Едва щелкнул замок, как резвые шаги Белобрысого к столу, хватает бутылку водки. Откручивает пробку — глоток.

Слышу, как напрягся Серега.

— Не смей, тварь. Выстрелю не глядя, — машет в его сторону оружием.

— Только тронь ее…

— Не боись, — шаги ближе, присел на корточки. Поставил пузырь на пол. Вдруг достал что-то из своего кармана крохотное и силой втолкнул, всунул мне в рот — моментально выплюнула. — ТВАРЬ! Ты у меня ее сожрешь, — живо поднимает и, мордуя, жестко тычет мне (судя по всему) таблетку в рот и тотчас заливает все это с горла бутылки водкой. Едва не захлебываюсь, пытаюсь оттолкнуть его, увернуться, но не получается. Грубо запрокидывает мне голову и взбешенно творит свое безумие. — Сидеть! — снова орет в сторону Сереги, тыча пистолетом.

Глотки, вынужденные глотки, поперхнувшись не раз, едва не захлебнувшись от напора.

Опустил руку с бутылкой. Отстранился в сторону, а затем и вовсе встал.

— За счет заведения, с*ка.

— Что ты ей дал? — едва слышно, обреченно прошептал Сергей.

— То, что и та тварь жрала. Еще немного — и наша царевна сама на стену полезет в мольбе, чтоб хоть кто-нибудь ее… т****нул.

Обмерла я от прозрения.

— Та же, вроде бутер жрала?

Тяжелый вздох Белобрысого.

Скривился.

— Ну, чистого-то больше нет. Так что этой… повезло больше.

— В смысле? — обмер Сергей. — Так там не кокс был?

Ухмыльнулся подонок. Глоток водки. Взгляд на «товарища».

— И даже не герыч.

— Ах, ты… с**ин сын! — рычит от ярости. Сжался, невольно дернулся.

— СТОЯТЬ, С*КА!..ПУШКА-то все еще у меня, да? — замахал стволом, отчего тот покорно замер. — А будешь нормальный, без этих твоих вые***нов, и тебе она достанется. Правда, после меня. О, смотри, — вдруг взгляд на меня. — Уже, по ходу, начинает плыть. Жарко, да?

Пытаюсь игнорировать, но странные ощущения и дурман в голове начинают творить нечто странное. Задыхаюсь, сердце колотится, что бешенное; бросает в пот и странную дрожь от ощущений.

Глава 9. Тайные желания

* * *

И хоть все время сражалась я с собой, пытаясь удерживать сознание на плаву, веки все равно тяжелели, и открывать их было все ленивее и ленивее… А дикие, постыдные желания волнами стали накатывать на меня, сжимая, сводя мышцы внизу живота, будоража все тело, накаливая в нем напряжение, возбуждая до предела, взывая к откровенным, бесстыдным плотским утехам. Тело голодно выло, требуя грубого, беспринципного, дерзкого участия. Даже если это будет унизительное, болезненное, грязное властвование и овладение мной…

Приличие не только позорно отступало, но и нагло сметало с собой любые преграды и моральные устои. И чем распутнее, похабнее фантазии — тем сильнее требование всего этого. В голове плыл туман, а жажда ставала все невыносимее и невыносимее, словно для умирающего в пустыне, вот только… не вода нужна, а нечто животное и безрассудное, яростное и первобытное…

Но помрачение отступало — и я делала вдох, полностью осознавая, какие твари меня окружают, и что это влечение — неестественное, и мерзкое…

И вновь прилив — и я уже невольно стону, корчась от настоящих пыток…

Закусывать губы до крови, впиваться ногтями в пальцы, чтоб хоть как-то различать в этом сумасброде, что есть настоящее, а что — нет; болью глушить страсть, разливая капли отрезвляющего адреналина по помутневшей крови.

И вдруг удар. Выбита дверь. Рывок. Вскакивают парни (надзиратели) в испуге — тотчас залетело несколько человек в черных костюмах, бронежилетах и масках, с автоматами наперевес… Молниеносно заломали Белобрысого и Серегу (даже не сопротивлялись), мордой в пол, руки за голову.

Кто-то присел рядом.

Клёмин.

Испуганно уставился мне в глаза:

— Лина, Лина, ты меня слышишь? — схватил за плечи и, осторожничая, встряхнул. Смеюсь, невольно счастливо залилась звонким, больным смехом… облегчения. Но вдруг… этот его, сводящий с ума, аромат, запах; трепетный, обжигающий кожу жар; нервное, в такт моему, надрывистое дыхание; сильные руки; пот, эротично, маняще стекающий по шее; пылкие, влажные губы (невольно облизалась, закатила глаза под лоб и вожделенно застонала) — просто сорвало, вмиг обрушило на меня волну, практически полностью и безнадежно захлестнув дикой, откровенной страстью. Оковы сорваны. Зеленый свет… Мой Клёмин. Угрожающая, решительная пьяная ухмылка в сторону жертвы.

— Что вы, твари, с ней сделали?! — ошарашено рычит. Взгляд куда-то в сторону, назад. — Она под кайфом?!

— Да.

Хохочу счастливо… Неистово сверлю своего героя взглядом, мысленно уже не просто раздевая, а, едва ли не раздирая на части, овладевая им…

— Что именно?! — не унимается, злится, бесится, отчего еще сильнее становится притягательным. Невольно сжимает меня до сладкой боли в своих грубых, могучих ручищах.

— Бутер с какой-то дрянью.

— Когда отпустит?

— Несколько часов, — внезапно рассмеялся кто-то из парней. Узнаю голос подонка… (игнорирую). — Можешь смело пользоваться, ублюдок.

— Уведите их.

Краем глаза улавливаю, как силой заломили и потащили, повели из комнаты избитого Серегу. Словно молнией прозрение, но лишь на миг — разум раненым зверем сгорает заживо в агонии…

— Сергей…

— Что? — обмер Клёмин. Приблизился ко мне ближе, а затем, словно очнулся, стал развязывать меня. Улыбаюсь — последние мгновения умирающей трезвости. — Серега там не причем… он хотел остановить… И Костя… Это всё этот урод. Бело…брысый.

Рухнула ему на грудь, обняла за шею, смеюсь.

Пытается меня поднять, а я — взбешенная… и я не я, и преград нет больше.

Вижу его губы — и, просто…. нет сил остановиться. Силой впиваюсь в них, повелительно требуя ласки. Живо хватаю его руку в свою и заставляю грубо сжать мою грудь. Мигом врываюсь языком ему в рот. Уверенно прорываюсь пальцами к брюкам…

Опешил, пытается оторвать от себя.

Вдруг кто-то зашевелился позади.

— Что там? — попытка провернуться в моей хватке Володи. — Че вернулся?

— Узнать, че медлишь.

Чужое присутствие вмиг хлыстнуло испугом, прогоняя по жилам адреналин. Выдох. Вслушиваюсь в происходящее.

— Девушку унесли?

— Да.

— Жива?

— Да.

— А тех?

— Взяли.

— И Костя…

Обернулся ко мне. Опять глаза в глаза. Черт, он меня просто сводит с ума…

— Что Костя? Лина, ЧТО КОСТЯ? — нервно дернул, затряс за плечи. Прихожу в себя.

— И он хотел отпустить, а вот Белобрысый… и пистолет твой отобрал.

— Я видел.

— Я хочу тебя, Клёмин. Безумно хочу… прямо здесь.

Скривился, силой оторвал меня от себя и потащил, повел куда-то из квартиры, удерживая за локоть.

— Клёмин! — рычу в спину…

Игнорирует.

А вот уже застыли на улице.

Тотчас обвилась вокруг шеи — обнял, прижал к себе, но все еще воротит носом, не давая пробраться к губам. Впилась голодным поцелуем в ухо, тотчас вобрав в себя мочку, и стала откровенно ее посасывать, нежно массируя языком…

Невольно, едва слышно, застонал.

— Что ты? С нами? — раздался незнакомый голос.

— Да видишь же! Сейчас такси поймаю и увезу, — отчаянно крикнул.

Не помню, даже как оказалась в авто. Нагло лезу ему на руки — пытается остановить, прибить обратно к сидению.

— Э, вы чего там! Никакой е**и в машине! — рычит кто-то посторонний. Видимо, водитель.

Игнорирую, живо ныряю руками к ремню Клёмина и пытаюсь силой расстегнуть.

Тяжело вздыхает. Раздраженно морщится.

— Лин, зайка, дождись, скоро уже приедем. А там… все, что хочешь.

— Всё-всё? — щенячьим взглядом в глаза.

— Да, всё-всё, — улыбается, но не могу понять, то ли врет, то ли серьезно уже готов сдаться, отдаться.

Смеюсь самодовольно, раззадоренная надеждой.

— А куда едем?

— Домой.

— О-хо-хо, — подаюсь немного назад, скрипя зубами от нового приступа похоти внизу живота. — Дурак, что ли? Мне нельзя домой, — пьяно качаю головой.

— Ко мне домой, малыш. Ко мне…

— А ну…

Разлеглась на груди у своего Володеньки. Замерла, в попытке быть послушной — но это взбешенное сердцебиение, этот запах, это тело, тепло… — всё стало сводить с ума, выворачивать наружу, отчего невольно застонала. Потянуться немного вверх и впиться поцелуем в шею, похотливо проведя языком по коже. Живо ныряю руками под рубашку и скольжу ладонью по груди, временами грубо, повелительно сжимая плоть… Напрягся.

— Приехали, — вырывается, силой отстраняет меня от себя и протягивает что-то водителю.

Смеюсь над тем, что кое-что причудилось. Надо же… какая дурь в голове…

Вытаскивает меня за собой на улицу.

Дуюсь.

— Долго еще?

— Скоро, котик.

Шаги едва ли не на ощупь, путаясь в собственных ногах, и, нет-нет, да заливаясь смехом от странных веселых картин и ситуаций.

Пешком по лестнице…

Казалось, это будет вечность…

— Ты, ты что…. на сотом живешь? — смеюсь я над своим прозрением.

— На восьмом.

— Больно-о-ой, что ль? Чего пешком?!

— Лифт сломан.

Ржу.

— Дурак, вон гудит же!

— Это не он…

— Ты просто… меня боишься, — хохочу, вырываюсь. Оседаю на пол, на ступеньки. Удерживает, и снова силой ведет, тащит за собой.

— Я, просто, хочу добраться до кровати… для начала.

— Фу, какой ты скучный! — дуюсь.

— Зато ты веселая.

— Это да…, - ухмыляюсь. — Этот уб… ублю-док мне что-то дал.

— Я уже понял.

Замерли у какого-то темного плотна, похожего на странную, неверной формы, черную дыру.

Хохочу.

— Ты хочешь нас убить?

— Ни капли.

Силой затаскивает внутрь. В момент кидаюсь на него, искренне уже не имея сил терпеть и сражаться с собственным телом.

Поддается на поцелуй, отвечает. Живо ныряю руками к его ремню и начинаю его расстегивать, а затем и сами брюки, да попытаться спустить их вниз, но почему-то резко отстраняет меня, мешает. Насильно отрывается от меня, шаг в сторону. Куда-то к тумбочке. Не могу понять, что не так. Да и все равно. Мигом снимаю с себя платье и снова бросаюсь на своего Казанову, что зажал что-то непонятное в руках, за спиной.

Ухмыляюсь коварно.

— Надеюсь, это будет не больно.

Хохочу.

— Смотря, как ты будешь себя вести, — впервые поддается… и на его лице расплылась искренняя, теплая улыбка.

Напор, поцелуи, жаркие объятия — и вдруг уткнулись в стену, я спиною. Резкое его движение сбоку, рукою — и что-то щелкнуло, сделав мне больно. А затем миг — и вовсе ловкий, дерзкий захват моей второй руки, немного согнув, подав вбок и вниз, ближе к полу, сомкнул кольцо вокруг запястья — щелкнули наручники. Неожиданно, что еще больше пугает, отстраняется, отходит в сторону, бросая меня одну — не могу выпрямиться. Дергаюсь, отчаянно трепыхаюсь, силясь прочь, в сторону (вбок, вверх, вниз) — тщетно, ничего не выходит. Рычу.

— С*ка! Ты че удумал?

— Ничего, — шаги по комнате, собирая что-то с пола.

— Ты, больной ублюдок! Отпусти меня!

— Во! Пошел процесс отрезвления… А ведь только что хотела от меня детей.

— Да иди та на**й!

— Ага, ага, — кивает головой, едва заметно в полумраке. — Только учти — будешь орать, рот скотчем заклею.

— Ублюдок!

— Было уже…

— Мразь.

— О, хорошо, давай еще.

— Подонок, — уже более сдержано рычу. Дую губы. — Отпусти меня.

— Угу. Как попустит — так и отпущу.

— Жалкий трус!

— Ну да…

— П**ик вонючий!

Обмер, взгляд на меня, но тут же отвернулся, смолчал.

Сижу, дрожу, а тело сводит от вожделения, до дрожи, до воя, до слез.

Холодный, недоступный, грубый, сильный, смелый… и с божественной ехидной ухмылкой, подобной терпкому яду…

— Вов, — едва слышно зову. — Ну, Вов…

— Да, Ангелина?

Строю из себя обиженку.

— Ну Вов… Ну, иди ко мне…

Молчит. Игнорирует.

— Ну, Вов…. Ну, хоть отпусти… А то сейчас милицию начну звать! Что, не веришь? Вов…