Шарон Сэйл - Ставка на любовь

Спустя несколько минут такси уже мчало ее навстречу судьбе. Выглянув из окна, Флаффи смотрела вслед удалявшейся машине и шептала:

— Удачи тебе, моя дорогая… Сегодня она тебе нужна как никогда…

В десять часов вечера накануне Рождества в казино должно было быть пусто, но на самом деле это оказалось не так. В конце концов, это был христианский праздник, а в Лас-Вегасе для получения удовольствий собирались люди самых разных убеждений и религий со всего мира.

Вокруг карточных столов и рулеток то и дело мелькали белые одежды арабов. Рядом со светловолосыми и голубоглазыми выходцами с европейского севера нетерпеливо переминались с ноги на ногу смуглокожие и темноглазые уроженцы юга и казавшиеся даже здесь невозмутимыми жители восточных стран с раскосыми глазами. Каждое казино в Лас-Вегасе было своего рода Вавилонской башней. В них собирались тысячи людей с одной и той же целью, которые далеко не всегда могли понять язык своего соседа. И лишь язык денег служил здесь средством общения.

В тот вечер, как и всегда, игроки переходили от одного карточного стола к другому, от одного игрового автомата к следующему, и таким образом проводили канун Рождества в собственное удовольствие. Большая рождественская ель украшала собой галерею второго этажа, внося чуть торжественную нотку в привычный шик казино. Но, несмотря на всю ее красоту, лишь немногие давали себе труд посмотреть наверх и полюбоваться на празднично украшенное дерево. В Лас-Вегасе круглый год царила совсем иная атмосфера, которую никакие события внешнего мира не могли нарушить.

И только служащие казино жили в этом мире лихорадочного азарта своей собственной жизнью. Большинство из них уходили после смены домой, к своим семьям, которые значили для них гораздо больше, чем шуршание карт и звон монет.

В глубине этого бесконечного движения, в своем офисе, нетерпеливо расхаживал из угла в угол владелец казино, Ник Шено, пытаясь предугадать замысел дочери игрока. Однако с таким же успехом он мог бы хотеть снять с неба луну. Слишком много неизвестных было в этом уравнении, составленном самой судьбой.

На его столе лежали часы, похожие на плоскую золотую змею, свернувшуюся в клубок и приготовившуюся к атаке. Циферблат был ее головой, а золотая цепочка — хвостом. Тиканье механизма внутри часов казалось предупреждением о смертельной опасности. Ник смотрел на них из другого угла комнаты, мысленно проклиная тот день, когда они оказались в руках его отца. Если бы не эти проклятые золотые часы, его любимая не была бы сейчас так далеко…

Взглянув на запястье, он понял, что Лаки должна появиться с минуты на минуту. Он хотел и боялся этого. Еще немного времени и терпения — и он узнает наконец, как вернуть ее любовь.

— Где же ты, детка… Не заставляй меня ждать, — пробормотал Ник и в нетерпении вышел из кабинета на галерею.

Внизу, в игровом зале, непрестанно гудела, перемещаясь с места на место, людская толпа. Оперевшись на поручни, Ник наклонился вниз и принялся внимательно вглядываться в толпу в поисках темноволосой женщины с неторопливой и очень сексуальной походкой.

Когда он взглядом встретился с Мэнни, тот пожал плечами, словно говоря: «Не спрашивай меня, я сам ничего не знаю». И тут Ник заметил, как людская толпа у входа немного расступилась, давая дорогу только что вошедшей элегантной женщине, с головы до пят закутанной в дорогой роскошный мех. Это была она!

Не в силах оторвать от нее взгляд. Ник залюбовался ее королевской походкой, хорошо помня, какой непростой путь пришлось проделать дочери заядлого картежника от Крейдл-Крика до Лас-Вегаса.

— Добро пожаловать, детка, — прошептал он, и на глаза неожиданно навернулись слезы радости.

Не желая демонстрировать посторонним крайне взволнованное состояние, он снова вернулся в свой кабинет. Игрок по имени Ник Шено должен был взять себя в руки и приготовиться к приходу Лаки.

Часы все так же лежали на столе. Ник никогда не думал, что можно так ненавидеть неодушевленный предмет, но теперь испытывал к золотому талисману Хьюстона самую настоящую ненависть.

— Теперь-то я уж верну тебя, сукин ты сын, туда, откуда тебя взяли, — пробормотал он, глядя на талисман. — И верну свою любимую… Если только она останется со мной, я сделаю для нее все, чего она только не попросит…

Так он бормотал слова обещаний, а часы продолжали тихонько тикать.

Тем временем в зале Лаки остановилась, заметив спешившего к ней Мэнни.

— Дорогая! Ты выглядишь совершенно потрясающе!

— Возьми нераспечатанную колоду карт, Мэнни, и, принеси ее в кабинет Ника, — отстраненно произнесла Лаки, даже не улыбнувшись.

На лице Мэнни отразилось крайнее удивление, но все же он послушно отправился выполнять просьбу Лаки.

Никогда еще лестница на второй этаж не казалась ей такой крутой и длинной. Однако она все же одолела ее, находя странную поддержку в соболином манто. Ей казалось, что оно сохранило в себе дерзкий дух прежней Люсиль Ламон. Теперь Лаки нужна была вся ее: сила воли и духа.

Еще несколько секунд, и она оказалась перед дверью в кабинет Ника. Остановившись на секунду, Лаки без стука распахнула дверь и вошла.

Ник стоял спиной к двери, лицом к окну. Его плечи были опущены, словно в ожидании смертельного и неотвратимого удара. Ей стало не по себе от того, что она причинила ему такую боль…

«Вспомни о своем обещании, — мысленно твердила она себе. — Вспомни о своем обещании!» С помощью этого своего рода заклинания она собиралась сделать следующий шаг в соответствии со своим планом.

Если бы Ник не услышал ее взволнованное дыхание, он бы так и не понял, что она уже пришла. Резко повернувшись, он увидел ее у двери. Лаки смотрела на него так, как смотрит на еду изголодавшийся человек.

Она не могла отвести глаз от красивого темноволосого мужчины, одетого в черный смокинг от Армани. Взглянув в глаза Ника, она увидела в них глубокую боль, сомнения и надежду… Собравшись с духом, она шагнула в кабинет.

Вслед за ней тут же появился Мэнни, задыхаясь и прижимая к груди нераспечатанную колоду карт.

— Я принес то, что ты хотела, дорогая… Я положу их на…

— Нет, останься, — холодно велела ему Лаки. — Нам нужен свидетель.

Едва не ахнув от удивления, Мэнни послушно закрыл за собой дверь, и все трое оказались на время изолированными от царившей внизу суеты.

Свидетель?! Какой еще свидетель?! По всему телу Ника пробежала холодная дрожь дурного предчувствия. Ему не понравился ее ледяной тон и то, что она ни разу не улыбнулась. Не в силах вымолвить ни слова, он ждал, когда она сама заговорит и объяснит свои намерения. В конце концов эта встреча была назначена ею, так пусть она теперь играет первую скрипку.

Распахнув полы соболиного манто. Лаки гордо вскинула вверх подбородок, и роскошный мех с тихим шорохом упал к ее ногам.

Ника бросило в жар! Вид фантастически великолепной молодой женщины подействовал на него, как удар хлыстом. У него перехватило дыхание и замерло сердце. О, как она была в этот момент хороша собой! И Лаки это знала…

Стоявшему позади нее Мэнни было ясно, что сегодня она восхитительна. Заметив неописуемый восторг на лице Ника, он понял, что его догадка была правильной.

И тут Лаки увидела часы, лежавшие посередине стола и недвусмысленно напоминавшие ей о том, что, если бы не эта вещь, ее жизнь не была бы столь горькой. Потом она снова перевела взгляд на Ника.

Медленными, хорошо рассчитанными шагами она двинулась к нему, и при каждом движении бисер на ее платье искрился и переливался в ярком электрическом свете люстры. Она была одновременно нагой и одетой.

Ника охватила дрожь волнения. Он был словно парализован чарующим видом Лаки. Если бы в этот момент раздался сигнал пожарной тревоги, он не смог бы сдвинуться с места. Каждая линия. Каждый изгиб этого молодого чувственного тела под полупрозрачной, ничего не скрывавшей тканью были ему до боли знакомы и желанны.

— Ник… как давно мы не виделись, — произнесла она низким грудным голосом, от которого он вздрогнул и усиленно заморгал ресницами, тщетно пытаясь заговорить.

— Ты сама в этом виновата, — выдавил он наконец и сразу понял свою ошибку, но было уже поздно.

Лаки молча кивнула и снова посмотрела на золотые часы, все так же лежавшие на столе.

— Возьми их, — хрипло сказал Ник, показывая на талисман Хьюстона. — Они никогда не принадлежали нашей семье.

В глазах Лаки отразилась боль, и Ник увидел, как ее губы задрожали от едва сдерживаемых слез.

— Не могу, — тихо сказала она.

— Что значит — не могу?! — неожиданно для себя взъярился Ник. — Если ты не хочешь забрать их, то зачем просила принести на нашу встречу?

— Удачу нельзя ни отдать, ни забрать. Либо она у тебя есть, либо ее нет. Эти часы не будут иметь никакого значения, если я не верну их тем же способом, каким их потерял мой отец.

Тревожные сигналы дурных предчувствий становились все громче, и Ник не мог их игнорировать. Со страхом и недоумением он смотрел то на Лаки, то на золотые часы, но ничего не понимал.

— Зачем ты пришла? Чтобы посмотреть, как я истекаю кровью? Если так, ты уже опоздала: Я уже мертв, просто мое тело еще не знает об этом.

На ее глазах выступили слезы. Еще секунда — и они градом потекут по щекам.

— О черт! ― пробормотал Ник, едва сдерживаясь, чтобы не обнять ее. — Извини, я не хотел… Продолжай, я больше не стану тебе мешать. Делай наконец то, зачем пришла.

— Я хочу сыграть с тобой в очко на эти часы. Только одну партию. Только один раз. И никаких реваншей.

От этих слов Ник чуть не упал.

— Ты?! Женщина, которая никогда не делала ставок?! Ты хочешь нарушить собственный принцип ради каких-то золотых часов?

— Я дала обещание, — сквозь слезы проговорила Лаки. — Я никогда не нарушаю своих слов.

— Скажи это кому-нибудь другому, кто поверит тебе, — горько усмехнулся Ник. — Ты говорила, что любишь меня и будешь любить всю жизнь. Так докажи теперь, что это правда!

Лаки покачнулась словно от удара, и бисер на ее платье вспыхнул ослепительными искрами.

— Так ты будешь играть? ― спросила она, закрыв глаза в ожидании его ответа.

Нику захотелось подскочить к ней, встряхнуть хорошенько и заставить образумиться, но вместо этого он сказал:

— Хорошо, я согласен сыграть с тобой в очко, если ты выиграешь, то получишь свои часы. Но что получу я в случае выигрыша?

Лаки открыла глаза и посмотрела на Ника. В этот момент он был готов поклясться, что увидел ее душу.

— Меня. Ты получишь меня, Ник. Без всяких условий с моей стороны и на любой срок. Пока тебе самому не надоест…

Внутри у Ника все закипело от гнева. Как она могла предлагать свое тело в обмен на паршивые часы?! На какое-то время он онемел от бешенства. Наклонившись через весь стол, он молча глядел на прекрасную, почти обнаженную женщину. Потом наконец выдавил:

— Мэнни… принеси карты!

В комнате было тихо. Слышалось лишь учащенное дыхание игроков, шуршание тасуемых карт и мерное тиканье золотых часов.

Ник весь горел от ярости и боли за Лаки. И в то же время он испытывал к ней чувство искренней любви и глубокого уважения за ту жертву, которую она готова была принести во имя чести.

Глядя на сидевшую перед ним прекрасную женщину, он не мог не вспомнить свою поездку в Крейдл-эик.

Невероятная нищета.

Долгие годы всеобщего презрения к семье картежника.

Изгои в городе изгоев.

Невозможно было представить, какой неимоверно сильный характер нужно было иметь, чтобы преодолеть все это. Ник чувствовал себя недостойным ее, но не хотел, чтобы она это знала. Повидав окружение, в котором она выросла, он понял, что она станет отчаянно сопротивляться любым проявлениям милосердия и благотворительности с его стороны.

В душе Лаки тоже бушевали противоречивые чувства. Она была рада оказаться снова рядом с Ником, но всякий раз, когда она смотрела в его глаза, она видела в них столько негодования и ярости, что ее сердце замирало в страхе перед будущим. Что ж, по крайней мере во всем этом была одна несомненно положительная особенность — теперь Джонни получил шанс вернуть свой талисман. И для Лаки не имело значения, что он ему уже не нужен. Главное — принцип.

— Дорогая… снимешь колоду? — нерешительно спросил Мэнни.

Дрожащими пальцами она сняла несколько карт и положила их на стол рубашкой кверху. Мэнни ловко подхватил их и снова вложил в колоду. Потом он замер, готовый метать банк, как только его об этом попросят.

Ник мрачнел с каждой минутой. Он понимал, что в любом случае окажется в проигрыше. Если он выиграет, Лаки вернется к нему не по собственной воле, а по принуждению. Если же проиграет, она заберет свои часы и никогда уже не вернется к нему. Теперь единственным выходом из создавшегося положения ему казалась собственная внезапная смерть.