Руки гувернантки задрожали, когда она подумала, что они могут даже обвинить ее. Граф — влиятельный человек. Он может сослать ее в Ботани-Бей. Но нет, она тщательно следовала инструкциям, по мере своих сил. И слуги могут рассказать ему, что она немедленно вызвала доктора. Это старый шарлатан виноват, что болезнь распространилась так быстро. Если бы Уикс начал лечить девочку, когда за ним послали в первый раз, то, возможно, мисс Масгроув не оказалась в такой сложной ситуации. Нет, они не смогут обвинить ее. Кроме того, все знают, что графа все равно не волнует, что произойдет с девчонкой. Она ведь не наследует его титул или что-то подобное. А мисс Масгроув это волновало. К ее ужасу, приближалось Рождество, а она могла оказаться без работы.

Мисс Масгроув долго заламывала руки и, наконец, сделала то, для чего ее как раз и не нанимали: написала графу. Его свояченица Джейн был слишком слаба, а именно граф платил ей жалование. Пусть приедет и возьмет на себя ответственность, и пусть увидит, как хорошо гувернантка справилась с работой няньки, что определено достойно дополнительного вознаграждения.


***

Бретт наконец-то добрался до конца кучи корреспонденции, поклявшись поднять зарплату своему секретарю, если этот парень когда-нибудь вернется из отпуска. Последнее письмо было написано определенно женским, идеальным каллиграфическим почерком. Бретт поднес бумагу к носу, но запах невозможно было определить. Печать сзади тоже ни о чем не говорила — обычный красный домашний воск. Отправителем определенно не являлась леди Трент, потому что Шарлин едва могла прочесть оперную программку, не говоря уже о том, чтобы писать таким элегантным почерком.

Развернув листок, граф опустил глаза на подпись. Это имя он тоже не узнал. Он едва не бросил письмо на пол к остальной бесполезной чепухе, но имя «Саманта» бросилось ему в глаза. А именно «ваша дочь, Саманта». Бретт прочитал письмо, затем перечел его, выругался в адрес глупой женщины, отсутствующего секретаря, нерадивой свояченицы и своей покойной жены. Затем он велел приготовить экипаж. Нет, на лошади будет быстрее. Карета сможет последовать за ним с его багажом, с его собственным хирургом с Харли-стрит, с содержимым ближайшей аптеки. Пока он ждал, Бретт нацарапал записку своему поверенному, дав ему поручение навестить Шарлин с чеком и ожерельем. И нанять временного секретаря, чтобы справиться с остальной частью беспорядка.

Где-то посреди безумия отъезда, пока он переодевался, собирал деньги, пистолет и торопливо упакованную корзину с крышкой для путешествия, лорд Боутон наконец-то понял, что знает, что хотел бы получить на Рождество. Он хотел стать отцом.


3

— Что Мактавишу нужно на этот раз? — спросила Джерри у брата, когда увидела записку, которую тот держал. Только один человек из числа их знакомых писал таким отчетливым, размашистым почерком. Кроме того, она слишком часто видела такие письма за последние годы. Мистер Юан Мактавиш был индийским набобом, снимавшим Селден-Хаус. Богатого купца устраивало, что он живет в доме джентльмена. Но его не устаивала жизнь среди падающей черепицы, дымящих каминов или протекающих сточных труб. Сэра Юстаса часто вызывали в их старый дом, чтобы выслушать новости о самом последнем бедствии, и заново обсудить условия аренды Мактавиша в знак компенсации. Бог свидетель, Селдены не могли позволить себе ремонт или модернизацию, на которых настаивал Мактавиш. Джерри не могла не испытывать подозрений, что добившемуся всего собственными силами магнату нравилось иметь на побегушках титулованного джентльмена, даже если Стейси был всего лишь баронетом. — Что еще он хочет починить?

— Понятия не имею. Послание адресовано тебе, сестренка.

— Господи, что может мистер Мактавиш хотеть от меня?

— Может быть, он тоже хочет сделать тебе предложение, — поддразнил Стейси. — Подумай только, ты сможешь вернуться обратно в наш старый дом и жить как принцесса. Более выгодная сделка, чем сквайр и три его дьявольских отпрыска.

Мистер Мактавиш был невысок, лыс и нюхал табак. Он говорил громко и требовательно, и привык отдавать приказы. При этом по возрасту он годился Джерри в отцы.

— Не говори ерунды, — ответила Джерри брату, взяв у него письмо и разламывая печать сзади. — Не могу представить, что у этого человека на уме.

Что было на уме у практичного торговца, так это титул. Рождество приближалось, а он стал богатым совсем не потому, что ждал у моря погоды, нет, сэр. Кто знает, каких щеголей и кавалеров удастся собрать сквайру на этом его ежегодном балу? Мактавиш рассчитывал на то, что его маленькая девочка встретится с ними со всеми и выйдет замуж за самого титулованного их них. Если сквайр не сможет предложить никого лучше молодого сэра Юстаса, то, по крайней мере, его Джинджер попробует продержаться на плаву в водах общества. Мактавиш хотел вывозить ее в лондонский свет этой весной. Конечно же, не все двери будут открыты для дочери торговца, но их распахнется достаточно, ведь он выделил ей достаточно щедрое приданое. Проблема заключалась в том, что его маленькая Джинджер до сих пор проживала в изысканной школе для юных леди. У Мактавиша не было ни жены, ни постоянного дома, чтобы самому растить девчонку. Теперь, когда Джинджер находилась с ним дома, он осознал, что допустил один из редких просчетов. Джинджер была настолько очаровательная, что на нее можно было заглядеться, и хорошо образованна — для женщины. Стоимость ее гардероба могла бы обеспечить одеждой целые индийские деревни. Но нельзя было обойти тот факт, что его маленькая девочка не их тех, кто производит фурор. Она застенчивая, хрупкая девушка, которая не знает, как вести себя в обществе. Поэтому Мактавиш написал мисс Джеральдине Селден, одной из немногих леди, живущих по соседству, и единственной, которая давала уроки в деревне. Пианино и все прочее, припомнил Мактавиш. Она даже провела Сезон в Лондоне перед тем, как сыграл в ящик ее никчемный отец. Вне всякого сомнения, мисс Селден будет знать, как вдохнуть немного живости в маленькую кошечку.


***

— Он хочет, чтобы я стала кем-то вроде компаньонки для его дочери, которая наконец-то приехала домой из школы, — сообщила Джерри брату после того, как прочитала письмо. — И послушай вот это: он готов хорошо заплатить мне, просто за то, что я покажу ей, как держаться в обществе, представлю ее всем в округе и все в таком роде, чтобы она не чувствовала себя неловко.

Джерри закружилась по комнате, а затем поцеловала брата в щеку.

— Удача улыбается нам, Стейси, я просто уверена в этом! И как раз вовремя перед Рождеством! — Теперь она может даже заработать достаточно денег, чтобы выкупить обратно лошадь Стейси у сквайра.

Стейси был далеко не так возбужден, как его сестра. Конечно же, он искренне радовался неожиданной удаче Джерри, и надеялся, что она использует свое жалованье, чтобы купить какой-нибудь предмет роскоши, который он не мог приобрести для нее. Тем не менее, ему было ненавистно видеть, как сестра собирается работать высокопоставленной прислугой. А угрюмая и все время молчащая юная мисс может оказаться такой же трудной ученицей, как и троица сквайра, которые сидели спокойно, только когда были привязаны к стульям.

— Может быть, эта девица некрасива, знаешь ли, в придачу к застенчивости. Вдруг она невысокая и лысая, как ее папа.

— Глупый, у наследниц никогда не бывает неправильного роста или цвета волос. А Мактавиш может позволить себе купить ей парик! — Джерри не собиралась разочаровываться. — Я нанесу им визит сегодня же днем. И принесу с собой особенный подарок, чтобы мисс Мактавиш поняла, что я желаю стать ее подругой, а не просто еще одной наставницей. Бедная девочка, должно быть, устала от уроков за все эти годы. Конечно же, мне придется убедиться, что она сможет танцевать контрдансы, и я знаю, что ее попросят развлечь общество на том или ином приеме. Я должна узнать, что она может исполнить на пианино. И умеет ли она правильно разливать чай, делать реверанс и все такое прочее. Господи, нельзя терять ни минуты, ведь Рождество на подходе.

К несчастью, Рождество не единственное, что оказалось на подходе.

Сэр Юстас отправился по делам поместья, оставив Джерри колебаться, не зная, какое платье надеть для визита, и не то чтобы у нее был огромный выбор. Не стоит одеваться чересчур старомодно, только не тогда, когда мистер Мактавиш рассчитывает — и платит ей за это — что она будет прививать стиль мисс Мактавиш. В конце концов, девушка выбрала самое новое прогулочное платье, из элегантного муслина с веточками, скопированного прямо со страниц «La Belle Assemblee». Тот факт, что этот наряд больше подходил для сентября, чем для зимней прогулки, не имел никакого значения. Что значит тепло по сравнению с возможностью произвести хорошее впечатление? Джерри набросила поверх платья тяжелый коричневый шерстяной плащ, вместо более модной, но тонкой пелерины. Неприятный дворецкий, который занял в Селден-Хаусе место Мэмфорда, единственный, кто увидит подобную плебейскую вещь. Кроме того, у толстого плаща имелось множество внутренних и внешних карманов, чтобы положить карандаш и бумагу для составления списков, новейший роман из платной библиотеки, и подарок, который она принесет, чтобы поприветствовать мисс Вирджинию Мактавиш в Аппер-Оссинге.

Вместо того чтобы тащиться целых две мили по извилистой дороге для экипажей. Джерри решила пройти небольшое расстояние вдоль большой дороги к проему в каменной стене Селдена. Оттуда до дома было рукой подать. Однако большая дорога находилась в плохом состоянии после недавних дождей и большого количества повозок, направлявшихся вчера на базарный день. Джерри прошла через ворота и начала осторожно пробираться через лужи, колеи и кучки лошадиного помета. Пара, приближавшаяся с другой стороны, не позаботилась о подобных предосторожностях.

Конь был огромным и черным, и с каждым гулким шагом покрывал несколько ярдов. Он вовсе не мчался изнурительным галопом, но равномерным аллюром, которым был способен двигаться много миль. Всадник сидел верхом величественно и прямо, пелерины его плаща раздувались позади, словно крылья какого-то темного ангела. Его голова была непокрыта, а черные волосы стянуты сзади в хвост. Вместе они представляли собой великолепное зрелище, которое, к сожалению, не сможет увидеть Стейси. Джерри остановилась, чтобы восхититься прекрасным взаимодействием лошади и всадника, когда они приближались, до тех пор, пока не осознала, что они проедут слишком близко. Она будет забрызгана комками грязи и навоза, разбрасываемыми из-под копыт жеребца. И она придет к Мактавишам, выглядя как мокрое, грязное страшилище. Взвизгнув, Джерри отпрыгнула назад. Только позади нее ничего не было, и под ее ногами оказалась пустота. Девушка закричала, поскользнувшись и позорно упав на заднее место посреди большой дороги, почти под ноги жеребцу.

Всадник попытался остановиться, в самом деле пытался, крича и натягивая поводья, заставляя лошади встать на задние ноги, до тех пор, пока сам чудом не остался в седле. Но теперь испуганная, сбитая с толку масса черных мускулов возвышалась над ней, а металлические подковы собирались опуститься. Нащупывая точку опоры в грязи, Джерри попыталась подняться и скатилась в безопасное место — в канаву.

Она вымокла до нитки, покрыта грязью с ног до головы и воняет словно помойка. И все из-за того, что какой-то лондонский франт слишком сильно тропился, чтобы смотреть куда едет. Джерри не сомневалась, что всадник из города, настолько же полон высокого мнения о себе и собственной важности для мира, как и ее полуботинки полны стоячей воды.

— Убирайся к черту! — закричала она его удаляющейся спине, когда попыталась выбраться из канавы.

Лорд Боутон проехал мимо упавшей женщины достаточно быстро, чтобы позволить Ридлсу обрести почву под ногами, затем развернулся и помчался назад, спрыгнув с жеребца, страшась того, что он может найти. Слава Богу, что женщина стояла, а не лежала, ударившись головой о камень или переломав конечности или сломав шею. Бретт даже не слышал ее проклятий из-за стука собственного сердца. Он потянулся вниз, чтобы вытащить ее из кучи отбросов, доходивших ей до колен.

Джерри не могла не заметить, что сапоги джентльмена, как раз на уровне ее глаз, все еще оставались блестящими. А руку, которую он протянул ей, облегала безукоризненная йоркская лайковая перчатка коричневого цвета. Она с большим удовлетворением вложила в нее свою руку в промокшей митенке. И с еще большим удовольствием высказала высокомерному пройдохе, что она думает о такой безрассудной, безответственной, неуклюжей верховой езде.

— Как вы смеете вести себя так, словно владеете этими самыми дорогами! Неужели вы настолько заносчивы, что никому другому не позволено даже дышать с вами одним воздухом?