— Ты перестанешь трястись? — раздраженно спросил меня Алмазов, усаживаясь рядом со мной в такси. — Думай о том, что ты скоро увидишь Лизу.

«Выискался тут психолог!»

— Ты реально думаешь, что меня это должно успокоить? У меня акрофобия!

— Нет у тебя никакой фобии, ты просто боишься изведать что-то новое. Ты весь вечер вчера просидела на подоконнике, и никакой боязни высоты не испытывала, — откинувшись на спинку сидения, он прикрыл глаза.

— Значит, у меня аэрофобия!

— Откуда ты знаешь, если до этого ни разу не летала?

— Знаю!

— Это мы сегодня и проверим. Хотя больше похоже на то, что ты пытаешься вынести мне мозг, — открыв глаза, посмотрел Алмазов на меня. — А теперь помолчи немного, нам почти час ехать, я хочу подремать, — устроившись удобно, насколько позволял небольшой салон машины, он закрыл глаза.

«Подремать он хочет?!»

— Я вижу, тебя совсем не смущает, что мы не выспались по твоей вине?!

— Мы не выспались, потому что ты до трех утра бегала ко мне с вопросами, — не открывая глаз, раздраженно проговорил он.

— Не надо было меня заставлять изучать документы, в которых я ничего не понимаю! Я же сказала, что найму адвоката.

— Ты их не изучала, ты на них рисовала!

И это правда. Но рисовать на них я стала не сразу. Когда в десять вечера Алмазов приказал мне прочитать документы, я верила, что смогу быстро от них избавиться. Не думала, что это будет так нудно. Я честно пыталась вникнуть во все это, но сдалась. Мой мозг отключился, уснула я прямо на договоре.

Алмазову это не понравилось, он меня разбудил, заставил умыться холодной водой и сесть за изучение документов в кухне!

— Вот тебе карандаш, пометь все, что тебе неясно, я утром посмотрю, затем обсудим.

Прогнал мне весь сон, а сам отправился спать!

Тогда-то я и решила ему отомстить. Карандаш мне пригодился, с его помощью я убивала время — рисовала карикатуры на обратной стороне договора.

Каждые двадцать-тридцать минут шагала в гостиную, включала свет, без зазрения совести будила адвокатишку и засыпала его вопросами, а он отвечал и объяснял. Свое довольное состояние старательно при этом скрывала. Делала вид, что внимательно слушаю, но спроси меня сейчас хоть об одном пункте, я не вспомню.

Алмазов такой смешной спросонья. Первые три-четыре раза мне даже думалось, что он добрый. Но чем чаще я его будила, тем сильнее портилось у него настроение, становилось все пасмурнее и пасмурнее.

Ближе к трем часам ночи я добилась своего, терпение адвокатишки закончилось. Разразившись матерной тирадой, он порвал лист договора. Куда я могу отправиться с этим документом по его словам, повторять не стану. Сделав вид, что обиделась, я пошла собирать вещи.

Матерился Алмазов в это утро еще дважды: первый раз, когда сработал будильник, установленный в телефоне на четыре часа, второй раз, когда обнаружил мои рисунки в кухне на столе.

На борт самолета поднималась, словно всходила на эшафот. Вцепиться в поручень трапа мне не позволила гордость. Ну и Алмазов, который крепко держал меня за локоть и тянул за собой, словно я в последний момент могу передумать и сбежать.

— Мне нравится, что сегодня ты похожа на женщину, а не на оборванца, лететь с тобой будет не стыдно, — равнодушно произнес он. Но в его безразличие я не верила, слишком часто ловила на себе заинтересованный взгляд.

— Я почему-то думала, что тебя зовут Георгий Романович, а не Роман Георгиевич, — обратилась я к Алмазову, когда мы заняли свои места в самолете. Сидя в салоне первого класса, я до дрожи в коленях боялась взлета, вот и болтала все, что лезло в голову. Хотя этот момент меня и правда волновал. Уже не в первый раз задавала себе этот вопрос: «Как я могла перепутать имя и отчество Алмазова?»

— Индюк тоже думал… — не глядя на меня, буркнул он.

«И что должна означать эта фраза?»

— Объяснений я не дождусь, — нарочито равнодушно пожала плечами и уставилась в иллюминатор.

Он и не думал мне отвечать. Отмахнулся как от назойливой мухи, включил планшет и больше на меня не смотрел.

«Ну и ладно!»

Оксана бы наверняка дала Лизе отчество отца, а вот Ната по этому поводу не заморачивалась, выбрала к имени красивое подходящее отчество — Елизавета Константиновна.

За эти два дня Алмазов даже не попросил показать мне фото Лизы, словно она его вообще не интересует… Бесчувственный сухарь!

Как бы обидно мне ни было за племянницу, сейчас это все неважно. Я согласна терпеть этого ледяного истукана, лишь бы он вернул Лизу! Ведь мне тогда не придется выходить замуж за старого козла, у которого я сейчас снимаю квартиру.

Если Алмазов не обманул, и он правда станет помогать дочери финансово, деньги его я постараюсь не тратить, буду откладывать Лизе на банковский счет. На жизнь нам я постараюсь зарабатывать сама.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Этот чурбан бездушный никогда не поймет, что любовь не покупают. У него просто замечательная дочь, а он… робот, а не человек!

— Перестань.

— Что «перестань»?

— Так меня разглядывать, а то подумаю, что ты влюбилась, — не отрывая глаз от планшета, произнес он. А я осознала, что уже давно не смотрю в окно, а испепеляю взглядом Алмазова. Но отворачиваться я не спешила.

— Как можно быть таким бездушным?

— Душевная ты наша, — протянул он и перевел на меня взгляд. — Может, помолчишь? Я понимаю, что ты боишься лететь, понимаю, что гул двигателей тебя пугает до усрачки, но это не повод нести всякую хрень. Я могу тебя поцеловать, и ты успокоишься, — сказал Алмазов таким тоном, словно зачитал выдержку из конституции.

«Мне это, наверное, должно было польстить?»

— У меня в детстве был медотвод от прививок, захламлять свой организм бациллами не собираюсь, — огрызнулась я.

— А это уже интересно, — лениво протянул он. — Раньше ты целовалась только со стерильными? Или они тебе перед каждым поцелуем справки из поликлиники приносили? — не понятно было, злится Алмазов или насмехается, на лице застыла непроницаемая маска. — Больше чем ОРВи ты вряд ли от поцелуя подхватишь, а вот от незащищенного секса можно что-то пострашнее ветрянки поймать, — ухмыльнулся он, и я немного расслабилась, хоть какие-то эмоции.

— Да, ты прав. А еще от незащищенного секса дети бывают, — не удалось сдержаться и не напомнить ему о прошлом. — И не только женщина должна нести за них ответственность.

— Твое желание защитить сестру похвально. И я бы согласился с каждым твоим словом, не знай я Оксану лично. Наши мнения в этом вопросе диаметрально противоположные. Думай, что хочешь, — снова взяв в руки планшет, он вновь погрузился в работу.

Что я чувствовала в этот момент, не знаю. Нельзя судить человека, не выслушав его версию событий. Оксана об отце своего ребенка не сказала ни единого плохого слова, почему же я так сильно злюсь на него?

Когда самолет начал разгоняться, все мое нутро от страха заледенело, а когда шасси оторвалось от взлетной полосы, я была уверена, за мной пришла старуха с косой. Стоит где-то рядом и ждет! Самолету падать было необязательно, я сейчас умру от остановки сердца. Кончики пальцев, вцепившиеся изо всех сил в кожаные подлокотники, ощутимо болели. Воздуха в легких перестало хватать.

«Это мой первый и последний полет!» — зажмурившись, успела подумать я, прежде чем теплые губы властно прижались к моему рту.

И вот тут действительно мне стало… Страшно?!.. Совсем плохо?.. А может, хорошо?

«Нет-нет, плохо! Плохо! Мне стало очень плохо!» — пыталась думать именно в этом русле. Даже оттолкнуть этого зазнавшегося самца не могла, руки словно приросли к подлокотникам кресла!

Его губы на вкус терпкие, словно крепкий кофе без сахара. Нет, в этом поцелуе не было нежности и мягкости. Уверенные, ведущие касания не оставляли шансов на сопротивление. Чувствовала себя льдинкой, которая плавилась на его губах.

«Это грех — испытывать то, что я сейчас ощущаю!»

Несмотря на доводы разума, я приоткрыла рот под напором его губ и позволяла делать со мной все, что Алмазов считал нужным.

Так не целуются простые смертные. Нельзя одним поцелуем испепелить все преграды: девичьи табу, голос разума и прошлое, которое стояло между нами.

Чем властнее и напористее становились его прикосновения, тем сильнее росло мое желание стать равной партнершей в этом сражении. Схватила Романа за плечи, смяла в руках шелковую ткань белой рубашки, провела по его нижней губе кончиком языка.

Дыхание Алмазова изменилось… Но в следующий миг меня жестко опустили на землю.

— Дальше со своей истерикой будешь справляться без моей помощи! — процедил он зло, закинул ногу на ногу и опустил на колени планшет.

— Я не просила о помощи! Да за такую услугу в другой стране тебя можно было бы к суду привлечь! К сексуальным домогательствам только в России лояльное отношение! — гневно высказалась я.

— Домогательство? — вновь этот ленивый уверенный тон. — Можешь даже заявление в прокуратуру написать, не страшно. У меня свидетельница есть, что это неправда. Стюардесса видела, как мы целовались. Домогательством там и не пахло, ты чуть рубашку на мне не порвала, — глумился он, а я в ужасе искала взглядом бортпроводницу. Стыдно-то как!

«Не смогла совладать с собой, растаяла от поцелуя!» — ругала себя мысленно.

— Твой «праведный» гнев не введет меня в заблуждение, — продолжал он, не замечая моего смущения. — Тебе понравилось. Не лги ни себе, ни мне!

«Нет, не понравилось! Это я от страха ориентиры потеряла!» — внушала себе. Хотелось прокричать эти мысли вслух, но толку, Алмазов мне не поверит.

Провалилась бы сквозь землю от стыда! Тут же опомнилась и прогнала эти мысли. Куда проваливаться? Я в самолете! Пусть лучше Алмазов исчезнет куда-нибудь! Ведь его слова меня цепляли за живое, была в них крохотная толика правды — поцелуй мне понравился!

Захотелось спрятать лицо в ладонях и завыть.

«А ну успокоилась, ты не страус, прятать голову в песок!»

— Больше никаких истерик! — отчитал меня Алмазов, заметив, наверное, мое состояние.

Вот же!.. Дикарь с первобытными замашками: сначала лезет целоваться, потом орет! Смерив его высокомерным гордым взглядом, демонстративно отвернулась.

Глава 8

Алмазов

Решить скорее этот вопрос и постараться свести в дальнейшем наши встречи к минимуму! Лиза ни в чем не виновата, если тест ДНК подтвердит наше родство, в жизни ребенка появится еще один родной человек, ведь я не собираюсь оставаться в стороне, но от Никитиной мне лучше держаться на расстоянии.

Эта семейка обладает какой-то магической силой, иначе как объяснить мой интерес сначала к старшей сестре, теперь к младшей? Фиалка представляет угрозу моему спокойствию: слишком много я о ней думаю, и слишком сильно меня к ней тянет!

Вечно приходится с собой бороться. Ощущение, что между нами натянуты невидимые нити: постоянно хочется повернуть в ее сторону голову, остановить на ней взгляд, поймать улыбку… А эти красивые губы…

«Не нагнетай, Алмаз! Обычный недотрах. У нас, мужиков, лечится на раз-два, пара жарких ночей с какой-нибудь красоткой, о расцветающей Фиалке ты и не вспомнишь!»

А ведь внутренний голос прав. Мозг отвлекается на сексуальный объект, а я этого не люблю, поэтому разрядка должна быть регулярной. Вроде всего два дня без женщины, а ощущение, что постился пару месяцев!

Два вечера я наблюдал за ее перемещениями по квартире, чувствовал запах ее геля в своей душевой и представлял обнаженной. Вчера вообще полночи таскалась ко мне и будила. Спросонья сложно контролировать свои инстинкты, хотел схватить ее и подмять под себя.

«Хватит отвлекаться, нужно работать!»

Пришлось оставить контору без руководителя. На ближайшие два дня у меня не было запланировано никаких встреч, но вопросы у коллег возникали регулярно.

Делами опеки я никогда не занимался, специалисты, имевшие такую практику, у нас в конторе есть, поэтому пришлось обратиться к ним за консультацией. Сам тоже не сидел на месте, последние два дня штудировал забытый материал. Однозначного решения пока не принял, сначала увижу Лизу, поговорю с директором детского дома, а там буду действовать по обстоятельствам.

По некоторым высказываниям Кати догадался, что отношения с директором детского дома у нее не сложились. Ничего удивительного, ведь Фиалка выглядит, как подросток, понятно, что ей не хотят передавать опеку. Хотя, здесь я на стороне Никитиной. Лизе она сможет дать главное — любовь. А внешний вид девушки очень обманчив, это она снаружи напоминает нежный цветочек, а характер у нее стальной, не согнешь!