– Да, сэр.

– Отлично. – Батлер посмотрел на человека в скромном коричневом костюме с весьма заурядной внешностью: каштановые волосы, карие глаза, невыразительные черты лица – он совершенно не был похож на детектива.

Определенно он ничем не напоминал де ла Барку. Батлер поджал губы.

– Вы давно работаете в агентстве?

– Немногим более десяти лет. Сначала работал в Чикаго в главном офисе и теперь здесь, где мы открыли филиал. – Келлер уселся напротив огромного стола. Его взгляд сразу отметил очевидные признаки старости и болезни сенатора: землистого цвета кожа, трясущиеся руки, нервно дергающийся уголок рта и прерывистое дыхание.

Прежде чем кивнуть, сенатор тоже пристально изучал детектива.

– Отлично. Значит, у вас большой опыт. У меня для вас конфиденциальное задание.

– Вся работа, которую выполняет агентство Пинкертона, строго конфиденциальна, – заметил Келлер.

– Конечно-конечно, но это будет еще более конфиденциальным. Я хочу, чтобы вы навели справки о супружеской паре иностранцев, которая недавно появилась в городе. Все должно быть сделано очень тихо. Никто не должен об этом догадаться. Мы не можем никого оскорбить.

– Наше агентство славится умением работать осторожно.

Батлер поморщился оттого, что его прерывают.

– Обо всем, что вы узнаете, будете докладывать только мне.

Келлер кивнул; выражение его лица не изменилось.

Батлер пристально посмотрел на него, пытаясь понять, дошло ли до него сказанное. Возможно, этот сыщик все-таки гораздо больше похож на де ла Барку, чем ему показалось вначале.

– Это сугубо государственное дело. Келлер опять кивнул. Он не стал спрашивать, почему в таком случае дело нельзя было поручить сотрудникам государственной полиции.

Батлер достал из кармана огромный носовой платок и вытер вспотевшие ладони.

– Я хочу, чтобы вы тщательно проверили их происхождение. Выясните: те ли они, за которых себя выдают.

Келлер вынул свой блокнот.

– Назовите мне их имена, сэр, и потом скажите, почему вы думаете, что они не те, за кого себя выдают?

Сенатор с шумом выдохнул и откинулся на спинку стула.

– Просто у меня такое ощущение. Предчувствие.

Келлер ждал.

– Они англичане. Лорд и леди Эджмонт-Канфилд. – Батлер произнес это имя с презрительной интонацией. Подождал, пока Келлер его запишет. – Леди выдает себя за кузину миссис Бенджамин Уэстфолл.

Карандаш в руке Келлера дрогнул; детектив слегка нахмурил брови.

– Но Рут Уэстфолл родом из Чикаго. Как у нее может быть кузина-англичанка? По крайней мере она так утверждает. – Батлер наклонил голову, показав лысую и блестящую макушку.

– Вы хотите еще что-то рассказать мне? – напомнил ему Келлер.

– Мужчина утверждает, что он снайпер. Он носит темные очки, чтобы защитить свои глаза. Он не здоровается за руку. Боится повредить пальцы или что-то вроде того. – Батлер взглянул на детектива. – Вы слышали что-нибудь подобное?

Келлер покачал головой.

– Нет, сэр. Но я не охотник.

Батлер раздраженно передернул плечами.

– Я тоже никогда не слышал о таком. Хотя мой отец практически родился с ружьем в руках. Охотился высоко в горах... – Он замолчал. Его глаза покраснели. – Узнайте о них все. Каждую деталь их жизни с момента рождения.

Келлер отложил карандаш и закрыл блокнот.

– Слушаюсь, сэр.


Миранда сидела у окна и смотрела на улицу.

Джордж последний раз щелкнул ножницами, подравнивая усики Шрива, потом приложил горячее полотенце к его свежевыбритым щекам.

– Ты отлично выглядишь, – похвалил он друга. – У тебя прекрасный цвет лица.

– Спасибо, Джордж. – Шрив провел рукой по подбородку, проверяя эластичность кожи. – Кожа не обвисла?

– Ни капельки. Крепкая, тугая.

– Как ты думаешь, Миранда? – позвал Шрив. Он оттянул кожу на лице. – Кажется немного дряблой.

Когда Миранда не ответила, Шрив повернул голову в ее сторону. Она, должно быть, задумалась. Вчера ей пришлось пережить жестокий удар.

– Еще раз спасибо, Джордж. Ощущение прекрасное.

– Я рад, – сказал бывший актер. – Когда человек по-настоящему стареет, ему приятнее работать с молодым лицом.

Шрив усмехнулся.

– Или с пожилым.

– Это к тебе не относится, – улыбнулся Джордж, унося тазик и полотенца из комнаты.

– Миранда?

– Что?

Шрив приблизился к ней и, положив руки ей на плечи, принялся нежно растирать их.

– Не расстраивайся.

– Я была дурой, – сердито прошептала она. – Идиоткой. Меня следовало изолировать. Я перестала взрослеть в тот день, когда погиб мой отец. Я не приняла ни одного верного решения с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет.

– Это сейчас ты рассуждаешь как идиотка. – Шрив продолжал массировать напряженные мышцы ее плеч и шеи. – Дорогая, не вини себя...

Она высвободилась, встала и взяла его руки в свои. В ее голосе звучал гнев:

– Ты был прав с самого начала. Он усмехнулся.

– Я сильно в этом сомневаюсь.

– Не превращай все в шутку. Не надо!

– Миранда, любимая. Клянусь тебе, я не шучу. – Он попытался успокоить ее звуком своего голоса. Как он жалел, что не мог видеть ее лица!

Ее руки были холодны как лед, дыхание прерывалось, голос дрожал.

– До сегодняшнего дня я свято верила, что то, что я делала, было правильным.

Он нахмурился.

– О, я знаю, меня переполняют сожаления, угрызения совести. Мне было невыносимо то, что случилось с тобой, невыносимо то, что случилось с Джорджем и Адой. Я ненавидела де ла Барку, сержанта Траска и Бенджамина Уэстфолла. Его я ненавидела больше всех на свете. Но я никогда не считала себя неправой. Я была борцом за справедливость. Я была принцем Гамлетом; Бог и духи были на моей стороне в отмщении за ужасный грех. – Она начала смеяться. Внезапно она оставила руки Шрива и обхватила себя за плечи.

У нее в желудке было такое жжение, будто она проглотила горящие угли. Она застонала от боли.

– Миранда. – Шрив потянулся к ней, но она отстранилась.

– Нет, позволь мне это сказать. – Ее голос был глухим от сарказма. – Я никогда не считала цену слишком высокой. Потому что решив отомстить за смерть моего отца, спасти мать и убить человека, заслуживавшего смерти, я спасала весь Вайоминг ради живущих там поселенцев, сиу и шайенов.

– Миранда, не будь столь жестока к себе!

– Нет! Не смей оправдывать меня. Не смей! Будь честным со мной, как всегда. Ты всегда говорил, что я не могу играть роль. Я живу ею. Никакой интерпретации. Только чувства.

Он услышал ее шаги по комнате. Они были неуверенными, спотыкающимися.

– Ты заболела?

– Да! – почти выкрикнула она. – Да, мне плохо! Меня тошнит от того, что я сделала.

– Любимая...

– Позволь мне сказать. Я произнесла свою блестящую речь перед Адольфом, моей сестрой и Братом Белого Волка – этим уважаемым законодателем, этим благородным варваром, этим честным, верным... – В своем отчаянии она не находила подходящих слов.

Шрив опять шагнул к ней, но она удержала его.

– И они посмеялись надо мной. Им безразлично, что Батлер и Уолдрон – пара мошенников, продающих землю, которая им не принадлежит. Это делалось и раньше. А когда бедные люди, которые купили землю, приезжали на Запад, местные власти не говорили им, что они были обмануты. Их просто направляли на неплодородные земли, где они погибали от голода и жажды, или были убиты грабителями или индейцами.

– Если люди настолько глупы...

– Индейцы! – возмущенно воскликнула она. – Их вожди, вероятно, давно продавали свои земли и смеялись над белыми.

Шрив усмехнулся.

– Наверное. Разве голландцы, или англичане, или кто-то другой не купил Манхэттен всего за двадцать четыре доллара?

Миранда надолго замолчала. Шрив даже забеспокоился.

– Миранда?

– Теперь весь мир смеется надо мной?

– Нет.

– Я знаю, что ты многие годы смеялся надо мной. – Она села в кресло и низко опустила голову. – Я это сносила. Ты был ко мне снисходительным. Ты и сейчас, как всегда, снисходительно относишься ко мне. Я навсегда останусь для тебя Джульеттой.

Шрив подошел к ней. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил ее по щеке.

– Миранда, – тихо сказал он. – Ты всегда будешь для меня Джульеттой и не потому, что ты не повзрослела. А потому, что я полюбил тебя как Джульетту.

Она крепко стиснула зубы.

– О Шрив, мне так больно. Я хотела совершить правильный поступок. Хотела, чтобы все было по справедливости. А теперь я поняла, – она тяжело вздохнула, – что эта справедливость никому не нужна.

Он обнял ее за плечи и привлек к своей груди:

– «Что же такое честь? Слово».[67]

– Что?

– Я сказал: «Что же такое честь? Слово». Она резко отстранилась от него.

– Не цитируй мне Шекспира, – раздраженно произнесла она. – Я слишком долго жила в его мире. Я убила человека, которого никто особенно и не хотел убивать, кроме меня.

– Бенджамин Уэстфолл не был святым, – напомнил ей Шрив. – Уже за одно то, что он сделал с тобой, он заслуживал смерти.

– Но погибли и другие люди.

– Сержанта Траска я вполне могу тебе простить, – сдержанно сказал Шрив, поднимаясь на ноги.

Она позволила ему поднять ее и прижалась к его груди. Он обнял ее за плечи.

– Я больше не буду такой глупой, – пообещала она голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций и слез.

– Я искренне надеюсь, что это не так. – Он поцеловал ее в макушку.

– Я не буду... Что ты сказал?

– Именно по глупости ты заставила меня отойти от борта корабля там, посреди Атлантики. Умная женщина решила бы, что я совершаю правильный поступок.

Миранда подняла голову и посмотрела ему в лицо.

Его глаза были закрыты, будто он вспоминал картины прошлого.

– Практичная женщина забрала бы Джорджа и Аду и ушла бы из гостиницы в Лондоне навстречу новой блестящей карьере. Она никогда не стала бы связывать свою жизнь со слепым человеком, потерявшем веру в себя.

– Шрив, я не...

– Да, дорогая. Ты не знала ничего, кроме успеха. Ты верила, что жизнь – как пьеса: мечты сбываются, добро торжествует над злом. Ты верила в это так твердо, что это на самом деле происходило.

Его слова были как бальзам для ее исстрадавшейся души.

– Но если бы не моя вина, ты сейчас не был бы слепым.

– Я много об этом думал. Может быть, это все равно случилось бы, – серьезно сказал он.– Может быть, это мне на роду написано.

– Ты же этому не веришь. Он засмеялся.

– Нет, но если тебе от этого легче... Она обняла его.

– Чего бы мне ни стоило, я избавлю тебя, Аду и Джорджа от этого ужаса. Все остальное меня больше не волнует. Ни индейцы, ни Рейчел с Братом Белого Волка, ни Адольф...

Он прервал ее патетическую речь.

– Давай приляжем.

– Да. Хорошо.

Он подвел ее к кровати, уложил и снял с нее туфли. Потом сбросил ботинки и вытянулся рядом с ней, заключив в свои объятия. Нежными движениями он гладил ее спину, снимая напряжение ее мышц. Миранда задремала.

Вдруг ее сон нарушился. Она что-то забормотала, заворочалась и, вздрогнув, проснулась.

– Шрив!

– Я здесь.

Она успокоилась.

– Я люблю тебя. Он затаил дыхание.

– Достаточно для того, чтобы я мог заняться с тобой любовью?

– Конечно. Всегда. Когда только пожелаешь. – Она подставила губы для поцелуя.

Он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Его сердце билось учащенно. Он поднял голову, чтобы сказать:

– Я хочу сделать тебе ребенка.

– Шрив!

– Я думаю, мы оба готовы стать родителями, и я очень хочу тебя.

Она положила руки ему на грудь.

– Ты действительно думаешь, что все будет хорошо?

– Я уверен. – Он взял ее за плечи. – Все будет великолепно.

– Трагедия на самом деле кончилась? Он громко засмеялся.

– Все женятся. Рождаются дети. Начинается комедия.

Вдохновленная его убеждением, она изогнула спину и потянулась к завязкам на юбке.

Когда они оба освободились от одежды, она развела ноги, приглашая его. Но вместо того чтобы сразу войти в нее, он поднял ее ноги себе на плечи и обхватил ее бедра.

– Шрив, – простонала она. – Что ты делаешь?

– Отдаю всего себя, – выдохнул он. Ощущение полноты счастья исторгло у нее удовлетворенный стон. Никогда еще он не был так глубоко в ней. Он касался самой сердцевины ее существа.

– Двигайся вместе со мной, – прошептал он. – Двигайся, любимая.

Они вместе начали движение вверх-вниз. Напряжение нарастало, а с ним желание слиться друг с другом в единое целое.

– Шрив, – шептала она. – Шрив!

Его лицо было олицетворением страсти: мускулы были напряжены, белые зубы под черной щеточкой усов обнажены в улыбке, черные глаза устремлены в пространство куда-то за пределы комнаты.