— А… поняла. — Я протягиваю руку.

Джемисон отдергивает руку.

— Детка, если ты думаешь, что я позволю тебе наклониться и испортить эту идеальную фризуру, ты заблуждаешься. Потому что, бог мне судья, я видел гнев Ро и могу доказать это шрамами. Я пойду другим путем.

Теперь мой черед содрогнуться.

— Вот именно. — Джемисон раскрывает ножницы. Блеснула заостренная сталь. — Держись за стойку, — советует он. — А глаза, пожалуй, закрой.


«Послеоперационный период» я переживаю на сцене, отчаянно стараясь думать о чем угодно, кроме того, сколько людей сейчас рассматривает мой пах. Неожиданно громкость уменьшается, все подаются к дверям, и я понимаю: прибыл Джастин Филдс.

Джастин. Джастин. Моя рука скользит по ручке микрофона, неожиданно влажнея. Джастин. Джастин. Моя любовь старших классов. Джастин. Джастин. Кинозвезда.

Джастин проходит через толпу управленцев, которые пытаются пожать ему руку, и статистов, напускающих на себя безразличный вид, и от меня отрывается кусочек и улетает к стропилам, садится повыше, чтобы лучше видеть то, о чем потом буду рассказывать подругам. Джастин Филдс высокий. Джастин Филдс в темном костюме.

Джастин Филдс поднимается по лестнице. Я поворачиваюсь к нему. Актер появляется по кусочкам: рыжевато-каштановые волосы (довольно длинные и стильно нечесаные), сапфирово-голубые глаза (большие и пронзительные, его лучшая черта), озорная усмешка («секрет его успеха», если верить журналу «Премьер»), гибкая, красивая фигура (мышцы живота скрыты одеждой, но я могу себе представить). Наконец все шесть футов два дюйма улыбающегося Джастина Филдса оказываются передо мной.

— Эмили? — Он протягивает мне руку. — Джастин.

— Привет.

Джастин Филдс меня касается.

— Ого… — Он прижимает руку к груди. — У меня от тебя сердце остановилось.

Мое уже давно остановилось.

Он качает головой. Я ловлю проблеск фирменной усмешки.

— Прости. Надеюсь, я веду себя не слишком нагло.

— О, нет, я просто… — Умираю. — Спасибо. Спасибо, — с запинкой бормочу я. — Это очень мило.

Пронизывающий взгляд.

— Я просто говорю, что вижу, — говорит он.

Джастин Филдс со мной флиртует.

Джастин жестом указывает на микрофон:

— Хорошо поешь?

Я сжимаюсь.

— О, нет! Ужасно! Открываю рот!

— Правда? — Он кажется расстроенным. — Подо что?

— Под Уитни Хьюстон.

У него вырывается тихий стон.

— Уитни? Но почему?!

— Не знаю. Может, они подумали, что большинство моделей не знает джазовых песен, — пожимаю я плечами. — В общем, мне сказали потренироваться под Уитни, что я и сделала.

— Джастин! Эмили! Хватит болтать, нам нужно, чтобы вы заняли места! — одергивает нас Флавио.

— Пока!

Джастин уходит со сцены, и ко мне приближается Флавио, сопя почти как сумчатый дьявол. Я отхожу к краю сцены.

— Так, Эмили, начинаем! — говорит Флавио с легкой одышкой. — Сейчас будет очень сексуальная сцена. Очень сексуальная!

— Ладно.

— И я ее изменил. Я ее немного изменил по сравнению со сценарием.

Изменил? Я нервно глотаю. Когда изменения были к лучшему?

— Что изменили?

Он обводит рукой сцену, включая микрофон и Инструменты позади меня.

— Сегодня с нами лучшие джазмены города. Это, как вы понимаете, было очень недешево.

Флавио делает паузу, чтобы до меня дошло; я и так впечатлена. Лучшие джаз-музыканты Нью-Йорка? В этом ролике они просто дорогой реквизит. Какой в этом смысл?

— И вот я спрашиваю себя; зачем тратить такой талант зря? — продолжает Флавио. — Почему бы не дать вам, талантливым исполнителям, выступить?

Вам?

— Не мне, — нервно говорю я. — Я не талантливый исполнитель.

— Чепуха! Ты просто подстроишься под этих крутых парней и выдашь джайв.

На моей верхней губе сквозь пудру мгновенно проступает пот.

— Простите, вы не могли бы повторить?

— Джайв, Эмили, джайв! — кричит Флавио.

Он говорит «джайв» или «умирай»? Мой голос, когда он наконец ко мне возвращается, дрожит.

— А что с открыванием рта под Уитни Хьюстон?

— Можешь под Уитни… — Флавио делает рукой жест, словно взвешивает что-то на весах — так жестикулируют только иностранцы. — Только будешь петь джайвом.

Я худая и неловкая белая девушка, которой медведь на ухо наступил, — с чего этот парень решил, что я умею петь джайв?

— Петь джайв под Уитни? Это разве возможно?

Меня охватывает паника, и последние слова я уже кричу. Несколько «зрителей» кабаре хихикает. Флавио поднимает брови над очками. Я наклоняюсь к нему и пытаюсь шептать:

— Послушайте, Флавио…

— Осторожно, платье!!! — кричит Джемисон.

— Вы перепутали меня с настоящей певицей кабаре или еще с кем-нибудь, — говорю я, резко возвращаясь в вертикальное положение. — С кем-то, у кого есть талант. С кем-то другим. Я не умею петь джайв.

Флавио презрительно трясет головой и ищет в кармане сигареты.

— Ладно, джайва не надо — и скэта тоже, — добавляет он, словно я тешу себя мыслью о скэте.

Слава богу. Я испускаю такой вздох облегчения, что мои серьги звенят.

— Хорошо — вообще-то, прекрасно… потому что я практичес…

— Будешь просто петь под Уитни.

Пот уже не сочится, а льет ручьем.

— Нет, нет, Флавио, я не могу, я уже говорила на собеседовании, я ужасно пою, и я не думаю…

Он ударяет одной рукой по сцене, а другой, с зажигалкой, чуть меня не подпаливает.

— Слушай меня! Ты будешь петь, и сейчас же!

Клянусь, я не пытаюсь быть «проблемной», но я не умею петь. Правда. Спросите мисс Боузер, мою учительницу музыки в средних классах. Каждый год она смотрела на меня, вздыхала и махала рукой приблизительно в том направлении, где сидели мальчики, даже не утруждая себя выбором конкретного места. В результате я пою совершенно никак, а когда я закончила средние классы, думаю, и мне, и ей показалось, что мир зазвучал лучше. Менять эту ситуацию сегодня я не намерена.

К тому же пение меня просто приводит в ужас.

— Я не умею петь, Флавио, не умею! — шепчу я умоляюще.

Флавио сдергивает с себя очки. Его глаза как асфальт, жесткие и ничего не выражающие.

— Ерунда! Все могут петь, Эмили, это как ходить! А теперь перестань тратить наше время и работай!

Я не знаю, что делать. Я поднимаю глаза. Все молчат. На Меня пристально смотрят восемьдесят пар глаз, включая Джастина, который сидит за столиком впереди в свете прожекторов. Видимо, моя паника очевидна, потому что он ухмыляется своей озорной ухмылкой, посылает мне воздушный поцелуй и начинает хлопать и скандировать:

— Э-ми-ли! Э-ми-ли!

Другие, заключив по его поведению, что мне не хватает только ободрения, к нему присоединяются.

— Э-ми-ли! Э-ми-ли!

— Ладно, — говорю я. — Давайте.

Флавио направляется к камере.

— Отлично, поехали! Ребята, разогревайтесь.

— Мисс Вудс?

Я оборачиваюсь и вижу басиста.

— С какой песни вы бы хотели начать?


Я пою больше двух часов подряд. Пятнадцать минут «Fly Me to the Moon»[95], и Флавио ревет в уоки-токи: «забыть Фрэнка». Еще через пятнадцать минут мой джазовый репертуар истощился. Я перехожу к Арите и пою «Respect»[96], а потом «Lola»[97]. Это песни из моей любимой «сборки для Дивы», но я не чувствую себя дивой. Я чувствую себя омерзительно. В конце концов, трудно быть «секси, секси, секси», как кричит мне Флавио, когда ты мяукаешь как тонущая кошка.

— Сделай вид, что микрофон — гигантский член! — кричит Флавио. — Позабавься с ним!

Мне следовало бы накричать на него в ответ. Что-нибудь вроде: «Флавио, клянусь богом, если ты еще хоть раз скажешь слово «член», я запихну этот микрофон туда, где не светит солнце».

Но я не кричу. Я пою.

— Никогда не думал, что заскучаю по Уитни, — шутит Джастин, когда мы идем по коридору.

Я вяло улыбаюсь. Самое странное во всей этой истории было то, что, как бы плохо я ни пела, Джастин и статисты сияли и аплодировали в полном экстазе. (То есть пока камеры были включены. Между дублями я слышала хихиканья, а то и взрывы злорадного хохота.)

— Бедняжка! — говорю я Джастину, выпячивая нижнюю губу. — Как трудно тебе было играть!

— Нет, просто… — Он достает из кармана пиджака серебряную фляжку.

Неужели…

— Не может быть!

— Очень даже может, — говорит Джастин. — Я подлил себе в кофе виски.

Если вспомнить, вид у него был и вправду довольный.

— Не удивляюсь. Я и не думала, что ты настолько хороший актер, — поддеваю его я.

— Слышать такое от талантливой певицы особенно обидно, — парирует Джастин.

Мы пришли к моей гримерной. Я собираюсь ударить Джастина кулаком по руке, но он ловит меня за руку и держит, поворачивая так, чтобы я уперлась спиной в стену. Его синие глаза сверкают. И снова эта бесовская ухмылка. Он проводит пальцами по моей руке.

— К счастью, у тебя есть другие достоинства, — шепчет он.

— А у тебя, должно быть, глаза алкоголем залиты.

— Эмили… — Голос Стива доносится до нас через коридор. — Скоро подъедет машина.

Я отстраняюсь.

— Хорошо, спасибо!

Он переводит взгляд с меня на Джастина.

— Тебе еще что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо! До завтра!

— До завтра!

Я смотрю на Джастина, и мне вдруг становится неловко.

— Ну, спасибо, что меня провел. Сегодня было весело, — говорю я, хотя весело не было. Сейчас лучше.

Джастин хмурится.

— Было весело? Было? Кто сказал, что все уже закончилось? Я выпил четыре чашки кофе и почти все… — Он трясет своей фляжкой, которая, судя по звуку, действительно почти пуста. — И я готов ехать, так что поторопись, переодевайся, и я свожу тебя куда-нибудь. Поужинаем, сходим по клубам…

Джастин Филдс приглашает меня на свидание.

Его синие глаза близко, еще ближе. Губы касаются моего уха.

— Или еще лучше. У меня номер-люкс в «Ройялтоне». Можем поехать прямо туда.

Ах! Я слабею и приникаю к стене, пока выключатель не врезается в поясницу, приводя меня в чувство.

— Сегодня? О, Джастин, я не могу!

— М-м-м? — Он отводит в сторону мои волосы. — Ты шутишь.

Я сжимаю пальцами его запястья.

— Вообще-то нет. Дело в Байроне — это мой агент, понимаешь? Он хочет, чтобы я пошла с ним на пару вечеринок.

— Я с тобой.

Пауза. Скоро сезон показов, и надо знакомиться с редакторами и дизайнерами — «продвижение карьеры», как говорит Байрон. Но если я приведу Джастина, он придет в такой экстаз, что обо мне совсем забудет. С другой стороны, со мной будет Джастин Филдс…

— Ладно. Звучит неплохо!

Тут Джастин натягивает поводья.

— Приумерь свой пыл! — холодно говорит он.

— Нет! Я серьезно! Поехали с нами! Тебе понравится!

Он отходит, выпускает меня.

— Не думаю.

— Ну, может, тогда завтра? Я свободна завтра. Увидимся, да? Ладно, увидимся! Ну, пока!

Я забегаю в гримерку и закрываю дверь. Боже, я все испортила — а он, как он разозлился! Только такой странный взгляд в конце… Джастин казался почему-то… удивленным. Не верится, что для него это так важно. С другой стороны, Джастин — кинозвезда, ему вряд ли часто говорят «нет».

— Вот ты где! — из гардеробной рысью выбегает Джемисон. — Отличные новости! Я только что говорил по телефону с Софи. Тебе дают сорок процентов… Эмили! Платье!

— А… да! — Я встряхиваю волосами, словно чтобы забыть последние три минуты, и быстро подхожу к зеркалу. — Правда? Такая большая скидка?

— Да, благодаря мне. И, Эмили, если хочешь знать мое мнение, надо брать. По такой цене оно как украдено! И выглядит потрясающе. Убийственно!

Я снова рассматриваю платье со всех сторон.

— Думаешь?

— Определенно.

Я провожу руками по узорам, отмечая, как невероятно здорово все сшито. Сорок процентов от шести тысяч — это много, но здесь я тоже получу много: тридцать три тысячи. Тридцать три тысячи долларов — сколько тогда будет платье, десять процентов? Десять процентов — это ничто! А еще в этом платье я встретилась с Джастином Филдсом.

— Ладно. Беру.

Джемисон обнимает меня и начинает расстегивать пуговицы.

— Отлично! Давай я быстренько перезвоню Софи — чтобы ты могла забрать его домой. Кто знает, может, сегодня захочешь надеть! У тебя есть кредитная карточка?

Ну, еще бы. Платье снято. Пока я роюсь в своей сумке «Шанель» и достаю такой же кошелек (купленный в качестве награды за этот ролик; ну и что, будет две награды), мельком замечаю свой «загар», потрескавшийся, в струйках пота.