Ольга Резниченко - Спиною к будущему

Внезапно зашевелился, достал из-за пояса пистолет и протянул его мне.

— Вот, держи, — поддаюсь, беру.

Повернулся к Кандыбе.

Вдох-выдох.

— Неважно, кто выпустит пулю. Так или иначе, убийцей… будешь ты. Как он — для тебя, несмотря на то, что всё то исполняли другие люди. Так что давай, если четко осознаешь свое желание, — замер в жестикуляции, тыча пальцем в его сторону, — свою нужду… убить этого с***на сына, то стреляй. Открывай эту дверь — и пошли. Не хватит духу у тебя — выстрелю я. Я не шучу, не пугаю и не беру на понт. Я только хочу… чтобы ты полностью поняла, осознала свой будущий поступок… и потом не корила себя всю жизнь за опрометчивость и минутную слабость.

Тягучие мгновения рассуждений, всех болезненных за и против (что столько раз перебирала в голове, и в очередной раз, словно впервые, они опять стали ныне).

Хочу ли я его смерти? ХОЧУ.

Хочу ли я его УБИТЬ?… уже не знаю.

Чужими руками, но всё равно своими?… отдавая приказ, подобно тому же Кандыбе…

Перечеркнуть все принципы… только ради чего? В моем случае — ради сладкой, ядовитой мести? Которая в итоге… не принесет ничего. Даже облегчения (ведь наверняка). Просто, галочка и попытка остановить зло… однако это не оплатит их смерти. Батя бы не одобрил… Никогда бы не одобрил. Да и я не такая… Совсем не такая. Это демону надо, моему внутреннему голодному демону, которого зародил и вырастил во мне этот мерзкий предатель. Демону, но никак не мне…

Не хочу быть убийцей. По крайней мере, не так… Словно жулик, исподтишка, за былые заслуги. Не хочу стать одной из тех, кого так сильно ненавижу… и всегда норовила бороться против них. Даже сейчас, затеяв всё это действо…

Хмыкнула болезненно я, понимая свою обреченность.

— И что? Просто уйти?…отпустить? Простить все его грехи, закрыв глаза… и… забыть как звали. Отпустить прошлое?

Закачал отрицательно головой. Шумный вздох.

— Тебе решать, как его уничтожить. Но его жизнь… уже точно не будет прежней. Так что не просто уйти, а верно определить будущее. И его, и своё.

Тяжелые мгновения…

Шаг назад, криво, сама себе под нос, жестоко улыбнулась.

Живо передернуть затвор, и, не особо прицеливаясь, быстро снять с предохранителя пистолет да пустить пулю в лоб мерзавцу.

Звонким, болезненным, адским криком раздался выстрел, оглушив всех и всё, пробирая до холода. Тотчас образовалось пятно на уровне головы ублюдка, расползаясь громадной паутиной с крупной воронкой в центре по бронированному стеклу.

Дрогнул, словно что-то почувствовал, но… не встал, не кинулся бежать. Не помер.

Скривилась я, признавая свою слабость… и поражение. И свою победу вместе с тем.

Опускаю руки долой.

Еще один вдох — и протянуть пушку ошарашенному Клёмину. Не сразу отреагировал, но мгновения покорного моего ожидания — и наконец-то взял.

— Забери у него всё. Всё, что сможешь… и отдай детскому дому или фонду больных детей — мне всё равно, лишь бы во благо. Да отпусти его…

Пусть мучается, как и я, отбывая эту гребанную жизнь.

Несмелый разворот — и пошагала я долой, на выход, лицом к будущему, спиною к прошлому…. не прощаясь. И хороня навек.

* * *

И вновь разошлись, как в море корабли.

Ни телефонных разговоров, ни встреч.

Как и обещала, полностью подготовила все документы к (фиктивной) купле-продажи своей квартиры в пользу Клёмина (остались нюансы: его паспортные данные, прописка, подпись), однако… сколько бы не пыталась к нему дозвониться, чтобы завершить сей процесс, — на том "конце провода" было глухо. Полный игнор. Что ж, другого способа с ним связаться я пока так и не нашла, не придумала, а потому лишь обреченно развести руки в стороны да мирно ждать, когда хозяин явится за своим трофеем, а, вернее, заслуженной платой за безумное одолжение… Когда упертый Клёмин вновь захочет меня видеть, и окончательно завершит бесшабашную сделку.

Что же конкретно потом случилось с Кандыбой, честно говоря…. я не знала. И… не жаждала узнать. Даже если просто отпустил. Плевать. Для себя я сделала всё, что хотелось. А если не судьба "завершить начатое" — то… так тому и быть.

Однако, я верю Клёмину. Что он сотворил всё, что смог. И это был не цирк, не фарс, и не попытка развести меня на деньги (особенно, с учетом того, что так и не явился за ними, за квартирой). Это было настоящее, искреннее рвение и, в итоге, помощь. А то, что… если ничего не вышло, то что уж тут? Просто, кто-то оказался сильнее. И оборона, и связи, и все то окружение-болото, в котором он погряз.

Одно только тревожило меня (иногда даже доводя до безумия) — лишь бы сам Вова не получил проблем из-за всего этого, и не вляпался в еще большую историю, чем я…

Мысли накаленной вольфрамовой нитью, доводя до исступления и отчаяния.

А затем… устала. Безумно от всего устала. Схожу с ума. Нервы на пределе. Апатия (к окружающему меня миру и людям в нем). Ночью — бессонница, днем — вечный дурман и адское желание уснуть. Да только… тщетно. Едва смыкаю веки — как перед глазами водоворот событий прошлого, настоящего. Клёмин, Клёмин, всюду Клёмин… и нигде его нет.

Еще чуть-чуть — и я сорвусь. Натворю чего-нибудь непоправимого и страшного. Но нельзя.

Я — как тот раненный пациент, что уже готов от собственной боли и агонии сам отгрызть себе проблемную конечность, лишь бы прекратить эти страдания и безумные мучения.

… не могу больше.

Не могу.

Надо выдохнуть.

… когда-то давно мы мечтали с батей, моим родным отцом, Чижовым…. съездить в Питер.

Проведать "улицу разбитых фонарей"…

85 отделение. Я еще шутила, что пойду туда работать.

Санкт-Петербург.

То, что мне сейчас так нужно: просто переключить канал. Канал… собственной жизни.

Другой мир, другие люди. И безумно далеко отсюда… — не дотянуться ни рукой, ни сердцем.

Взять отпуск за свой счет, если так можно выразиться, учитывая интернатуру — и, получив, одобрение Котова…. купить билет и отправиться в Храброво.

Стрелки отбивают считанные минуты между настоящим… и будущим.

И… даже не знаю, вернусь или нет. Время покажет.

Хочу… и не следует бы.

Не знаю…

Пройти все необходимые проверки — и наконец-то податься в конечный зал ожидания.

Остался шаг — и я… буду свободна.

Достать книгу из сумки. Взгляд на желтые от времени страницы.

Поэзия… я так противилась тебе, гневаясь, ненавидя, за то, что ты — символ моего вранья, вынужденных перемен. Символ… отрицания моего собственного я.

Но… и уже привыкла, к тебе, к этому вечному внутреннему бою, что даже сейчас из всех возможных вариантов… выбираю именно тебя.

И неважен автор строк, и даже смысл… написанного.

Просто… впитывать, произносить едва слышно вслух и листать страницы. Так я делаю с тобой всегда. Так я делаю со своей жизнью.

Так я делаю и теперь… с настоящим, чтобы на следующем развороте — отыскать его. Будущее. Неверное, лживое, неприятное… но моё.

Моё будущее.

Выдох.

Кто-то присел сзади, невольно качнув и ряд моих сидений. Не реагирую.

И снова взгляд в книгу — и вновь, превозмогая себя, затеять бессмысленное.

— А говорила, что не любишь поэзию, — от его голоса даже подкинуло на месте.

Живо обернулась назад.

Глаза встретились.

— Клёмин? — похолодело всё внутри, предательски сжались мышцы.

— А ждала кого-то еще?

— Я и тебя не ждала, — пристыжено опускаю взгляд.

— Неужто? — встал, обошел сбоку и присел рядом, вальяжно раскинувшись. Руку закинул за меня, на спинку скамейки. Взор куда-то вдаль.

— Зачем ты здесь? — решаюсь на главное.

Ухмыльнулся.

— Погода хорошая. Решил полетать. А ты?

Не ответила. Вместо этого выплевываю давно терзающее меня:

— Все же надумал, да? Документы давно уже готовы купли-продажи. Остались только твои данные и подписи. Родители палки в колеса не станут совать, хоть пока и не знают.

— Ты шутишь, да?

Глаза в глаза. Обмерла на мгновение от удивления. Поежилась.

— Нет, ни капли, — неуверенно шепчу.

— Не надо мне твоя квартира. А если опять глупости с чувством долга, то успокойся. Я ценю свою жизнь гораздо больше, чем пару попыток помочь… решить кое-какие проблемы.

— Не пару, и не попыток…

— Кому как. Но, сейчас, не об этом. Верно?

Чувствую неладное, леденеет всё внутри. Перехватывает дыхание.

— Я тут прослышал… о твоем решении… променять наш горячо любимый безумный Калининград на какой-то там… культурный Питер.

Скривилась невольно в лживой улыбке.

— Все равно никто не заметит мою пропажу.

Пытаюсь сжать в кулак переживания.

— А как же жизни спасать? Или… наши жители не достойны, не настолько хороши, как те, к которым ты теперь рвешься?

Молчу, застыв в серьезности. Тяжелый вздох. Подбираю слова.

Выжидает…

(бешенное сердцебиение: его, мое).

— А я, может, профессию сменю.

Хмыкнул вдруг.

— На какую? Только не говори, что на какого-нить там… литератора, — ткнул, кивнул головой в сторону книги.

Рассмеялась я невольно, хоть и чувствую притворность его игривого, располагающего к диалогу, к пониманию, настроения.

— Какой из меня критик? Я даже свою судьбу не могу довести до толкового, надлежащего вида, а, не говоря уже…. чтобы начать судить, поучать других.

— Вик… — обмерла я от услышанного, кольнуло сердце.

Не дышу.

— Не уезжай…

Молчу, побелевшая, заледеневшая… от внезапной, такой глубокой его искренности. Чувственности…

— Пожалуйста… Может, я и — … не подходящая партия, и, вообще, кроме… как пушкой вертеть, морды бить, создавать проблемы и потом их решать, больше ничего не умею… Но не уезжай, прошу.

Зажмурилась я от боли. Шумный выдох. Обреченно опустить голову.

— Прости…, - решаюсь я на ответное прямодушие, прямоту, — но я больше здесь уже не могу. Мне кажется, еще чуть-чуть, и я сама себе пущу пулю в лоб. Не останавливай меня… Вов, — устремила взгляд ему в лицо, но не ответил тем же. — Вов, прости меня…

Еще один вдох, поднимаюсь. Схватить свою сумку — и пойти, куда глаза глядят.

* * *

Не знаю даже, как я забрела в этот магазин Duty Free, да и через сколько времени это произошло, ходя кругами по коридору. Стать у стеллажей, уставиться бессмысленным взглядом на какой-то товар и замереть, перебирая в голове… случившееся и сказанное. Им, мной.

— Девушка.

Черти что. Просит остаться. Ну, почему сейчас, Клёмин? Почему именно сейчас? Где ты был неделю назад? Вчера? Несколько часами ранее? Где? Почему только… у конечной точки?

— Девушка, — снова раздался странный, назойливый мужской голос, крик.

Обернулась.

Полицейский.

— Да? — удивилась я внезапному такому вниманию.

— Старший сержант Белоус. Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

— А… а что-то не так? — опешила я невольно. — Я же уже прошла досмотр, и всё было в порядке.

— Я понимаю, — вежливо улыбается, кивает головой молодой человек. — Ничего страшного. Просто, небольшая формальность…

Кривлюсь от негодования. Но молчу. Живо лезу в сумку, начинаю судорожно перебирать в ней вещи. Еще минута — и наконец-то протянула с красной коркой документ.

Взгляд то на фото, то на меня, и вдруг хватает меня за локоть и силой удерживает рядом с собой. Невольная попытка вырваться (моя), машинально дернулась, но затем, тут же, осознавая недальновидность сего странного решения, себя пресекла. Взволнованный взгляд на человека в форме. Не отреагировал.

Зашипела рация. Доклад по форме и жуткое:

«Гражданка Сотникова Ангелина Николаевна, 1993 года рождения, задержана…»

* * *

Я догадывалась, откуда корни растут, и куда тянутся, вот только не могла подумать, допустить, что они достигнут таких глубин.

Несколько часов просто беспредельного молчания, полного игнорирования меня.

Потом поездка в отделение. Странный допрос следователя.