюсь заснуть.

***

В субботу я прекрасно себя чувствую. Лиззи звонит и говорит, что бы я был готов к веселому вечеру, но я знаю, что веселого будет мало.

Всякий раз, когда она предлагает веселое времяпрепровождение, я знаю, что планируется то, что, скорее всего, для меня будет пыткой.

Как мы и договорились, я забираю ее в восемь.

Она выходит в светло-голубом платье, которое колышется вокруг ее ног. Ноги, на которые я не могу перестать пялиться. Но короткая длина платья – не самая лучшая часть. А вот лиф платья, удерживает ее груди близко друг к другу, создавая идеальную ложбинку по которой мог бы пробежаться мой язык.

В ее руках – телескоп. Тот, которого я не видел с детства.

– Готов ехать? – она улыбается. Боже, ее гребаная улыбка – это то, о чем каждый мужчина, скорее всего, мечтает ночью. Я, точно о ней мечтаю.

– Да, – хриплю я, мне уже тяжело выталкивать из головы ее сексуальные мысли о ней.

– Поезжай на пирс, – командует она, когда я выруливаю с ее подъездной дорожки.

– Конечно, – я вращаю руль в направлении пляжа. – Давай сначала возьмем что-нибудь поесть.

Несколькими часами позже, на большом шелковистом покрывале, с рядом стоящим телескопом, мы сидим на теплом песке, под одеялом из звезд, болтая о старых деньках.

– Мне этого не хватало, – говорит Лиззи, поправляя телескоп.

Так хорошо сидеть на покрывале, с вытянутыми ногами, наблюдая за тем, как она смотрит на небо над нами.

– Мне тоже, – говорю я ей. – Я все пропустил.

Она поднимает голову от окуляра.

– Иди сюда.

Я подчиняюсь, поднимаюсь на ноги и приближаюсь к ней.

– Что мне искать?

Она указывает на телескоп.

– Просто смотри.

Я никогда не мог видеть того, что видит она, смотря на небо, но наклоняю голову, смотря в окуляр. Опять же, все, что я вижу – это кучка крошечных светящихся пятнышек, находящихся недалеко друг от друга. Она поднимает мою руку, помещает ее на ручку, осторожно направляя, чтобы картинка стала четче.

– Ох, ладно, – говорю я, не понимая, что должен видеть.

– Великолепно, не так ли?

Я поднимаю голову.

– Да, – бормочу я, глядя на нее.

Воздух вокруг нас разряжается и шипит из-за странной необычности момента. Я понимаю, что хочу провести с ней как можно больше таких моментов.

В принципе мы этим и занимались, когда были детьми, но это – нечто большее.

Каждое утро я просыпаюсь с мыслями о ней, а когда закрываю глаза ночью, то вижу только ее.

Я отхожу от Лиззи, возвращаюсь на покрывало и сажусь под бледным лунным светом. Уединенный пляж тихий поздней ночью, и я пользуюсь возможностью, чтобы смотреть на Лиззи с вожделением, пока она продолжает смотреть в телескоп.

– Ищешь Плачущую Ящерку?

– Может быть, – говорит Лиззи. А затем, словно я и так не достаточно измучен, ветер задирает ее юбку, дразнит меня видом на округлую попку в голубых трусиках, в тон сарафану.

Блядь. Мой член дергается, возвращаясь к жизни. Я пробегаю пальцами по песку, ложусь на бок, надеясь еще раз уловить такой момент.

Лиззи поворачивается ко мне, убивая любые шансы на это.

– Можно я кое о чем тебя спрошу?

– Конечно, – я присаживаюсь, ожидая ее следующих слов.

– Когда ты служил в армии, ты должен был выполнять любые приказы?

Я выдавливаю улыбку.

– Да.

– Я бы хотела иметь такую работу, – она отходит от телескопа и садится рядом со мной, скрещивая лодыжки.

– Какую? Приказывать людям?

Ее взгляд встречается с моим.

– Нет, просто приказывать тебе.

Я смеюсь.

– Правда? Ну, давай. Что именно ты хочешь, что бы я сделал?

– Ох, правда? Ты позволишь мне быть твоим командиром? – воодушевленно говорит она, вставая на колени.

– Конечно, почему бы и нет? – я встаю, потому что, если этого не сделаю, то притяну ее к себе на колени и буду разорять ее рот своим языком. Буду потирать ее киску, пока она не попросит меня трахнуть ее.

Она сжимает губы в раздумье, поднося к ним палец.

– Давайте посмотрим, рядовой Вагнер. Почему бы тебе не снять туфли, и не намочить ноги.

Я выгнул бровь.

– Правда? – я надеялся на что-то более сексуальное.

– Да, – она широко улыбается. Словно ребенок в кондитерской, взволнованный тем, что скоро получит свою награду.

Я делаю, как она говорит, бегу к краю воды и мочу ноги в холодном океане.

– О, черт, холодно.

Она смеется, находясь в комфорте на берегу.

Я окунаю руки в воду, набираю немного в ладони, бегу обратно, и выливаю воду на ее шею.

– Дерьмо, Райан, – она в мгновение ока вскакивает на ноги, и я ее щекочу, из-за чего она снова оказывается на песке. Я нависаю над ней, лежащей на спине, моя улыбка исчезает. Я так чертовски, сильно ее хочу.

– Ты должен был делать то, что я говорю, – шепчет она.

Наши глаза впиваются друг в друга, и мое сердце бьется в невероятном ритме.

– Отдай мне другой приказ, – мой голос низкий, мягкий, и я молюсь, чтобы она не попросила слезть с нее.

– Поцелуй меня, Райан.

И я это делаю, черт подери. К черту, дружбу.

Наши губы встречаются, мои руки погружаются в ее волосы, она цепляется за мою спину. Я целую ее крепко и глубоко, заявляя права на каждый дюйм ее идеального рта.

Она стонет, когда я прикусываю ее нижнюю губу. Рукой скольжу по ее ноге, закидывая ее на мое бедро и тоже стону.

Я прижимаюсь своим увеличенным членом к ее центру, позволяя ей тереться об меня.

Грохот волны – саундтрек к нашему поцелую, поставленный на повтор. Я иду дальше: стягиваю вниз верхнюю часть ее платья, чтобы поцеловать ее набухши груди и, наконец, пробежаться языком по ложбинке между ними. Она явно не хочет, чтобы я останавливался, подталкивая меня, зарываясь пальцами в мои волосы.

Но что я делаю?

Лиззи – мой лучший друг. Я не должен быть здесь с ней. Я не должен думать обо всех грязных вещах, которые хочу с ней сделать прямо сейчас. Не должен представлять, как она выглядит… Как она выглядит, когда кончает.

Я разрываю поцелуй, садясь.

– Прости, Лиззи, – тяну себя за волосы. Она молча лежит. Я эгоист.

У нее была своя жизнь, пока я не вмешался в нее. Вместо восстановления прежней дружбы, я могу навсегда ее уничтожить.

Она никогда не полюбит такого, как я. Раненого солдата.

Она заслуживает кого-то лучше.

У него красивые глаза. В них, можно затеряться. Думаю, именно это со мной и произошло.

Вау. Так вот что значит по-настоящему целовать Райана Вагнера. Поцелуй, которым он обрушился на меня, был лучше любой фантазии, что у меня была о поцелуях. Даже лучше фантазии с участием Криса Хемсворта, а ее очень сложно превзойти. Но Райан превзошел все, что я только могла себе представить.

Когда я рассматривала в телескоп Пояс Ориона и звездное скопление Семь сестер, раздумывая о своем бизнесе, то прекрасно себя ощущала.