Шеннон Дрейк - Среди роз

В ответ грохотали пушки, сотрясая камень. Кузницу разгромили первой и сожгли дотла, за ней вспыхнула сыромятня, и вскоре уже все деревянные строения за стенами замка были охвачены пламенем. Впрочем, Иденби представлял собой настоящую крепость, способную выдержать осаду. Эдгар не сомневался, что вскоре воины де ла Тера с позором отступят: эти люди были нужны Генриху для войны против Ричарда.

Во вторую ночь шум сражения стих, но на рассвете наступление возобновилось. Днем прибыл гонец: де ла Тер вновь потребовал от Эдгара капитуляции.

«Сэр, я был бы рад поскорее покинуть ваши края. Но ваше упорство разозлило Генриха, и он приказал взять замок штурмом. Генрих утверждает, что Тюдоры состоят в родстве с Левеллинами, поэтому до глубины души оскорблен тем, что вы осмелились поднять оружие против него. Заклинаю вас, сэр, — сдавайтесь, ибо мне приказано не щадить никого, если нам удастся взять замок приступом.

Тристан де ла Тер»

— Не щадить никого? — в ярости повторил Эдгар, отшвырнув письмо. — Ну, это мы еще посмотрим! Глупец, неужели он еще не понял, что Иденби неприступен?

По-видимому, де ла Тер был уверен в успехе. Пушки и катапульты продолжали грохотать и на третий день, и на четвертый.

Этой ночью Женевьева поднялась на стену замка вместе с отцом и долго смотрела на затихший лагерь противника, разбитый у самых стен Иденби. Эдгар рассудил, что назавтра нападающие попытаются выломать ворота и взобраться на стены. До Женевьевы доносились крики раненых, рыдания вдов и сирот. От едкого дыма слезились глаза: деревянные строения все еще тлели.

Как она ненавидела этого Тристана де ла Тера! Как он посмел явиться сюда и объявить им войну? Женевьеву терзала не только ненависть, но и страх. До сих пор Иденби выдерживал канонаду, но к нападающим со дня на день могло подоспеть подкрепление. Какая досада, что Эдгар отправил свой отряд на помощь Ричарду!

— Нам надо выиграть время, — шептал Аксель Эдгару, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в камни стены и глядя на лагерные костры. — Ждать и молиться, что Генрих отзовет своих сторонников прежде, чем они успеют ворваться в замок. Если нам повезет, Ричард со своей многочисленной армией разобьет Генриха Тюдора, и мы будем спасены.

Но Эдгар лишь качал головой. Вместе с Акселем он осмотрел обрушившийся участок стены, опасаясь, что именно здесь на нее завтра попытаются взобраться воины де ла Тера.

— Нельзя сидеть сложа руки. Сегодня же ночью мы должны напасть на лагерь и уничтожить противника во что бы то ни стало!

— Не надо, отец! — взмолилась Женевьева. — Не вздумай! Ты хозяин замка, тебе нельзя рисковать…

— Я не вправе посылать своих людей в битву, если не возглавлю их! — Эдгар прижал дочь к себе и погладил ее по голове. Он переглянулся с Акселем поверх головы Женевьевы, и только когда тот ушел, она поняла: отец уже отдал воинам приказ бесшумно выскользнуть за ворота.

Эдгар с улыбкой посмотрел в глаза дочери:

— Тебе нечего бояться; детка. Господь на моей стороне, наши враги будут повержены!

Женевьева вновь прижалась к отцу. Они спустились со стены и вышли во двор к большим воротам. Стоя на пороге, Женевьева увидела, как отец поднял руку и воины бесшумно устремились за ним к вражескому лагерю, скрытому во тьме.

Покидая замок, Аксель взглянул на невесту. Едва сдерживая слезы, она приложила пальцы к губам и послала ему воздушный поцелуй.

Аксель бросился к ней, стиснул ее в объятиях и впился в ее губы с такой страстью, что Женевьеву охватило пламя. Его руки пылали, упругое тело прижималось к ней… Еще минута — и он исчез за воротами.

Застыв на месте, Женевьева думала: вот она, страсть, любовь — вся эта боль, жажда прикосновений. Аксель!

Воины исчезли в ночи. Тьма окутала Женевьеву, и ей вдруг стало тоскливо и одиноко. Эдвина улеглась спать вместе с Анной и во сне крепко обнимала дочь. Священник мог бы составить компанию Женевьеве, но он был слишком занят, отпевая погибших. Она осталась одна.

Внезапно ночную тишину разорвали громкие вопли. Не прошло и часа, как воины внесли труп Акселя в приоткрытые ворота.

— О Боже, нет!

Воины отца обступили Женевьеву. Сэр Хамфри рассказал, как отважно сражался Аксель, как искусно отражал атаки противника, но не выжил…

Она в ужасе смотрела на тело возлюбленного, на его гордое и умное лицо, на глаза, закрывшиеся навсегда. Еще не успев осознать всю тяжесть потери, она склонилась и поцеловала Акселя, приложила ладони к его груди и вдруг вскрикнула, обнаружив на них кровь.

Но ей предстояло испытать еще одно потрясение. Сэр Гай приблизился и сообщил, что лорда Эдгара Иденби нет среди уцелевших защитников замка. Гай и Хамфри намеревались отправиться на поиски, но Женевьева остановила их.

— В отсутствие отца хозяйка здесь я, — холодно заявила она и, не слушая возражений, выскользнула за ворота, чтобы отыскать отца среди погибших.

Вскоре Женевьева увидела Эдгара — смертельно раненого, но еще живого. Зарыдав, она упала на колени, обхватила его обеими руками и прижала к груди, стирая рукавом кровь с лица, утешая его и уверяя, что он непременно выживет.

— Дорогая моя девочка, милое дитя! — Эдгар поднял дрожащую руку и коснулся ее лица. — Мой ангел, ты осталась совсем одна…

— Не говори так, отец! Я омою твои раны, я…

— Ты уже омыла их слезами, — мягко перебил он. — Я умираю и знаю это. А тебе завещаю свою гордость, нашу честь и преданность. Женевьева, теперь ты хозяйка замка! Будь осторожна, верна слову, внимательна к тем, кто служит тебе. И не вздумай сдаться! Не падай духом, не посылай людей на верную гибель. Аксель поможет тебе. Ты выйдешь замуж…

Судорога прошла по телу Эдгара, и он умолк. Слезы градом катились по щекам Женевьевы, державшей на коленях голову отца. Он так и не узнал, что Аксель отправился на небеса раньше его, не успел понять, какая ужасная участь ждет его дочь.

Подошел сэр Гай и помог Женевьеве подняться.

— Уходим в замок! Враги слишком близко, пора спешить…

— А мой отец? Я не оставлю его здесь! Не допущу, чтобы он стал добычей стервятников!

Они вдвоем перенесли тело Эдгара в замок. Залитая кровью отца и возлюбленного, Женевьева поднялась на стену и долго смотрела вдаль. Ночной воздух холодил щеки. Она поклялась памятью погибшего отца, что ни за что не сдастся. А еще поклялась Акселю никогда не забывать его.

— Де ла Тер! — крикнула она в ночную тьму. — Тристан де ла Тер! Клянусь, ты умрешь!

Но предательское рыдание прервало ее гордый возглас. Она не могла смириться с гибелью отца, с тем, что никогда не назовет Акселя мужем, что ее жизнь уже не станет такой, как прежде.

Опустошенная и измученная, Женевьева прижалась лбом к холодной каменной стене и повторила слова отца: «Не вздумай сдаться…».

Она знала, что завтра же воины де ла Тера возобновят штурм замка. А у нее осталось так мало защитников! Надо что-то придумать. Хоть что-нибудь, лишь бы спастись.

«Не вздумай сдаться!»

Казалось, пылающее, нестерпимо жгучее солнце рухнуло с небес. Но вскоре стало ясно, что это не солнце, а огромный камень, обернутый пропитанной маслом и подожженной тканью. Пронзительные вопли ужаса послышались из-за каменных стен замка Иденби.

Пушки Тристана грохотали, изрыгая пламя. Но каменные стены были так прочны, что ядра не разрушали их, и вскоре нападавшим пришлось привести в действие огромную, наспех сооруженную катапульту. Вокруг творилось нечто невообразимое. В небо поднимались клубы дыма и языки пламени, трудно было понять, куда и зачем бегут воины. Красные розы, эмблема дома Ланкастеров, стали неразличимы на их одежде.

Тристан де ла Тер восседал на огромном жеребце, облаченный в шлем и доспехи. На его мантии красовалась алая роза. Сквозь прорези забрала сверкали глаза, черные как ночь. Он был безмолвен и неподвижен. Вышколенный конь не шевелился.

Вдруг Тристан с яростью воскликнул:

— Будь они прокляты! Неужели у них не хватает ума сдаться? Мне опротивела эта бессмысленная бойня!

Джон осторожно заметил:

— Боюсь, Тристан, они все равно не признают права наследника из дома Ланкастеров. Лорд Иденби ни за что не сдастся. — Джон давно молился о том, чтобы сражение поскорее кончилось. И все-таки отдавал дань восхищения достойному противнику.

— Эдгар Иденби должен понять, что это война.

Кивнув, Джон натянул поводья: его жеребец заплясал на месте, напуганный неожиданным выстрелом из пушки. Ядро пролетело всего сотню ярдов и упало неподалеку от того места, где стояли Тристан и Джон.

— Захватить замок тебе приказал король, который еще не успел взойти на престол.

— Но непременно взойдет, — мрачно и уверенно ответил Тристан. — Джон, я сделал все, что мог. Хотя мне велено не щадить противника, я все-таки пытаюсь проявлять милосердие. Но если осада продолжится, наши воины еще больше рассвирепеют. — Он помолчал. — Да и сам я наверняка начну крушить все, что попадется под руку.

— Значит, впереди у нас — грабежи и насилие! — усмехнулся Джон. — Я не прочь разжиться серебром. А когда осада кончится, — он устало усмехнулся, — насладимся вином, женщинами и песнями!

Тристан вскинул руку в перчатке.

— Будь проклят этот замок! И гордыня Иденби! Ему было бы достаточно присягнуть Ланкастеру. — Он обвел взглядом поле боя, раскинувшееся под бледно-голубым небом. Повсюду были видны бегущие воины, неуклюжие в кольчугах и шлемах. Пламя настигало их, угрожая пожрать. На скале высился замок с отвесными прочными стенами; слева от него плескалось море. Отряду Тристана удалось сделать несколько метких выстрелов из катапульты, но, судя по всему, защитники Иденби не собирались капитулировать.

Тристан хмуро оглядел своих утомленных, грязных, оборванных воинов. Их лица почернели от копоти, они с явным усилием вскидывали копья и луки, задыхаясь в тяжелых доспехах.

Ярость вновь закипела в его душе. «Сдавайся, Иденби! — мысленно взмолился он. — У меня нет никакого желания брать тебя штурмом, но ты не оставил мне другого выхода! Тебе не выстоять, Иденби! Мы еще увидим, как Генрих Тюдор взойдет на престол!»

Тристан занял сторону Генриха, поскольку не мог простить Ричарда. Хотя тот убил близких Тристана не своими руками, его причастность к резне не оставляла сомнений.

Погибли все, кого любил Тристан. Даже теперь, два года спустя, раны не затянулись. Прошлое беспрестанно терзало его.

Генрих Тюдор, сын Оуэна и наследник престола по материнской линии, человек суровый и бескомпромиссный, решил поскорее прекратить ужас и кровопролитие. На троне по-прежнему восседал Ричард, но Тристан был глубоко убежден, что победа Тюдора не за горами. Страну возмутили предательство и обман Ричарда.

По какой-то непонятной причине Генрих был зол на Эдгара Левеллина. Это казалось тем более странным, что он знал: мало кто из дворян на этот раз вступит в битву за корону. Сохраняя нейтралитет, многие семьи получали единственную возможность выжить.

Но когда Эдгар отказался впустить в замок отряд Тристана, Генрих приказал захватить Иденби. Возможно, причиной подобной вражды были уэльские корни Эдгара, но еще вероятнее — личная ссора между Генрихом и Эдгаром.

— Я заставлю Иденби сдаться, — заверил Тристан Генриха, но тот лишь горько усмехнулся. Последние тридцать лет Эдгар был твердым сторонником Йорков.

— Однажды он назвал меня «полоумным ублюдком», — сказал Генрих Тристану. — Эдгар не изменился и потому не сдастся, пока от замка не останутся одни руины. Так что уничтожь Иденби, Тристан. Не щади никого. Возьми Иденби штурмом, и он станет твоим. Не забывай, что сделали Йорки с твоими близкими.

Тристан ничего не забыл. Но, несмотря на слова Генриха, он понимал: будущему королю ни к чему горы трупов. Вероятно, Генрих затаил зуб на Эдгара, и жажда возобладала в нем над разумным стремлением иметь живых подданных, способных обрабатывать поля и платить налоги.

Если бы Эдгар сразу оказал им радушный прием и накормил, Тристану не пришлось бы выполнять приказ Генриха.

— Будь они прокляты! — снова воскликнул Тристан. Когда замок падет, ему не удастся удержать рассвирепевших воинов. Рыцарей, истомленных сражениями, прошедших по опустевшим, выжженным полям, не образумят доводы рассудка. Оставалось надеяться лишь на то, что резня продлится недолго.

— Да будет так! — вздохнул Тристан и вскинул руку, подавая знак Тибальду, ждущему возле катапульты. Рука опустилась, и в воздухе просвистело еще одно пылающее ядро.

Из-за стен Иденби донеслись громкие, пронзительные вопли. Взметнулся столб дыма, и люди бросились врассыпную, крича от ужаса и протирая слезящиеся глаза.