Схватив со стола бутылку прохладной минералки, Мелех резко крутанул крышку — вода с шипением залила его футболку.

— Твою ж… — раздраженно посмотрел на себя, но решил не переодеваться. Жара такая — пятнадцать минут, и все высохнет.

Бажин расхохотался. От него не укрылось, что Рома не отводил от Эльвиры взгляда, даже когда разговор шел о важных вещах. Он и корпусом весь развернулся в ее сторону.

— А я смотрю, Роман Георгич, все не так запущенно у вас, как кажется на первый взгляд, — снова посмеялся.

— Не понимаю, о чем ты, — нехотя посмотрел на него Мелех.

— Стартуй, Рома. А то Маслов расстался со своей пассией. Вдруг ему захочется унять свои душевные страдания в объятиях нашей пышногрудой шатенки.

— Пусть только попробует — ему потом долго, а может быть, больше никогда ничего не захочется. И не посмотрю, что… похер мне… — половину своих мыслей Рома высказывать не стал, но все и так понятно.

Маслов и Эля расположились на шезлонгах у бассейна и мило о чем-то беседовали. Оба весело смеялись и, по всей видимости, по отношению друг к другу были настроены весьма благодушно.

— Олег, ну кто ж так за дамой ухаживает? У нее в бокале пересохло давно, а ты все лясы точишь, — приблизившись, вроде бы спокойно сказал Мелех, но Эльвире сразу не понравился его тон. И даже то, что он просто подошел к ним, ей тоже не понравилось.

— Сейчас исправим. — Олег с улыбкой поднялся и, забрав Элин бокал, в котором остался один полурастаявший лед, пошел к бару.

Мелех, недолго думая, ухватил Эльку за руку и стащил с шезлонга.

— Рома! — воскликнула возмущенно девушка, но рывок был так силен, что сопротивляться физически она не смогла.

— Пойдем погуляем, а то я смотрю, совсем ты заскучала тут с Масловым.

— Как раз наоборот! Да что происходит вообще! Отпусти меня!

— А ты не понимаешь! — Рома ухватил ее за поясок на тунике и потащил в сторону пляжа.

— Понимаю! Что ты в очередной раз ведешь себя как скотина!

— Бывает.

— Ты мне сейчас одежду порвешь!

— Вот и прекрасно. Она тебе не идет. Под ней теряется твое безграничное обаяние.

— Рома, ты при… придурок! — все-таки решила обозвать его. Может, хоть это возымеет на него действие, и он от нее отстанет.

Мелех только рассмеялся, выталкивая Эльвиру за ворота.

Пронаблюдавшая разыгравшуюся сцену Маша подошла к Виталию и удивленно спросила:

— Что происходит?

— Нормально все. Вот и на нашего Бульдога нашлась своя Каштанка. Нервы ему мотает. А я думал, что у него нервов нет.

— Пусть мотает. А то ишь какой самоуверенный.

— Нормально он уверенный, — засмеялся Бажин.

— Элька мотать нервы умеет профессионально. Но только пока не влюбится. Как влюбится, становится белой и пушистой. И вот я даже не знаю, что лучше: чтобы она ему нервы мотала или чтобы распушистилась.

— Прям дилемма. Ты же спать ушла. Чего до сих пор бродишь?

— Я за тобой.

— Маня, я уже все сделал, отработал на девять месяцев, брачная ночь тебе все равно не светит. Можно я в свою медовую неделю буду просто пить?

— Нет, нельзя. Я без тебя не могу заснуть.

— Вот так. Только недавно замуж вышла, уже веревки из меня вьешь. Пойдем.

Бажин поднялся, Машка обхватила его за талию — они лениво и довольно поплелись в спальню.

— Я рожать боюсь, — вдруг сказала Мария, остановившись на первых ступеньках лестницы.

— Спокойно, папа рядом. Родим. Только не сегодня.

— Не смейся, я серьезно говорю. Что-то всякие мысли плохие в голову лезут.

— Это от безделья. Надо срочно тебя чем-то занять.

— Виталя! — снова одернула мужа.

Бажин вздохнул:

— Маня, это гормоны. Все пройдет. Не надо думать о плохом. Когда подойдет время, ты уже ничего не будешь бояться.

Как и говорил Виталий, со временем страхи действительно рассеялись, заменяясь другим чувством, — острым желанием родить и поскорее взять свою кроху на руки.

Это первые месяцы тянулись долго. Каждый денек Машка считала, отслеживая изменения, происходящие с ней и ребенком. А потом недели понеслись, месяцы… Малыш рос и уже во всю толкался, чувствовалось, то ручкой, то ножкой. Бажин счастлив был, видя, как сын на него реагирует, и Маша верила, что малой понимает, кто с ним говорит: голос узнает, прикосновения.

Сына решили назвать Андрюшей. Сначала долго спорили, Виталий хотел в честь отца, но Маша не соглашалась. Имя хорошее, а вот судьба не очень. Что-то противилось внутри, боялась повторения. Не смог Виталя ее убедить в обратном, потом отступил и сказал: «Тогда Андреем будет.

Чтобы ни тебе, ни мне». Маша про себя назвала и позвала сыночка, поняла, что звучит, и согласилась. И действительно звучало, и споров между родителями по поводу имени больше не возникало.

До родов остались считанные дни. Все в доме было готово к появлению малыша. У Машки телефон не замолкал: то мать трезвонила, то Эля.

Беспокоились, переживали. Поневоле себя центром вселенной почувствуешь.

— Все хорошо, мамочка, еще не родила. Что, больше и нет у вас забот, кроме моего живота? — в очередной раз смеялась Мария, отчитываясь перед Аллой Давыдовной о своем самочувствии. — Вы вместе? Да? Жду.

Мама с Элькой снова совершили налет на магазины и теперь собирались привезти все купленное. Убеждать, что не нужно покупать на первых порах маленькому столько одежды, бесполезно — проще смириться. Тем более о своих радостных хлопотах Маша могла говорить бесконечно.

Особенно с Элей.

Признаться, были поначалу опасения. Боялась Эле говорить о беременности. Понятное дело, судьба сама распоряжается, кого подарками одаривать, а кого наказывать, но все же. Самое страшное — когда женщина лишена радости материнства. В этом главное женское предназначение, что бы ни говорили. Однако Эля своим поведением дала понять, что переживать не за что: не собиралась она ни плакать, ни завидовать, а всей душой хотела разделить Машкино счастье.

— Ой, Машенька, что мы тут принесли! — чуть ли не с порога начала мать.

— Пойдемте наверх, — сразу позвала Маша, не дав матери и подруге присесть в гостиной, — у Витали и Ромы свои разговоры. А мы сначала в

детскую поднимемся, потом чайку попьем, ладно?

— Тогда конечно, — согласилась мать. — Все как полагается. У них свои беседы, у нас свои.

Пока Машка была с ними и ждала своих гостей, Виталий не начинал интересующий его разговор. Теперь можно наконец говорить свободно.

Ничего тайного в обсуждаемой теме не было, но слишком много чести для Юдина при беременной жене его обсуждать, вызывая ненужное волнение. После того рассказа про психушку ее от одной фамилии потряхивало.

Вчера суд по иску Генпрокуратуры принял решение изъять акции Юдина в пользу государства. Меньше чем за полгода Станислав Игоревич лишился всех своих активов.

— Ну что, Роман Георгии, теперь осталось и нам дождаться своего кусочка от праздничного пирога, — довольно сказал Бажин.

— Угу, только бы про нас не забыли от большой радости.

— Я им забуду. Я тогда сразу про очередной транш в РОСНАНО забуду.

— Они не переживут.

— Если Генпрокуратура потребует взыскать с Юдина еще и дивиденды, которые он получал с момента незаконной приватизации, то ему проще

повеситься. Вернуть он их не сможет. Никак и никогда.

— Пока ничего такого не потребовали. Адвокаты, кстати, уже заявили, что рассматривают возможность подачи апелляции.

— Это бесполезно. Просто формальность для инвесторов.

— Жмут на то, что исковая давность — три года — истекла. Якобы Счетная палата уже выявляла нарушения в ходе этой приватизации, копия отчета направлялась в Росимущество, но все спустили на тормозах. Только вот представитель Росимущества, поддержавший требования об изъятии акций, сообщил, что ведомство узнало о незаконности сделок из иска Генпрокуратуры. Ни днем раньше, ни днем позже.

Бажин рассмеялся:

— Молодцы какие, что тут скажешь. Тогда не посадили, потому что якобы о нарушениях не знали, а сейчас посадят потому, что тоже о нарушениях не знают.

— Ой, как пинается! — радостно воскликнула Алла Давыдовна. — Бабушку приветствует!

— Да, он уже хочет родиться и быстрее нацепить эти модные штанишки, — засмеялась Маша.

— А меня приветствовать! — Эля прижала ладони к животу и тут же получила ощутимый пинок крошечной пяточки, а может, кулачка. — А-а-а!

Молодец какой наш Андрюшка. Давай, малыш, мы тебя все очень ждем.

— Главное, чтобы малыш не вздумал родиться раньше, а то Бажин тут в командировку собрался. Туда и обратно, но все же.

— Маняш, если бы меня ждала такая детская, я бы тоже захотела родиться раньше. И мне так нравится, что нет акцента на голубой цвет. Правда.

— Ой, — Мария сморщила нос, — мне тоже не нравится, когда четко или голубой, или розовый. Глупости какие. Столько цветов, столько сочетаний может быть. Такое разнообразие.

Женщины сидели на светлом диванчике. Да и сама комната была светлой: молочные стены, мебель из выбеленного дуба. Но глаза от этой белизны не уставали. Вокруг все было наполнено яркими деталями. На мебели ручная роспись в виде иллюстраций Беатрис Поттер про Кролика Питера. В кроватке одеяло из американского хлопка, сшитое в стиле пэчворк, и небольшие мягкие игрушки из безопасных материалов. Почти все Машка сделала сама.

— Эля, ну что там? — Алла Давыдовна выразительно указала взглядом на дверь.

— Ой, не спрашивайте. Страшно, как в незнакомой подворотне, — отмахнулась Элька.

— А что такое? — прошептала с ноткой заговорщика женщина.

— А злой он.

— Эльвира, злые псы — самые преданные. Главное, приручить.

— Мне не дано. Я не умею.

— Так я тебя научу.

— Давайте! — засмеялась Эльвира.

— Ну не так же! — всплеснула руками Алла. — Вот как-нибудь сядем мы с тобой… нальем вишневочки…

Машка и Эльвира снова громко и весело рассмеялись.

ГЛАВА 29

Как и боялась Мария, малыш решил родиться именно тогда, когда папа улетел в командировку. Утром проводила мужа на самолет, а через несколько часов, в другой стране, Бажина догнало сообщение, что Андрюша появился на свет.

— Маняш, я же сказал: без меня не рожать, — потом было первым, что услышала по телефону, когда позвонила мужу.

— Это ты сыну своему претензии предъявляй, от меня тут вообще ничего не зависело. Все фотографии рассмотрел?

— Да. Он такой маленький. Как мышонок.

— Нормальный, уже полметра ростом, — засмеялась усталым смехом. — Мама тебе звонила? Поздравляла?

— Да. Что-то проплакала мне в трубку, — по-доброму усмехнулся Виталий.

— Она так переживала, вся переволновалась.

Чтобы не тревожить Виталия попусту, Мария не сообщала о начале схваток. Ни к чему это, когда находишься на расстоянии тысяч километров.

Роды были стремительными, да и мать ни на минуту от нее не отходила.

— Она с тобой сейчас?

— Вышла. Но вообще, да, она здесь.

— Слава богу, мне так будет спокойнее.

— Теперь можешь не переживать. Самое интересное ты благополучно пропустил. И мои вопли, и мои маты, и обещание, что я в жизни никогда больше не буду рожать, — посмеялась.

— И такое было?

— Все было. Блин, рожать все-таки больно, — легко говорила Маша.

Вся испытанная боль потускнела, как только она взяла на руки сына. Все стало неважным. Все, кроме теплого комочка прижатого к груди.

— Маняш, я люблю тебя.

Машка в ответ что-то гмыкнула и притихла.

— Маш, — позвал Виталий.

— М-м-м?

— Ты плачешь?

— Нет, — но голос ее выдавал.

Маша и не сомневалась, что слезы от Бажина даже по телефону не укроются, но сдерживаться больше не смогла.

— Перестань. Ну, чего ты? Все хорошо же?

— Да, все хорошо, — проговорила сдавленно, — просто я хочу, чтобы ты побыстрее к нам приехал, — отчетливо заплакала.

— Маняш, перестань, я и так тут без сердца. Не знаю, как дела закончу.

Был бы рядом, быстро успокоил. Взял за руку или обнял, или поцеловал, — сделал то, что нужно, а вот так, на расстоянии, по телефону, слова не клеились. Скупо все, рвано…

— Оно само. От счастья.

— Хорошо, что от счастья. Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке.

— Машуль, сейчас же успокойся. Иначе я буду переживать, места себе не найду. Слышишь, любимая?

— Ой, Бажин, не сюсюкайся со мной! А то я еще больше рыдать начинаю!

Чем нежнее он говорил, тем сильнее текли у нее слезы. От перенапряжения и последующего облегчения, от любви и счастья, от безумной тоски.