Я прислонилась к кирпичной стене ресторана, который только что открылся для воскресного ланча. Через окно я заметила привлекательную пару возле бара. На ней было льняное платье с оборками цвета слоновой кости, явно только что купленное в дорогом магазине. Она накручивала на палец длинные темные волосы, игриво прислоняясь к своем спутнику, чисто выбритому мужчине в очках в темной оправе. Я представила себе их разговор.

«Я люблю устрицы», – говорит она.

«Я тоже!» – отвечает он.

«Но только не мидии!» – добавляет она, манерно отпивая глоток охлажденного розового вина.

«Никаких мидий, – мгновенно соглашается он. – Это сомнительные моллюски».

Она смеется, снова медленно отпивает глоток вина, чей цвет повторяет цвет румян от МАС, которые она нанесла на щеки чуть раньше. Девушка гадает, не перестаралась ли она с макияжем. И встретила ли она родственную ей душу?

Мимо промчалась машина и едва не окатила меня грязью из лужи. Я вцепилась в золотую цепочку на шее, пробежалась пальцами до золотого медальона с моими инициалами. Его мне подарили бабушка с дедушкой на мой десятый день рождения, и с тех пор я с ним не расставалась.

– Что ты в него положишь? – спросила меня бабушка, когда я надела его первый раз.

– Пока не знаю, – ответила я, раздумывая о том, что в медальон нужно положить нечто совершенно особенное.

В тот же день дедушка достал старую коробку из-под сигар и принялся перебирать старые монеты, фотографии с волнистыми краями, открытки и пожелтевшие вырезки из газет, пока не нашел какой-то крошечный предмет.

– Самая красивая ракушка для самой красивой девочки, – объявил он, целуя меня в лоб.

Я поворачивала ракушку так и эдак, сияя улыбкой.

– Хочешь послушать историю о том, как я ее нашел? – спросил дедушка.

Я кивнула, не сводя глаз с моей новой драгоценности. Я всегда любила дедушкины истории.

– Это было в августе 1944 года, незадолго до освобождения Франции, – начал он свой рассказ. – Было жарко, я очень хорошо это помню. Несколько моих приятелей собрались спуститься на берег и искупаться. В то утро мы слушали по радио Эйзенхауэра. Все были в отличном настроении, поэтому командир не стал возражать, когда мы ушли из лагеря на берег. Хотя нас предупреждали о противопехотных минах и о том, что в пещерах и крестьянских домах могут прятаться остатки вражеской армии. И все же нам хотелось пойти на пляж. Туда мы и отправились. Мы шли по каменистой тропинке мимо кипарисов и старых корявых яблонь. Мы с капитаном Рэйнсом подобрали и съели все яблоки, которые только смогли найти.

Дедушка замолчал и улыбнулся мне:

– Забавно… Всякий раз, когда я откусываю от яблока, я даже теперь снова оказываюсь на том берегу…

Глаза дедушки как будто видели свое далекое прошлое.

– Мы продолжали путь, – рассказывал он. – На этом участке берега прибой был сильнее. Там было опасно купаться, Рэйнса едва не смыло. – Дедушка хмыкнул. – Я просто сидел на берегу и смотрел на волны. И тут я заметил, что они что-то вынесли на берег. Поначалу я подумал, что это камешек, но, приглядевшись получше, понял, что это ракушка. Но не простая. Она сияла на солнце и цветом напоминала переливчатый нефрит. Таких я никогда не видел.

Когда Рэйнс сел рядом со мной, я показал ему свою находку. «Это особенная ракушка», – сказал он. «Откуда ты знаешь?» – удивился я. И тогда капитан рассказал мне, что встречался с французской девушкой, и у той точно такая ракушка была прикреплена к цепочке. Судя по всему, они встречаются редко, их море время от времени выбрасывает на берег, и только на этом пляже. Местные говорят, что нашедшему такую ракушку обязательно повезет, это хорошее предзнаменование, оно предвещает любовь, счастье и защиту. – Дедушка снова улыбнулся. – Я хранил ее все эти годы, и, знаешь, моя жизнь была счастливой. Замечательной, честно говоря. А теперь ты будешь хранить ее.

Я не могла поверить в свою удачу и гордо хранила дедушкину ракушку на столике у кровати, пока проказливая маленькая сестренка моей подруги однажды не взяла ее. Ракушка выскользнула у нее из рук на тротуаре и разбилась на множество кусочков.

Я расплакалась. Нет, разрыдалась. Я горевала об этой ракушке больше, чем о моей подруге, уехавшей в другой город, когда мы учились во втором классе. Как я посмотрю в лицо дедушке? Как я скажу ему, что не сумела сохранить ракушку и она разбилась? Что его драгоценные воспоминания разлетелись вдребезги из-за неловкого движения руки неразумного соседского малыша? Но я все-таки сказала ему, и он простил меня, в чем я ни минуты не сомневалась.

Я сохранила самый крупный осколок раковины и держала его в верхнем ящике комода вместе с нижним бельем и полосатым купальником-бикини с оборочками. Но потом я убрала этот осколок в медальон, где он с тех пор и хранился. Я погладила украшение, думая о дедушке, умершем через два дня после моего двадцать шестого дня рождения.

– Ракушка все еще у тебя? – спросил он меня при нашей последней встрече.

– Да, – ответила я.

– Хорошая девочка.

Я подняла голову, очнувшись от своих мыслей, когда услышала мужской голос, который отчитывал кого-то впереди меня.

– Вы меня слышите? – сурово спросил мужчина.

Это был работник ресторана в белом фартуке. Он заслонял того, к кому обращался, поэтому я вытянула шею, чтобы увидеть происходящее.

– Я уже говорил вам раньше, что вы должны уйти, – продолжал он. Мое сердце забилось быстрее. Неужели это?..

– Подождите, – крикнула я, когда тот, к кому он обращался, медленно побрел прочь. Я видела только его спину в армейской куртке. – Прошу вас, подождите!

Работник ресторана откашлялся.

– Примите мои извинения, если этот человек докучал вам.

Я ему не ответила и бросилась бежать, пытаясь догнать мужчину в армейской куртке, который свернул за угол. Я побежала быстрее, но вскоре увидела, что он смешался с толпой на площади перед торговым центром Уэстлейк. Народу было много: матери с дочерьми, прикрывавшие зонтами пакеты с покупками из универмага «Нордстром», школьники с наушниками, пожилые дамы. Вдалеке уличный скрипач играл Happy Birthday[8]. И тут я увидела армейскую куртку.

– Кэйд! – окликнула я. Он был на сотню футов впереди меня, но я поняла, что он меня услышал, потому что мгновенно остановился и посмотрел по сторонам.

– Кэйд, – повторила я, медленно приближаясь. Я боялась, что если пойду быстрее, то могу напугать его. Поэтому я двигалась осторожными короткими шагами, как человек, пытающийся подобраться к попавшему в беду щенку и спасти его. Еще несколько шагов.

– Кэйд, это я, Кайли.

Он повернулся ко мне. Когда наши глаза встретились, казалось, мир, до этого бурливший водопадом, замедлил свое движение и превратился в тонкую струйку. Я не слышала шума вокруг себя. Я не замечала торопящихся людей. Я не чувствовала дождя на лице. Был только Кэйд. И он смотрел на меня.

Глава 6

25 мая 1996 года

– Как я выгляжу? – обратилась я к Трэйси, кружась по нашей кухне, чтобы она как следует рассмотрела мое платье, голубое с кружевной отделкой по подолу и на рукавах. Я купила его в магазине «Бон» во время обеденного перерыва. – Не перестаралась?

– Нет, – ответила Трэйси, – оно говорит: «Я профессионал, но в глубине души художник».

– Художник в глубине души? – Я сморщила нос.

– Ну да, загадочная художница. Мужчинам нравится интрига.

– Гмм. – Я утянула платье в талии, пытаясь поймать свое отражение в дверце микроволновки. – Я не слишком в этом уверена.

– Не переживай, – продолжала Трэйси, – Кэйду платье обязательно понравится, но только в том случае, если ты срежешь с него ярлычок.

Моя подруга взяла ножницы из кухонного шкафчика.

– Дай-ка я тебе помогу.

Я пожала плечами:

– Боже, я ненавижу ходить на свидания.

– От этого никто не в восторге.

– Тогда зачем мы все через это проходим?

Трэйси улыбнулась:

– Несмотря на то что ты надеваешь защитные доспехи, ты настоящий Водолей. Поэтому в душе ты втайне идеализируешь любовь, веришь в родственные души и все такое прочее.

– Что ж, – произнесла я куда более серьезным тоном, – хотя Кэйд пригласил меня на ужин, я что-нибудь выпью и, возможно, съем закуску. Если что-то пойдет не так, я уйду.

Я надевала черный кардиган, когда Трэйси, порывшись в своей сумочке, протянула мне четвертак.

– Держи!

Я удивленно посмотрела на нее.

– Положи в сумочку. Если потребуется подкрепление, найди телефон-автомат и позвони мне.

– Хорошо, – улыбнулась я.


Я сидела у бара в ресторане «Дикий имбирь» и нервно вонзала соломинку в ломтик лайма в водке с содовой. Кэйд опаздывал. Всего на десять минут, но все же.

– Не хотите ли посмотреть меню? – Сочувствующий бармен посмотрел в мою сторону.

– Нет, я кое-кого жду, – ответила я.

– Первое свидание?

Я покраснела:

– Ага.

Бармен кивнул:

– Я почему-то так и подумал.

– Как вы догадались?

Он улыбнулся:

– Профессиональное чутье.

Я выдохнула:

– Должна признаться, я немного нервничаю.

– Почему?

Я не успела ответить, когда кто-то слегка похлопал меня по плечу. Я обернулась.

– Прости за опоздание, – извинился Кэйд. – Совещание продлилось дольше, чем я планировал, и, разумеется, мне пришлось обсуждать дела с моим партнером тридцать седьмой раз за неделю. – Он потер лоб. – Маленький совет: никогда не затевай бизнес с лучшим другом.

– Усвоила. – Я улыбалась во весь рот.

– Привет, – улыбнулся мне Кэйд.

– И тебе привет, – ответила я. Он был одет в джинсы, серый свитер и высокие, порядком поношенные кеды «Конверс». Он был точно таким, каким я запомнила в ту ночь в клубе «Крокодил». Немного непредсказуемый, несколько непочтительный и совершенно завораживающий.

– Надеюсь, ты не станешь сердиться на меня за мое опоздание. – Кэйд улыбнулся так, словно заранее знал, что не буду сердиться.

Бармен подмигнул мне, когда администратор провожала нас к столику у окна в дальней части обеденного зала. Мы сели за стол.

– Мне нравится твое платье, – сказал Кэйд.

Я посмотрела вниз на колени и разгладила воображаемую морщинку.

– Правда?

– Ага, оно в стиле Стиви Никс[9].

Я рассмеялась и отпила глоток коктейля.

– Тебе нравится Fleetwood Mac?[10] – спросил Кэйд.

– Да, – ответила я, – Gypsy[11] – одна из моих любимых песен. Моя мама была хиппи со стажем.

Официант протянул Кэйду меню, и тот, улыбнувшись мне, заказал мартини с оливками, фаршированными сыром.

– Знаешь, как я определяю хороший ресторан? – спросил он, откладывая меню.

– Как?

Кэйд указал на бар:

– Оливки, фаршированные сыром.

Я недоуменно посмотрела на него:

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Во многих местах их вообще нет, даже в дорогих заведениях. Но вопрос в том, предлагает ли персонал сделать их для тебя. В хорошем ресторане их обязательно сделают.

– Интересно, – оценила я.

Кэйд подмигнул:

– Когда пишешь статью о ресторанах, всегда следует добавить изюминку.

– Надо будет за этим проследить, – улыбнулась я ему.

– Расскажи мне о своей работе.

Я кивнула:

– Кажется, я говорила тебе, что работаю репортером в «Сиэтл Геральд».

– Да, и я впечатлен.

– Не стоит. Я самый младший репортер.

– Не скромничай, – возразил Кэйд. – Уверен, что твоя работа намного интереснее, чем ты думаешь.

– На самом деле я люблю свою работу, – сказала я. – И у меня замечательный редактор, который позволяет мне писать о темах, интересных для меня.

– Например?

– Ну… – Я немного поерзала на стуле. – Политика, бедность, интервью о людях, непохожих на остальных.

– Вау! Серьезные вещи.

– Они много значат в нашей жизни, – продолжала я. – По крайней мере, в моей – точно.

Кэйд долго смотрел на меня, пока я не почувствовала, что мои щеки залила краска, и не отвернулась.

– У тебя доброе сердце, знаешь ли.

Я улыбнулась:

– Или мне просто не хочется писать о моде.

Вернулся официант с мартини, в котором на коктейльную шпажку были нанизаны фаршированные сыром оливки. Кэйд положил одну оливку в рот и отпил мартини.

– Тебе всегда нравилось готовить?

– Всегда. Я выросла с бабушкой в Айове и готовила вместе с ней.

– А я всегда любил музыку. – Он отпил еще глоток. – Забавно, что мы оба родились с увлечением, которое со временем не поблекло.

Я кивнула:

– Если бы я так сильно не любила свою работу, то я, возможно, стала бы шеф-поваром.

– Расскажи мне об Айове.

– Я переехала туда после смерти родителей.

– Прости, – сказал Кэйд.

Я пожала плечами:

– Мне было пять лет. Они погибли в автомобильной аварии – лобовое столкновение, – когда ехали на концерт Grateful Dead[12].